Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 27 из 46

- Мы с вами! Мы с вами! - Закричали Вильгельм Телль и Черника и полезли в машину.

- Я подвезу вас в лагерь, - сказал я ребятам и поехал к лесной дороге.

Уезжая, я посмотрел на лагерь антропологов. Одинокая Заличка грустно смотрела то на господина Кароля, что налаживал удочки, то нас .

Ребят я высадил возле высоких березовых ворот гарцерского лагеря, а сам разместился неподалеку от Вислы. На большой лесной поляне стояло двадцать больших палаток. Лагерь был огражден своеобразным забором из веток и хвороста. Перед воротами стояли два гарцера, вооруженные деревянными шестами. Посреди лагеря я заметил квадратную площадку с высокой мачтой, на которой развевался флаг.

Лагерь был пуст. Телль объяснил мне, что гарцеры на пляже. Под наблюдением инструкторов им разрешали купаться в небольшом рукаве Вислы вблизи острова преступников.

- Вы едете куда-то далеко? - Спросил Телль.

- Нет, только на ту сторону реки. К рыбаку по имени Скалбан.

- Если вы услышите громкий, внезапный сигнал трубы в нашем лагере, - напомнил мне Телль, - то просим бежать в лес только через бункеры. Там браконьеры расставили железные ловушки на зверей. Там ждут их и наши разведчики.

Я кивнул и поехал - сначала до перекрестка с покосившимся крестом, а потом дальше к реке, где вчера вечером Вильгельм Телль прострелил браконьерам плотик.

Дорогой я встретил Ганку.

- Я шла к вам , - сказала она, когда я остановил машину, - думала, может, вы надумаете поехать снова в Цехоцинк.

- Нет, сегодня я еду к гражданину Скалбану.

- Боже милостивый, что может быть у вас общего с этим разбойником? Ведь Скалбан говорил о вас: «Подозрительное лицо, бродит здесь неизвестно чего». А теперь вы уже дружите?

- Скалбан продал мне щуку и был так любезен, что сам почистил ее. Он думает, что меня интересует история Барабашевой банды, поэтому пообещал что, когда я его посещу, рассказать о ней.

- Ему нельзя верить, - сказала Ганка. - Я давно знаю Скалбан, помню его еще с детства . Все считали его человеком недоброжелательным, неприятным и грубым. Дети боялись его, потому что он всегда пугал их, грозился бросить в воду и утопить. Отец рассказывал мне, что Скалбан был сыном известного здесь контрабандиста и всегда имел склонность к темным делам. Напьется, начнет дебоширить и побьет кого ему заблагорассудится. В последнее время он немного утих, мало пьет и не начинает драк. Вообще это человек мрачный и неохотный к разговорам. А тут вдруг продал вам щуку, еще и почистил ...

- И пригласил меня к себе поговорить о Барабаше.

- Странно, - покачала головой Ганка. - Если бы я узнала, что в лесу на зверей охотится Скалбан, то не удивилась бы. Но он пригласил вас на разговор ... Ой, ой, ой ... Вы завоевали у него расположение, - добавила она насмешливо.

- Вам кажется, что это какая-то ловушка?

- Не знаю, но советую остерегаться. О Барабаше он действительно, наверное, много знает, хотя сам и не принадлежал к банде. Издавна живет по ту сторону реки, рыбачит и, очевидно, многое видел. Однако удивительно, что этот мрачный и скрытный человек вдруг захотел разговаривать на эту тему с журналистом , даже пригласил журналиста в гости ...

- А не поехали бы вы со мной?

- Хорошо. Поедем сначала ко мне, вы оставите на дворе машину, а я перевезу вас в лодке на другой берег.

- Лодкой? Я собираюсь ехать к Скалбану на своей машине.

Ганка ничего не ответила, видимо думала, что я шучу. А я повел машину к месту, где песчаная дорога доходила до самого берега Вислы. Когда передние колеса машины были уже в воде, девушка сказала:

- Вы с ума сошли . Лучше я выйду, пока не поздно.

- Как хотите, - пожал я плечами .

Ганка посмотрела на реку, широко разлившуюся в этом месте, потом посмотрела на меня и снова на реку, на тот берег. Вода в Висле была мутная, вся коричневая от ила, а водная гладь испещрена белыми пятнами пены.

