Страница 68 из 71
- Не дойдем! - возразил майор. - С нашим запасом и пайкой, которая у нас имеется на человека, никто живой не дойдет.
- Значит, помирать тут будем? - уныло послышалось из темноты барака.
- Самолет ждать, - поправил Зорин.
- А если самолет не прилетит? - послышался вопрос.
- Тогда,… - Зорин махнул рукой и, не договорив, вышел из барака. Было и так все понятно.
08 января 1950 года. 07 часов 29 минут по местному времени.
Колымский лагерь.
***
Потянулись тяжелые дни ожидания. Сначала люди радовались, что их не гоняют на работу, и они проводят дни в тепле. Отсыпались и отдыхали. Но всех постоянно донимал голод и люди как-то притихли, приуныли. На пятый день начались ссоры. Никто не хотел идти за дровами, которые надо было пилить и колоть на морозе. А печи требовали дров постоянно. Матвей начал заставлять зэка работать силой.
Зэки ругались, кричали, что на таком пайке работать не будут. Действия Матвея вызвали озлобление и однажды трое напали на него прямо в бараке. Нам четверым пришлось вмешаться и навести порядок. Когда драка утихла, Матвей тяжело дыша сказал:
- Если мы перестанем топить, то через сутки все замерзнем здесь! Кто этого хочет - выходите из барака! Кто еще раз откажется - выгоню вон на улицу…
За неделю у нас умерло еще четыре человека. Все эти смерти люди встретили как-то равнодушно, никак не выражая свои эмоции.
В первых числах января лепила сообщил нам:
- Плох майор, температура у него не спадает…
Затем лепила осмотрел больных с обмороженными ногами. Покачал головой:
- Худо ваше дело, бедняги! Нужна ампутация и срочно!
Тут мне пришлось увидеть вживую, как лепила в бараке “оперировал” колуном гангренозные конечности. Зрелище такого рода не для слабонервных, скажу вам. Но больше на меня подействовали не сами культи, а отсеченные конечности и послеоперационные крики больных.
На восьмой день Матвей вернулся вместе с нашим поваром в барак. Все ожидали получения пайки, но Матвей попросил тишины:
- Сегодня ночью майор Зорин умер. Он болел, не сдюжил… Власть переменилась. Новый начальник лагеря нас знать не хочет. Он сказал, что пайку больше выдавать не будет…
- Что? - люди не поняли. - Пайки не будет? Это почему?
- Сказали, - продолжал Матвей, - что бы мы больше не приходили. Пообещали, что тех, кто придет за пайкой, перестреляют.
- Х.. на блюде, а не люди! - злобно выругался Белка.
- Что же это деется-то, люди добрые? - ахнул кто-то. - Разбой среди бела дня!
- Они наши пайки решили себе забрать, что бы в сытости отсидеться до следующего самолета! - пробасил другой. - А мы подыхать с голода должны! Не бывать этому!
- Правильно! - подхватили человек семь-восемь.
Барак наполнился гневными криками, заковыристой бранью и топотом ног.
- Мне дали срок - двенадцать лет! - кричал Матвей, запрыгнув на скамью. - Но я не приговаривался к смертной казни от голода! Мы можем тихо подохнуть или забрать хлеб силой! Я умереть от голода не желаю! Предупреждаю, идти придется под пули. Есть добровольцы?
- Я пойду! - сказал Белка, и вся наша хевра поддержала Матвея.
- Предупреждаю всех! - сказал Матвей. - Те, кто откажутся, на пайку пусть не рассчитывают!
Это придало людям стимул. Умереть от пули или от голода - большая разница! Зато есть шанс, отбив пайку, остаться в живых.
Враз взбунтовавшийся народ бросился из барака вооружаться. Дружно расхватали ломы, лопаты, кайлы. Взяли топоры и жерди. Снова собрались в бараке. Матвей, вставший во главе лагерного восстания, отдал первый приказ:
- Лепила с нами не пойдет!
- А мы чем хуже? - тут же последовал вопрос. - Если не пойдет, тогда пайку он не получит!
- Пайку он получит! - загремел Матвей. - Он - лепила! Кто раненых будет лечить, если он погибнет? А ранен, может быть любой из вас!
Это соображение подействовало на всех зэка. Каждый в душе согласился с Матвеем, но в тайне надеялся, что это его не коснется.
- Айда, все на приступ!
