Ласковый голос смерти

– Это только в нашем городе? – спросила Эллен. – А в других частях страны?

Черт, я совсем забыла про соседний слайд!

– Это тоже интересно. Данные представлены на следующем слайде…

Кейт поняла намек и нажала кнопку.

– График достаточно прост. Как видите, везде вокруг по сравнению с прошлыми годами ничего не изменилось. Какова бы ни была причина этого всплеска, он наблюдается лишь в Брайарстоуне.

Все уставились на картинку. Женщина из социальной службы даже раскрыла рот. Фрости провел рукой по коротко подстриженным седым волосам.

– Я передам это в оперативный отдел, – наконец сказал он. – Посмотрим, вдруг у них появятся какие-то мысли. Аннабель, можете послать мне ваши слайды по электронной почте?

– Да, сэр, – ответила я.

– Если хотите, отправлю прямо сейчас, пока у меня все открыто, – услужливо подсказала Кейт.

– Идешь? – спросил Триггер у Кейт, стоя на пороге в пальто.

Было половина четвертого. Триггер имел личное место на автостоянке, чему был обязан трещине в бедре (что, как ни странно, не мешало долгим прогулкам, которым он посвящал бо́льшую часть выходных и праздников), и Кейт обычно просила подвезти ее до перехватывающей парковки.

– У меня еще есть дела, Триг, – ответила она. – Спасибо. Увидимся завтра.

Я удивленно взглянула на Кейт. Частенько после оперативной презентации она настолько выматывалась, что уходила намного раньше обычного.

– Фрости еще не прислал тебе письмо? – спросила она, когда Триггер ушел.

В управлении наступила тишина, даже громкоговоритель в коридоре молчал уже около часа.

– Прислал, – ответила я.

Письмо пришло с час назад, но я была слишком расстроена и разочарована, чтобы об этом рассказывать.

– И?..

– Они даже смотреть не стали. Мол, им хватает и текущих преступлений.

– Я же тебе говорила.

Толку от ее ответа было мало, но, по крайней мере, она проявила хоть какой-то несвойственный ей интерес.

– Оперативники только и думают, как улучшить показатели в угоду министерству, – возмутилась я. – Борьба с преступностью, раскрываемость и все такое. Если они не могут распутать какое-то дело, то притворяются, будто ничего вообще не случилось, никакого преступления не было. И им совершенно наплевать, что они работают с живыми людьми. Все сводится к статистике и поиску легких путей. Порой это меня с ума сводит.

Полчаса спустя мы вместе поднимались по склону холма к автобусной остановке. Кейт раньше со мной не ходила, даже когда мы направлялись в одну и ту же сторону и в одно и то же время. В четыре часа я выключила компьютер и пошла вымыть чашку. Когда я вернулась, Кейт уже стояла в пальто, и в итоге мы отправились на остановку вместе, будто всегда так и делали.

– Тут ведь еще проблема в том, – сказала я, слегка запыхавшись на подъеме, – что у нас даже жары особой не было, или необычно холодной зимы, или еще чего-нибудь в этом роде.

– Или наводнений, – добавила Кейт, чьи длинные ноги успевали без каких-либо усилий сделать один шаг там, где мне требовалось два.

– И, как я говорила на презентации, далеко не все они были стариками. Той, что нашли в пятницу, было сорок три. А женщину из Хэмпшира помнишь? Которую нашли в Бэйсбери? Всего двадцать один год. А другой – тридцать девять.

– Тебе-то самой сколько? – спросила Кейт.

– Тридцать восемь.

Она усмехнулась – усмешкой женщины, которой еще не было и тридцати и которой казалось, что до сорока еще очень и очень далеко.

– Не могу представить ничего ужаснее, чем умереть в собственном доме и остаться там гнить, – тихо сказала я, проходя мимо автоматических дверей аптеки и наслаждаясь коротким порывом теплого воздуха.

– Ты же все равно будешь мертвая и ничего не узнаешь, – пожала плечами Кейт.

Я прикусила язык.

«Представь, что это вовсе не конец, – хотелось сказать мне. – Представь, что ты смотришь на собственное разлагающееся тело и понимаешь, что вокруг нет никого, кто хотя бы поинтересовался, отчего тебя давно не видать».

