Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 1 из 15



Элизабет Хейнс

Ласковый голос смерти

Моим лучшим подругам

Анджеле Уайли, Карен Эслетт и Линдси Браун

с любовью

Elizabeth Haynes

HUMAN REMAINS

Copyright © 2013 by Elizabeth Haynes

All rights reserved

© К. Плешков, перевод, 2014

© ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2014

Издательство АЗБУКА®

Аннабель

Вернувшись домой, я ощутила в прохладном воздухе еле заметный запах, доносящийся от мусорных баков, и поневоле поморщилась.

Я открыла заднюю дверь и погремела коробкой сухого корма, надеясь, что Люси бросится ко мне со всех лап. Ночь была ясной, и кошка вполне могла объявиться уже после того, как я удалюсь в ванную, а потом завыла бы, заскреблась, требуя, чтобы ее впустили. Как я ни пыталась научить Люси пользоваться кошачьей заслонкой – уговорами, подкупом, даже силой, – кошка не обращала на приспособление никакого внимания, входя и выходя лишь тогда, когда я была дома и могла ей открыть сама. Я даже убирала лоток, но кошка лишь мочилась на линолеум в кухне, а потом драла его когтями, пытаясь скрыть следы преступления. И в конце концов я сдалась.

Несколько минут я стояла в дверях.

– Люси? – звала я. – Люси!

Без толку. Проклятая кошка может всю ночь болтаться на улице, зная, что через пару часов найдет хозяйку на том же месте, мокрую и замерзшую, кутающуюся в банное полотенце и гремящую кошачьим кормом, а сама сядет на лужайке и с упреком на меня вытаращится: мол, ну что ты так долго?

Приготовив себе чашку мятного чая и тост с сыром, я села за кухонный стол. Я поглядывала на открытую дверь, на случай если кошка войдет в дом и можно будет закрыть дверь, отрезав Люси путь к отступлению. Доев, я смахнула крошки в мусорное ведро и принюхалась. Чем-то пахло, и запах был явно не из приятных. Последний раз я ощущала подобный запах, когда кошка притащила в дом лягушку, о чем я не догадывалась, пока не обнаружила под буфетом в столовой, у самой стены, наполовину высохший трупик; чтобы его вытащить, пришлось опуститься на четвереньки, вооружившись кухонным полотенцем и резиновыми перчатками.



Вернувшись к двери, я подумала: может, на этот раз Люси прикончила голубя и милостиво бросила его у мусорных баков, полагая, что сама хозяйка не сумеет от него избавиться? Я взяла из ящика стола фонарик и осторожно шагнула с крыльца в темноту, прислушиваясь к шуму дороги за деревьями. Остановившись между моим домом и соседним, я по очереди открыла оба контейнера – черный и зеленый для пищевых отходов. От обоих воняло, но не тем. Я посветила фонариком на землю. Ни голубя, ни крысы – никакой дохлятины.

Соседний дом уже довольно давно пустовал, но я вдруг поняла, что изнутри исходит тускло-золотистый свет, словно в дальней комнате горит одинокая лампочка.

Я попыталась вспомнить, когда в последний раз выходила сюда. В воскресенье? Но тогда ярко светило солнце, и лампочку я бы просто не заметила. Может, агент по недвижимости или застройщик забыл выключить свет?

Когда я въехала, по соседству жила супружеская пара. Я напрягла память – как же звали ту женщину? Да, Шелли – она сама так представилась жарким летним днем. Я возвращалась домой, а она работала в саду и остановила меня на пару слов, хотя я не испытывала никакого желания с ней общаться. Я очень устала, и больше всего мне хотелось войти в дом, сбросить туфли с ноющих ног и напиться холодной воды. Из разговора я запомнила лишь ее имя, а также, что ее «партнера» – слово, всегда казавшееся мне странным, в отличие от «бойфренда», «мужа» или «жениха», – звали Грэхем. Его я так ни разу и не встретила. Думаю, той же осенью он уехал, и, хотя его партнерша несколько раз попадалась мне на глаза вплоть до зимы, полагаю, вскоре после Пасхи уехала и она – с тех пор я ее не видела, а сад, за которым она прежде ухаживала, зарос сорняками.

