Крысоловка

– А от меня тебе тогда что нужно?!

Соскочила с кровати, запахнулась в халат. Встала у окна, расправила плечи. Слушала, как он шуршит одеждой.

– Я поеду. – Он стоял перед дверью.

– Вали! Убирайся!

Дверь захлопнулась.

Прошло три дня. Она бродила по своему магазину, продавала книги. Любовные романы и стихи. Приятная клиентура. Ее магазин был единственный на всю округу, после того как закрылся «Хемлинс» на Вестерлонггатан, просуществоваший почти полтора столетия, – ее магазину недавно стукнуло одиннадцать лет.

– Теперь вы у нас только и остались, – говорили дамы из кружка любителей чтения, которых переполняло желание обсудить все созданные человечеством шедевры.

Ингрид отвечала им безучастно. Ее грусть бросалась в глаза.

– Дорогая, мы так переживаем за вас…

– Это всего лишь печаль. Пройдет. Со мной такое бывает осенью.

Она снова одна. Смотрит на дверь.

А там он.

И они играли. Гонялись друг за другом, дурачились на полу. В дверь постучала соседка из квартиры слева:

– Простите, у вас все в порядке?

Ингрид раскраснелась, волосы всклокочены.

– Да-да, все хорошо. Извините, если потревожили. Просто забылись.

Титус. Что за имечко! Но у него ответ наготове:

– Я знаю издателя по имени Брутус. Крутой бренд, а? «Издательство Брутуса»…

Титус. Титус… Титан.

Сильный и неуязвимый.

И однажды, в восемь вечера:

– Сегодня я все ей скажу.

– Ей? И что же ты скажешь?

– Ты знаешь что.

Сердце затрепетало, забилось под ребрами, под ладонью.

– Нет, не знаю, – прошептала она.

– Скажу, что настала пора расстаться.

Ингрид спрятала лицо в ладонях. Внутри разрасталась радость.

– И как, по-твоему, она отнесется к новости?

Он молча покачал головой.

Никаких подробностей Титус ей так и не сообщил. О Розе. О ее характере, о том, кто она, чем живет, как смотрит на него, как просыпается по утрам. Ничего из того, чем ей так хотелось изводить себя, он ей не рассказал. Лишь произнес:

– Если бы я не уважал ее так сильно, все обернулось бы намного проще. Если бы она была похожа… ну, на Биргитту, например. На мать девочек.

– А как же мальчик? Ее сын?

– Томас. Вырос без отца. Так что я стал… в общем, мы привязались друг к другу, что ли.

– Но разве он уже не взрослый?

– Взрослый. В прошлом году школу закончил.

– Титус, я вот что давно хотела у тебя спросить. Можешь не отвечать, если не хочешь. Но как у вас с Розой все складывалось в самом начале?

Титус поморщился, будто от боли:

– Она была сильной и надежной подругой.

Опять это слово. Подруга… Друг…

– А как же любовь?

О, этот архаический слог, возникший, едва лишь они заговорили о сложных вещах!

– Разумеется, любовь тоже была.

– Была?

– Да. Была.

– А сейчас?

– Да сколько можно, Ингрид! Сейчас есть только мы!

Роза

В кухонном полу – люк. Под ним лестница, ведущая в подвал. Подняла крышку люка, легла на живот, заглянула вниз. Лестница выглядела надежной, вполне сгодится, чтобы закончить начатое. Только бы дотащить до яблони.

А нога все болит, ноет и ноет.

Роза старалась отвлечься от боли. Надо будет надеть рабочие перчатки, так крепче можно ухватиться. Она какое-то время лежала у люка, вглядываясь в темноту. Внезапно из подпола донесся шорох. Блеснула пара юрких, сверкающих точек.

– Фига, ты?

Шелест, топоток. Нет. Не Фига. Там зверь покрупнее. Потяжелей.

Посветила фонариком вниз, но ничего не разглядела. Придется спускаться.

Первоначально пол был залит цементом, но Томас и друзья уложили сверху квадратные панели, соединявшиеся друг с другом. Кажется, они назывались «Браго»… а может быть, так называлось печенье? Печенье «Браго»? А, нет, вспомнила: «Берго». «Берго-тайлз».

Она встала в центре подвала. Из открытого люка падал прямоугольник света, в углах затаилась тьма. Лучом фонарика Роза высвечивала стены, пока наконец не увидела подтверждение своим опасениям. В одном углу чернела дыра. Плохо. Нужно приглядывать за крысами, зря позволила им расплодиться.