– Тебе не кажется, – снова заговорила я, с тоской вдыхая аромат, исходящий из пирожковой на углу, – что окружающие должны были хоть что-то заметить? Особенно в случаях с теми, кто помоложе. У них наверняка были семьи, коллеги, друзья. Даже если они не работали, они должны были регистрироваться на бирже труда или что-то вроде того. Не так-то легко просто взять и исчезнуть.

– Пожалуй. Думаю, если я пропаду на пару дней из «Фейсбука», про меня начнут расспрашивать.

Мы присели на ограждение, дожидаясь автобуса, вернее, Кейт присела и закурила, а я прислонилась к стене с подветренной стороны.

– Хотя, может, и нет, если уйти постепенно, – сказала она несколько минут спустя.

– Уйти откуда? – спросила я.

– Из «Фейсбука». Я про что – если намереваешься оставить общество, ты постепенно перестаешь писать в «Фейсбук», и какое-то время спустя никто даже не заметит, что тебя больше нет. А если заметят… может, оставят сообщение, пошлют письмо, но если ты не станешь отвечать… Собственно, бо́льшая часть этих так называемых друзей вовсе не настоящие, в смысле не близкие. А настоящим можно сказать, что уезжаешь за границу, или у тебя сломался компьютер, или еще что-нибудь. Сколько месяцев пройдет, прежде чем кто-то всерьез заинтересуется, где ты?

– Меня нет в «Фейсбуке», – сказала я, но она меня не слушала.

– И все-таки не вижу смысла придавать этому значение. Двадцать четыре трупа или пятьдесят четыре – в любом случае речь о естественной смерти. Люди каждый день умирают сотнями. Насколько я понимаю, никто из этих разложившихся людей не стал жертвой убийства?

– В одном случае коронеру не удалось определить причину смерти, – покачала головой я, – но в большинстве других считается, что смерть наступила по естественным причинам.

– И ничего их между собой не связывает?

– Ничего, кроме того, что тела всех найденных сильно разложились и что все они жили в Брайарстоуне…

– Что ж, увы, – мы лишь криминальные аналитики и не занимаемся социальными проблемами. Скорее всего, именно так тебе и скажут. И что еще хуже… – Она спрыгнула с ограждения и погасила окурок об урну. – Если они решат, что ты чересчур увлеклась, тебе найдут какую-нибудь другую работу.

– Здо́рово, ничего не скажешь, – усмехнулась я.

Словно чтобы разнообразить нашу беседу, из-за поворота появился мой автобус – точно минута в минуту. Кейт, чья машина была припаркована на другой автостоянке, со стороны Бэйсбери, предстояло подождать чуть дольше.

У моего дома не оказалось ни одного свободного парковочного места. Пришлось оставить автомобиль на главной улице, где жили все местные гопники и наркоманы, и возвращаться пешком, трижды проверив, заперта ли машина и не осталось ли внутри чего интересного или ценного. Вряд ли десятилетний «пежо» кого-то соблазнит, но, к несчастью, из-за базовой конфигурации угнать его было очень легко. Впрочем, если даже его и украдут, мир не перевернется, просто станет чертовски неудобно.

Люси встретила меня в начале улицы, спрыгнув с невысокой изгороди, и до самой двери путалась под ногами, будто ее три недели не кормили. С трудом отыскав в темноте замочную скважину – надо все-таки сменить лампочку, – я открыла дверь и тут же услышала телефонный звонок.

– Алло? – Это была моя мать. – Да, мама, только что вошла. Можно тебе перезвонить?

– Вообще-то, я весь день ждала – думала, на работе ты слишком занята, – но если сейчас ты говорить не можешь…

– Извини, мам, я просто устала.

– Я ненадолго. У тебя есть ручка?

Сев в пальто на диван и положив на колени блокнот, я составила для нее список покупок на завтра. Кошка вертелась у ног, цепляя когтями юбку и колготки; я раз за разом пыталась ее отогнать, пока наконец не сдалась – сунула трубку под ухо и пошла в кухню за кормом.

Приготовив себе омлет к чаю, я посмотрела по телевизору передачу про Африку, а потом пошла принять ванну. Сидя в горячей пенной воде, я вслушивалась в царившую в доме тишину, эхом отражающуюся от стен.