Медленной волной накатил страх, а следом со стороны пустого дома послышался некий звук. Что-то явно было не так. Пока я вглядывалась в темноту, кошка протиснулась через калитку, подошла и обвилась вокруг моих ног. Она вся перемазалась какой-то липкой вонючей дрянью, следы которой оставались на моей юбке. Я прикрыла нос и рот ладонью, спасаясь от запаха.

Я подумала, что стоило бы вернуться в кухню и позвонить в полицию. Теперь понимаю, именно так и следовало поступить. Но я сама работала в полицейском управлении и знала, что поздним вечером в пятницу все патрули наверняка заняты – либо очищают центральные улицы Брайарстоуна от крови и рвоты, либо распределяют народ по камерам. Я работала в полиции уже много лет, и мне ни разу не приходилось звонить туда самой – я даже не знала, что сказать. Что по соседству дурно пахнет? Скорее всего, мне просто предложили бы обратиться утром в понедельник в городской совет.

Низкая железная калитка заднего двора болталась на петлях, а за ней простирался некогда ухоженный участок, превратившийся в нетронутые заросли. Трава и сорняки местами доходили до пояса и клонились под собственной тяжестью, заваливаясь друг на друга, словно воины в затянувшейся битве. Я прошла по траве к кирпичной дорожке, которая вела к задней двери. Подоконник кухонного окна скрывался под густым слоем дохлых мух. Я посветила фонариком в пустую комнату. Несколько мух все еще ползали по стеклу, а некоторые кружили по комнате. Дверь в столовую была распахнута, и оттуда сочился тусклый золотистый свет.

Я взглянула на заднюю дверь. Нижняя панель отсутствовала, зато виднелись темные пятна и клочья шерсти, словно туда-сюда прошло множество котов и кошек всевозможных расцветок и пород. Я попробовала открыть дверь, но без особой надежды, затем постучала, и стекло задребезжало в раме. Я слегка толкнула его, потом чуть сильнее, и, прежде чем поняла, что произошло, стекло провалилось внутрь и разбилось вдребезги о плиточный кухонный пол.

– Вот черт! – воскликнула я.

Теперь точно хлопот не оберешься.

Следовало повернуться и уйти, запереться дома и больше об этом не думать. В конце концов, разве это мои проблемы? Но я уже практически вломилась в дом и подумала, что, наверное, все-таки стоит закончить начатое и проверить, нет ли кого внутри.

Просунув руку в пустую раму, я пошарила за дверью. Ключ оказался в замке. Я попыталась его повернуть, но замок, который давно не отпирали, не поддавался; промелькнула мысль, что снизу и сверху могут быть засовы. Наконец ключ поддался, и дверь довольно легко открылась. В нос внезапно ударила страшная вонь, но тут же рассеялась, будто улетучившись в ночи.

– Эй! – позвала я, не ожидая ответа и не зная, что бы я, черт побери, сделала, если бы вдруг его услышала. – Есть кто-нибудь?

В этом доме было теплее, чем в моем, – или мне просто показалось, ведь я вошла из холодного сада. Хруст битого стекла под ногами эхом отдавался в пустой кухне, и я опять прижала ладонь ко рту и носу, пытаясь заглушить усилившийся запах. Луч фонарика осветил шкафы, полки и плиту – грязные и покрытые липким слоем пыли.

Возможно, просто испортились продукты, подумала я. Возможно, прежние жильцы в спешке покинули дом, бросив еду. Но дверь холодильника, явно отключенного от сети, была распахнута настежь, и в его темном нутре виднелась лишь черная плесень.

Я слегка толкнула дверь кухни – за ней оказалось достаточно светло, чтобы выключить фонарик. Стол и стулья в столовой стояли на своих местах, на столе лежали скатерть и две подкладки под тарелки. На буфете горела небольшая лампа современного дизайна, но, как и все прочее, покрытая тонкой пленкой пыли.

Слышался какой-то звук – негромкие голоса с едва заметным металлическим оттенком, похожие на радио. Радио работает, значит кто-то все-таки здесь есть? Вдруг показалось, что за мной наблюдает некто притаившийся вне моего поля зрения.

Убедив себя в том, что паранойя неуместна, я прошла в коридор. Дом выглядел вполне обжитым – ковер на полу, фотографии на стенах. Единственным источником света была лампа в столовой.