Зэка вооруженной толпой высыпали из барака. Вокруг мела пурга, осыпая нас мелким, как манная крупа снегом. В трех-пяти шагах уже ничего не было видно. Зэки в молчании, в затылок друг другу потянулись к домику охраны.
- От окон держаться подальше, - отдавал распоряжение Матвей. - Их шестеро и у всех автоматы.
Силуэт домика показался внезапно.
- Ломай дверь! - приказал Матвей. - Вышибай окна! Они досками забиты. Выстудим их, попугаи замерзнут и сами выскочат. А тут мы их толпой сметем!
Удары ломов и кайл дружно обрушились на домик, круша дверь. Окна проломили быстро. Дверь тоже не выдержала мощных ударов и рухнула во внутрь. Зэки едва успели отскочить, как из темного проема в ответ затрещали автоматные очереди. Стреляли и из окон. Били в слепую, в туманно-снежную пустоту. Но даже в этом белом безмолвии пули нашли свои цели. Кто-то вскрикнул, кто-то протяжно застонал. Зэка попадали в снег.
Я подчиняясь инстинкту самосохранения, тоже упал в сугроб. Автоматы палили яростно. Я достал револьвер и выстрелил трижды в то место, где должен был быть дверной проем. Автоматная стрельба на какое-то время стихла.
- Попал! - раздался радостный крик, который донес до меня ветер.
- Берите автомат! - послышались крики. Один из зэка бросился необдуманно прямо к оружию, но был встречен автоматной очередью.
Теперь охрана не стреляла. Они, наверное, снаряжали диски или экономили патроны. Я подумал, что лучший вариант, это подкрасться к двери сбоку и расстрелять автоматчиков в упор. Я ползком стал забирать налево и уже преодолел часть пути, когда автоматы заговорили снова. Опять послышались крики и ругань. Но ничего я не видел. Снег, который окружал меня и носился в воздухе, не давал видеть дальше трех метров.
И вдруг неожиданно страшный взрыв потряс землю, все озарилось красным цветом. Меня прокатило по снегу ударной волной и я, упав на спину, схватился за уши, совершенно оглохнув от шума. Место, где раньше стоял домик, стало эпицентром этого взрыва, а на землю падали обломки, щепки, мусор и какая-то крошка. Это мог быть только взрыв аммонала, который хранился у охраны.
Я с трудом встал и побрел к чадящим обломкам. Кругом были разбросаны целые трупы зэка и фрагменты их тел. Здесь же собрались оставшиеся в живых, которые с тоской наблюдали за последствием катастрофы.
Мне, да и всем остальным, стало ясно, что наша затея провалилась. Впереди нас ждала уже не борьба, а надвигающаяся гибель.
- Ищем еду! - крикнул кто-то. - Что-то должно сохраниться!
Не обращая внимания на раненых, которые стонали и звали на помощь, уцелевшие зэки устремились толпой на пепелище. Они рылись в обломках, отпихивая друг друга, боясь опоздать в поиске съестного. Но я не стал следовать примеру остальных, понимая, что после такого сильного взрыва ничего не сохранилось в целостности.
Я повернулся и кутаясь в ватник, побрел в барак. Все оказалось бесполезно. Жизни нашей осталось покурить[3].
Около барака стоял, приплясывая от холода, лепила.
- Михаил, - спросил он, увидев меня. - Что там произошло?
- Там уже больше ничего не сможет произойти, - ответил я, стуча зубами от холода и пережитого страха. И зашел внутрь. Лепила проскочил за мной следом:
- А взрыв? Что взорвалось?
- Охрана решила аммонал как гранаты использовать, - отозвался я. - Да не срослось у них что-то. Сами себя и подорвали. И с ними погибли наши пайки.
Услышав это, лепила тихо застонал и медленно сполз по стенке.
Постепенно в барак стали сползаться остальные уцелевшие. Их осталось не больше двадцати. Продрогшие, грязные, отчаявшиеся люди. В руках одного я заметил автомат - единственный трофей, который достался после отчаянной попытки взять продовольствие. Среди вернувшихся был инженер, бушлат которого был измазан кровью, Белка, Жобин.
Матвея, Котьки Ростова и Васи среди живых не было…
Всего нас осталось двадцать четыре человека. Мы были брошены на произвол судьбы в снегах жестокого севера. Все мы хотели есть. И все мы знали, что еды взять неоткуда. Ужас нашего положения был очевиден. Надо ли говорить, что испытывает приговоренный к голодной смерти?