- Вода поднялась, - предостерегла меня Ганка. - В горах уже три недели идут дожди, ливни. Утром по радио передавали, что первая высокая вода дойдет сегодня до Цехоцинка.





Ганка, видимо, надеялась, что по ее словам я откажусь от своего безумного замысла переехать Вислу автомобилем. Но я включил лопасти турбины и « сам » медленно поплыл.

- Ой, - завизжала Ганка, когда перед машины немного глубже погрузился в реку. Девушка готова была выскочить из машины и даже схватилась за ручку. Но « сам » был уже в нескольких метрах от берега и смешно бормоча « пар - пар - пар », боролся с течением, которое старалось его побороть . Я позволил воде отнести машину на середину реки, тогда повернул руль и поставил «сама» передом к течению. Когда я увеличил скорость, машина легко победила сильное течение Вислы.

- Она замечательная, - сказала Ганка о машине дяди Громилла.

Я милостиво кивнул головой. Ганкин комплимент был, по моему мнению, вполне к месту.

Медленно подплывали мы к другому берегу. Краем тянулась широкая полоса ивняка, а за ней поднималась плотина, защищавшая берег от наводнения.

- Где живет Скалбан?

- За плотиной. Видите ту красную кровлю? Вот там . Можно выехать здесь на песок. Поставим машину на берегу и пойдем через плотину в Скалбанину усадьбу.

Так мы и сделали, - покинули «сама» на песчаном берегу, а сами вылезли на плотину. За ней бежала дорога в ивах, а по ту сторону дороги виднелось небольшое село.

Скалбанина усадьба прижалась к краю села. Это была маленькая хижина на два окна, видимо, только одна комната и кухня. На небольшом дворе стоял еще сарай, сбоку от него - собачья конура. На грубой цепи, как бешеный, скалился и лаял огромный пес.

На дверях дома висел замок.

- Нет его дома, - сказала Ганка.

Пес и дальше рвался с цепи и громко лаял. На этот лай из соседнего двора вышла женщина и быстро подошла к нам.

- Скалбана нет дома, - сказала она, пристально осматривая нас. - Со вчерашнего нету. Голодный пес так выл, что сегодня утром я пожалела его и накормила.

- Не говорил Скалбан, куда пойдет и когда вернется? - Спросил я.

- Ничего не говорил. Когда бы я знала, что куда-то пойдет, то я бы накормила собаку. Он всегда меня предупреждал, когда куда-то выбирался, еще было и попросит не забыть за собаку.

- Его лодки не видно на берегу, - вмешалась в разговор Ганка.

- Вот он и поплыл куда-то лодкой. Только странно, что ничего мне не сказал.

Мы вернулись к «саму» и поехали обратно. Попрощавшись с Ганкой, я отправился в лагерь.

Из всех антропологов на полуострове был только господин Опалка, который заканчивал воспроизводить лицо по черепу, который нашли лучники. Мне интересно было посмотреть на эту работу, и я спустился в лагерь антропологов и сел на песке возле господина Опалка. Голова была уже готова. Очень бледное от гипса, плоское, монгольское лицо, широкий нос и глаза, глубоко сидевшие в глазницах, как у Скалбана - все неприятно поражало.

Господин Опалка дружески подмигнул мне, улыбнулся, принес из палатки краски и дорисовал лицу голубые глаза, подкрасил губы и щеки, а остальные части белого гипса покрыл желтой краской. Затем лукаво улыбнулся мне и надел на свое творение спортивную шапку. Теперь голова производила какое-то гнетущее впечатление, казалось, что на деревянном постаменте лежала голова живого человека .

Из городка пришла в лагерь госпожа Пилярчикова.

- Я к вам, - сказала она, обращаясь ко мне. - Сегодня воскресенье, я заперла лавку и говорю себе: пойду пройдусь лесом и, может, узнаю как вам живется здесь , в нашем крае. Давно вы не заглядывали ко мне. А пиво у меня свежее, недавно привезли.

Господин Опалка вынес из палатки фотоаппарат и пользуясь ярким солнцем, взялся фотографировать свое творение. Госпожа Пилярчикова взглянула на искусственную голову и сказала:

- А этого чудака я знаю. Осенью он заходил в мою лавку вроде как выпить пива, а на самом деле расспрашивал обо всем, так же как и вы, господин.

Я пожал плечами.

- Вы уже придумываете, госпожа Пилярчикова. Это только череп, которому доработано лицо, понимаете?