Выбралась из подпола, нашла кусок мазонита[4], молоток, коробку с гвоздями. Сложила все в полиэтиленовый пакет, пакет повесила на руку и снова полезла в подвал.

Внизу ее поджидала крыса. Огромная – наверное, самец. Сидел прямо перед дырой. Таких огромных она не видела прежде. Уселся на задние лапы и нагло уставился на нее.

– Сгинь! – громко сказала она. – Ты тут лишний!

Крыса оскалилась, обнажила мощные желтые клыки. Дернулся хвост, будто гремучая змея. Совсем не похожа на ее крысок. Огромный зверь, шерсть вздыблена, хвост толщиною с палец.

Она замахнулась пакетом:

– Проваливай! Убирайся, и чтобы я тебя здесь не видела больше!

Крыса опустилась на все четыре лапы и стала еще массивней. А затем вдруг ринулась к Розе. Та перепугалась. Затопала. Нога отозвалась болью, но крыса резко развернулась и юркнула в дыру, оставив высокую кучку влажного помета.

Роза опустилась на колени. Сердце бешено стучало. Она заставила себя сделать глубокий вдох. Вслушалась, однако из дыры не доносилось ни звука. Вытащила из пакета лист мазонита и принялась заколачивать лаз. Получалось с трудом, приходилось изгибать руку под непривычным углом, так что сильно ударить не выходило. Да и стена была твердая. Прежде чем заплата встала на место, Роза извела немало гвоздей.

Наконец она поднялась, по телу пробежал озноб, точно она была в лихорадке. Откуда взялся этот огромный крысюк? А если бы он набросился на ее нежных крысок? Роза старалась держать под контролем крысиную популяцию, поэтому рождавшихся самцов просто уничтожала. Выискивала в помете и уничтожала. Но это было нелегко, поскольку отличия становились видны, лишь когда крысенку исполнялся месяц. Но этот! Настоящий мафиози, крестный отец!

Она дохромала до сарая, нашла крысоловку. Если этот бугай прогрызет новую дыру, то угодит прямо в капкан. Дрожа от ярости, она положила приманку – кусок сыра. Заколебалась, взводя ударный механизм. А что, если попадутся ее крысы? Нет, они умные и наверняка учуют опасность. Но ведь тогда и монстр учует.

Поколебавшись, сунула ловушку обратно в пакет. Слишком рискованно. Остается лишь одно – оставить люк приоткрытым и прислушиваться: вдруг самец начнет прогрызать новую дыру? А потом устроить засаду и поймать крысюка.

Она надела рабочие перчатки с рыжим ворсом изнутри и с трудом выволокла лестницу из люка. Вообще-то ей расхотелось обрезать яблоню. Лучше засядет за работу: две толстенные рукописи дожидаются корректуры, одна из книг написана автором, которого Роза недолюбливала. Многословный и нудный испанец, которого постоянно выдвигают на Нобелевскую премию. Новый роман назывался «Следы пепла», но, как выяснилось, в название вкралась опечатка, так что называется книга «Слезы пепла». Дурной знак. К рукописи Роза почти не притрагивалась, а сдавать работу уже через четыре дня. И Оскар обезумеет, если она не уложится в срок. И посадит ее на голодный паек.

Оскару Свендсену было тридцать девять (возраст она подсмотрела на интернет-сайте). В основном они общались электронной почтой, по телефону или через курьера. Розу это вполне устраивало. Оскар вечно смотрит на нее так, будто оказывает великое одолжение, позволяя вычитывать рукописи для столь крутого издательства. Лицо у него вытянутое, с детским выражением, одевается в униформу деятелей культурного фронта: черные джинсы и рубашка поло. И лысый.

Оскар словно почувствовал, что Роза думает о нем, – когда она вытаскивала лестницу, раздался звонок.

– Привет! Это Оскар Свендсен из «Карлбакс».

Вполне хватило бы имени, название компании – явный перебор, но таков уж Оскар: всегда сообщает свое имя и следом – название издательства, точно для того, чтобы подчеркнуть разделяющую их дистанцию. А может, дает понять, что не потерпит фамильярных прозвищ, которыми обходятся многие в издательском бизнесе. Царь и бог.

4

Листовой строительный материал из смеси искусственного воска, дерева, минералов и других материалов.