Страница 37 из 185
— В любом случае, — сказал через некоторое время Джед, — я не понимаю, как можно пойти и забрать одежду у кого-то без насилия. Надо же знать человеческую натуру, особенно женщин и такое прочее.
Сэм вежливо ответил:
— Есть общее рабочее правило, Джексон: если забираешь одежду, забирай ее, когда в ней никого нет, — например, в магазине или с веревки во дворе.
— Почему бы нам не поступить так, а в придачу не оставить там доллар, чтобы все было честно?
Что бы вы подумали — они все уставились на меня, как будто пыльным мешком по голове ударенные. Так взрослые вечно смотрят на то, что считают невозможным, и я видел, как они становились все счастливее и счастливее, расслаблялись все больше и больше, точно трое святых, которым нарисовалось не только спасение, но еще и манна небесная.
14
На следующее же утро мы отправились в деревушку в шести милях от нас, рядом с Северо-Восточной дорогой, — Сэм, Вайлет и я. Мы высказали соображение, что временные грешники, участвующие в экспедиции по краже одежды, должны быть способными быстро двигаться и обладать хорошим зрением. Джед с нами согласился. Кроме того, кому-то требовалось присмотреть за пещерой и нашими вещами. Но в придачу он еще до рассвета начал трудиться, намаливая удачу в доллар, отданный Вайлет, потому что если мы оставим за одежду настоящий счастливый доллар, это скостит наш грех почти до нуля. Так что он честно заслужил свой отдых.
Сначала я проник в деревушку один и обыскал ее дважды или трижды. Это была бедная грязная деревенька с обветшалой изгородью, окружавшей клочок земли в двадцать или тридцать акров, и со столь маленькой территорией, расчищенной за этой изгородью, что я понял: ее жители должны жить по большей части охотой и рыболовством, и, возможно, еще несколькими ремеслами. Проселок связывал ее с Северо-Восточной дорогой, но с дальней стороны деревни дороги не было. Я нашел три стоящих в стороне дома с садами приличных размеров — два на северовосточной стороне и еще один около задних ворот, — принадлежащие, скорее всего, человеку, которого в таких деревнях называют Проводником.
Мы остановились на заросшем деревьями холме, откуда был виден дом у задних ворот, поскольку там имелась очень интересная веревка для сушки белья. Пока мы осматривались, из дома вышла тощая девица в желтой сорочке и добавила к тому, что уже висело на веревке, целую корзину белья.
В деревушке, вроде этой, Проводник считается выше всех, кроме разве лишь главного священника да мэра. Проводник руководит любой работой, имеющей отношение к лесной глуши, организует все группы для охоты или рыбалки, которые обычно сам же и водит, следит за признаками изменения погоды и за временами года, распределяет все, что приносят охотники и рыболовы, не обделяя при этом и себя самого. В убогих маленьких деревушках его назначают вместе главный священник и мэр; в баронских — их не слишком много в восточной Мога — он был бы еще и торговым представителем (которого иногда называют вассалом) самого барона, причем пожизненным. В любом случае, деревенский Проводник — не из тех, с кем можно шутить, а мы сидели на холме, намереваясь украсть вещи с его любимой веревки.
Мы наблюдали более получаса, разглядывая не только сам дом, но и большущую собачью будку рядом с ним. После того, как девица, развешивавшая белье, зашла внутрь, мы не увидели ни души. Таков характер работы Проводника — его чаще всего не бывает дома. Как и его собак. А на веревке развевалась огромная белая сорочка — ее хватило бы на три или четыре набедренных повязки. Да и остальное барахло: желтая сорочка вроде той, что была на девице, и набор других вещей (полотенца, коричневые набедренные повязки и тому подобное) — нас очень заинтересовало. Мы не могли упустить такой шанс.
Лес оканчивался в сотне ярдов от дома, и тут начинались грядки, засеянные зерном. Стоял июнь, и колосья были уже достаточно высоки, чтобы в них мог скрыться человек, стоящий на четвереньках. Этим человеком должен был стать я, поскольку я оказался самым маленьким из всех, да к тому же одетым не в катскильское зеленое. И, если бы вора поймали, у меня, с моим моганским выговором, был бы шанс выклянчить помилование. Мы спустились с холма, и я оставил Сэма и Вайлет на краю леса, обещав свистнуть, если мне понадобится помощь. Я прополз между грядок с зерном, используя желтую сорочку как ориентир[17], солнечное утро уже плавно перетекало в день.
