Серьёзные отношения

Но Энн сказала также, что он едва стоит на ногах, страшно устал… А вдруг он тяжело болен? Может быть, он ездит в Америку на лечение, поэтому-то ему так не хотелось, чтобы она сопровождала его? Но если он болен, то приступы его болезни могут повторяться снова и снова. Что тогда ждет их в будущем?

Лучше об этом не думать. Надо заняться делом! — приказала себе Тина. Она, не теряя времени, позвонила литературному агенту и сказала, что очень заинтересована перспективой работы над постановкой «Битвы при Леньяно» и хочет встретиться с директором и режиссером. Пьесу должен был ставить один из лондонских театров, и, таким образом, она могла по-прежнему жить в квартире Дьюка, ожидая его возвращения. Если Дьюк явится, когда ее не будет дома, то сразу догадается, что она все еще здесь и ждет его.

Почувствовав прилив сил и энергии, Тина встала, оделась и отправилась в магазин. Она купила диск с записью оперы и, вернувшись домой, уселась в кресло, снова и снова вслушиваясь в музыку Верди и слова, растворяясь в них, чтобы быть по всеоружии, когда придется беседовать о концепции постановки с режиссером и продюсером. Работа захватила ее, все прочие заботы и тревоги отошли на второй план, потускнели…

Двадцать восьмого февраля ей вдруг позвонил Дерк Роуан. Он поздравил Тину с замечательной работой — настоящий лакомый кусок, как он сказал, и пригласил отпраздновать это событие в ресторане. Тина испытала сильное искушение нарушить данную Дьюку клятву и встретиться с Роуаном. Ведь она могла хитроумными маневрами заставить этого неисправимого болтуна раскрыть ей тщательно оберегаемые Дьюком тайны. А что он о них знает, Тина не сомневалась. Однако она все же не осмелилась нарушить свой обет и отказалась от предложения, сославшись на сильную мигрень.

Эту ночь она провела без сна, обдумывая все те вопросы, которые могла бы задать Дерку, и гадая, как бы он ответил на них. Но стал ли бы он ей что-нибудь говорить? Не постарался ли бы уйти от ответа, как и Энн Йорк?

Мысли Тины постепенно становились все более смутными и путающимися, и она уснула. Однако сон не принес ей облегчения. Неясные тревожные видения томили ее вплоть до самого утра. С какой радостью она пробудилась, стряхнув с себя все ночные страхи, встретив слепящие лучи утреннего солнца. Зажмурившись, Тина подумала, что вот наконец идет весна. Даже воздух, который она с наслаждением вдохнула, был каким-то другим.

На стеклах эркера играли солнечные зайчики. Плотной пелены облаков, затягивавших небо накануне, как не бывало. Какой хороший сегодня день, подумала Тина улыбаясь. Да, ведь сегодня первое марта, первый день весны. И в воздухе точно чувствуется новый, весенний запах.

Она снова вдохнула полной грудью, наслаждаясь тонким ароматом. Слегка повернув голову, Тина поняла, что он вовсе не воображаемый! В воздухе действительно стоял аромат весенних цветов! Она резко села, широко раскрыв глаза. На подушке, где обычно лежала голова Дьюка, теперь покоился огромный букет!

В душе Тины точно взошла заря.

У нее больше не оставалось ни сомнений, ни тревог. Стремительно отбросив одеяло, она выскочила из постели и босиком побежала в гостиную. Каждая клеточка ее тела пела от радостного возбуждения. Дьюк наконец вернулся к ней!

Он крепко спал на одном из кожаных диванов в гостиной. Заметив его, Тина встала как вкопанная, едва не споткнувшись. Она не кинулась к нему с воплем восторга, не обвила руками его шею. Но это не потому, что она боялась его разбудить. Причиной стал ужас. Дьюка было невозможно узнать.

Он так исхудал, что, казалось, от него остались только кожа да кости. На щеках пролегли глубокие морщины, точно у древнего старика, рот запал. Под глазами темнели круги, а сами глаза словно провалились в глубокие глазницы. Лицо Дьюка стало мертвенно бледным. Сердце Тины забилось от страха и жалости. Что же пришлось пережить Дьюку, раз он так ужасно изменился? Какое горе, какие болезни и терзания довели его до такого плачевного состояния?