Я находился у конца грядки, когда из дома послышались женские голоса, слабые, совсем не похожие на трескотню забежавших поболтать соседок. Дом был низким, выстроенным безо всякого плана, но на совесть, с маленькими окнами, зарешеченными от волка и тигра или бандитов, которые живут в подобных пустынных краях. Веревка была натянута между столбом и углом дома. Я должен был пересечь маленький дворик, который из некоторых окон просматривался. Вход в дом был прямо напротив меня, а справа, не больше чем в двухстах футах, находились задние ворота деревенской изгороди. За столбом, на котором крепилась веревка, я заметил боковую дверь, которая, возможно, вела в кухню, поскольку прямо за ней расположился маленький огородик. Я на четвереньках перебрался через двор, лишь потом сообразив, что мы забыли о маскировке моей рыжей головы. Тем не менее никто не заметил меня, а на углу дома, где была прикреплена веревка, я был уже не виден из окон.
Откуда-то появилась седовласая женщина, постучала рукой по задним воротам, принялась отдавать какие-то распоряжения кому-то за ними — так, по крайней мере, мне показалось. По всей очевидности, она застукала стражника спящим. Я влез в ту желтую сорочку и обмотал голову полотенцем с такой скоростью, что и сам не заметил, каким образом сделал это. Когда почтенная дама окончила свою лекцию и пошла дальше, я уже собрал все белье в кучку, которая прекрасно замаскировала меня.
Мой разум словно раздвоился: теперь, когда я выглядел похожим на прачку в желтой сорочке, мне показалось как-то не очень удобно просто уйти в лес. Я был обязан отнести белье в дом. Пусть оно еще и ужасно мокрое… Если седовласая женщина была близорука, она вполне могла принять меня за законную владелицу этой желтой сорочки, так что, направляясь в сторону кухни, я попытался изобразить своим задом изящное женственное покачивание. Не думаю, чтобы вышло очень привлекательно — зад был в два кулачка.
Кухня оказалась большой, прохладной и благословенно пустой. Пройдя всю деревню, пожилая женщина не могла идти куда-либо еще, кроме как в этот дом. Скорее всего, она шла в гости, поскольку большущая белая сорочка не могла принадлежать ей — она явно предназначалась для кого-то, обладающего фигурой пивного бочонка с двумя прикрепленными впереди арбузами.
Из соседней комнаты донеслись женские голоса. Одна из женщин, которая, судя по всему, подошла к окну уже после того, как я пересек двор, сказала:
— Это она, ма.
Ma ответила:
— Ладно. Ты знаешь, что делать.
Ничего определенного сказано не было, но почему-то от этих слов меня кинуло в дрожь. Молодой голос был жалобным, полуиспуганным; голос ма — высоким, хриплым и грубым, и я понял, что именно она была владелицей огромной белой сорочки и большой любительницей покушать. Я вспомнил, что слышал от кого-то, будто деревенские жители очень любят пользоваться кухонной дверью, забился со всей кипой белья в подвернувшуюся кладовку, закрыл дверь и приник к замочной скважине как раз вовремя, чтобы увидеть, как Ма и Желтая Сорочка входят в кухню. Я рассчитывал, что в кладовке найдется второй выход, но там было только высокое зарешеченное оконце. Я попал в ловушку.
Ма оказалась не только немыслимо толстой, но еще и шести футов ростом, одетая в невообразимое платье — глухой черный балахон, доходящий до щиколоток. Из-под подола высовывались дорогие шлепанцы из воловьей кожи. Волосы толстухи были убраны под лиловый тюрбан, а в ушах висели костяные украшения. Я до сих пор думаю, что хозяин того дома был деревенским Проводником, серьезным и ответственным, каким ему и положено быть: в кладовке висело охотничье снаряжение, а расположение дома было традиционным для жилья Проводников. Наверное, когда мужчина был дома, жена его прикидывалась образцовой хозяйкой, пряча черный балахон и ужасный тюрбан там, где муж не мог наткнуться на них. Судя по этой одежде, она была ведуньей, к кому люди приходят тайком — за любовными зельями, снадобьями для абортов и ядами.
17
Да, это мой Дэви. Что бы еще могло так взволновать его? (Ник)