Боясь разбудить его, Тина на цыпочках подобралась к Дьюку и нежно, едва касаясь, провела пальцами по его щеке, точно желая убедиться, что под пергаментно-бледной кожей все еще бьется жизнь.

Он широко открыл глаза.

— По-моему, меня коснулся ангел, — прошептал он со своим певучим ирландским акцентом, всегда сводившим ее с ума.

— Дьюк… О, Дьюк. — Слезы подступили к ее глазам. Оказалось, что впечатление о полной изможденности Дьюка весьма обманчиво, потому что через секунду Тина уже оказалась с ним рядом. Он прижал ее к себе, губами осушая слезы.

— Я так сильно хочу тебя… Скажи, что все в порядке, — прошептал он. В его голосе звучало такое неприкрытое дикое желание, что Тина поняла, насколько же он стосковался по ней.

— Я всегда буду желать тебя, — ответила Тина. Ее душа была так полна радостью, что она с трудом сдерживала счастливый крик.

Дрожь охватила его тело. Губы искали ее, томили своей страстью, звали. И Тина, забыв обо всем, отдавалась их ласке, мечтая лишь об одном — чтобы все произошло как можно скорее.

Тело Дьюка напряглось, каждая жилка пульсировала от возбуждения, от потребности немедленно обладать ею. Сильные молодые руки схватили Тину и подняли ее, понесли в спальню. Его ноги ступали легко и уверенно, словно он нес не ее, взрослую женщину, а крошечного зверька. Его зеленые глаза пылали бешеным огнем вожделения.

— Цветы! — слабо вскрикнула Тина, когда они оба опустились на кровать.

Дьюк локтем отшвырнул букет, и он полетел на ковер.

— Ты для меня весна, — сказал он, набрасываясь на ее тело с отчаянностью одержимого.

Пока Дьюк был рядом, Тина не могла думать ни о чем другом. Просто вот так лежать рядом с ним, кожей ощущая рядом с собой любимого, — и пусть весь мир валится в тартарары, если хочет, ей ни до чего нет дела.

Она повернула голову на подушке и взглянула на него, желая увидеть выражение его лица. Глаза Дьюка были закрыты, но на губах играла довольная улыбка. Она потянулась и легонько прикоснулась к его губам пальцами, обрадовавшись, что, судя по всему, он вновь обрел вкус к жизни.

— Я должна тебе сказать кое-что, — повинуясь импульсу, произнесла она и тут же заколебалась. Тина понимала: рано или поздно все равно должна будет рассказать, что он станет отцом, но подходящий ли это момент? Не будет ли потеряно все только что приобретенное? Не оставит ли он ее вновь? Неприятный холодок прошел по ее спине. — Я занялась художественной постановкой «Битвы при Леньяно», — нетвердым голосом проговорила она.

Он пристально поглядел на нее.

— Это хорошо или плохо?

Казалось, гораздо проще обсудить с ним этот вопрос, чем затрагивать тему, которая может привести к самым катастрофическим и непоправимым последствиям.

— Все зависит от тебя, Дьюк. Может быть, я сейчас понадоблюсь для работы над твоей новой пьесой?

Улыбка на его лице превратилась в болезненную гримасу.

— Я ничего не писал эти месяцы. По крайней мере, ничего важного. У меня нет для тебя работы, Тина, — заявил он.

Покинуло ли его вдохновение, или же он пытался и не сумел выразить свои чувства словами — Тина не знала. Очевидно было только одно — там, в Америке, ему пришлось пережить такое, о чем он не хочет вспоминать, и ей не стоит бередить его старые душевные раны.

— А работа над «Битвой…» увлекает тебя по-настоящему? — спросил он с видимым интересом.

— Да, — ответила она, но это «да» прозвучало как-то вяло, без энтузиазма. На уме у Тины были вещи поважнее.

— Это не то, что ты собиралась рассказать мне, Тина, — тихо сказал он.

— Откуда ты знаешь? — Ее голос сорвался от волнения. Неужели он обо всем догадался по каким-то одному ему заметным признакам?

Его глаза смотрели нежно и заботливо, приглашая ее во всем ему довериться.

— Я почувствовал, как ты дрожала, — объяснил он, подтверждая, что не пропустит ни малейшей перемены в ее облике или поведении.

Решимость боролась с сомнениями. Наступал важнейший момент в ее жизни. Больше откладывать объяснение было нельзя. Она твердо считала, что поступила правильно, и надеялась, что Дьюк тоже решит так.