Страница 128 из 149
Чай пили вдвоем с Мишей. Где Сергей и Слон, он тоже не знал. И не слышал, когда они завели машину и уехали. Наташа сказала, что видела, как Сергей ночью взял со стены ружье, и слышала, как они уехали на машине.
— Отчаянные парни, — сказал Султанов. — Что один, что другой... Кстати, на рассвете вон. в той стороне я слышал выстрел дуплетом. У меня как раз хороший подлещик взял. Смотрю, поплавка нет...
— Ничего с ними не могло случиться? — встревоженно перебила Наташа.
Если бы Миша в этот момент на нее взглянул, то заметил бы, что она побледнела.
— Я думаю, что Слон с Сергеем справятся с десятком браконьеров, — сказал Миша. — Эта парочка побывала в разных переделках.
Прихлебывая крепкий горячий чай из большой эмалированной кружки, он вспомнил про историю Сергея на берегу Дятлинки.
— Если бы не собака, Волкову была бы крышка, истек бы кровью. Ему ведь печень задели... А жена, говорят, не поверила, что он бросился спасать незнакомую девчонку.
— А вы поверили? — после паузы спросила она, не глядя на него.
— Сам черт их не разберет, — сказал Миша, жуя бутерброд.— Меня заинтересовало другое: каким образом собака могла за два километра почувствовать, что с ее хозяином стряслась беда? Это фантастично!
— Собака почувствовала, что хозяину, плохо, а жена не поверила... — задумчиво произнесла Наташа. — Как же так можно?
— Что?
— Не верить человеку!
— Ты, Наташа, еще слишком молода...
— А вы, Михаил Николаевич, равнодушный человек,— сказала Наташа.
Султанов перестал жевать и внимательно посмотрел на нее:
— Это почему же?
— Помните, когда Сергей лежал в больнице, Лобанов вас попросил позвонить в район и уточнить фамилии людей, о которых Волков написал очерк... Вы пообещали, но так и не позвонили, а Лобанов потом снял с полосы очерк.
— Действительно, забыл позвонить, — сказал Султанов.— Завертелся, из головы вон. И потом, это не мое дело — фамилии проверять.
— Вы же с Волковым друзья.
— Ну, это сильно сказано, — улыбнулся он.— Скорее приятели.
— Волков на вашем месте поступил бы по-другому. ..
— Начнем с того, что и я бы на месте Волкова не ввязался в эту историю.
— Прошли бы мимо? — В ее голосе насмешка.
— Это дело темное, — все так же мягко и спокойно, будто учитель школьнице, растолковывал Султанов. — Что там в действительности происходило, никто не знает. Может, он выпил и ввязался в драку. Или помешал… Девчонка никуда не заявила. Кто знает, может, она из той же компании...
— Волков врать не будет, — сказала Наташа.
— Значит, все было, как он рассказал, — легко согласился Миша.
— Вам все равно, — усмехнулась она.
— Нельзя все близко к сердцу принимать, — философски заметил Султанов.
— Неужели вас не волнует, где они сейчас и что с ними? Ведь там стреляли!
— Волноваться я начну вечером, — улыбнулся Султанов.— Если машины не будет на месте. Во-первых, ее дали под мою ответственность, во-вторых, я обещал жене сегодня вернуться домой.
— А почему вы и Сева не с ними? — спросила Наташа.
— Меня забыли позвать, — ответил Миша. — А Сева поскандалил со своей пассией... Она рано утром ушла. И довольно рассерженная. Ну, а Сева через полчаса одумался и бросился вслед за ней... Только вряд ли догонит. А если и догонит, она не вернется.
— Меня больше волнует, что там, на озере, произошло,— сказала Наташа. — Я, пожалуй, пройдусь в ту сторону.
— Их там нет,— заметил Миша. — Были бы — давно бы вернулись.
— Я схожу, — сказала Наташа.
Она взяла с брезента кусок колбасы, встала и направилась к Дружку. Пес лежал на солнцепеке и, двигая серыми бугорками над глазами, смотрел на озеро.
— Да, Наташа, а что это ты так за Сергея волнуешься? — спросил Миша, с интересом глядя на нее.
— Наверное потому, что я не равнодушный человек, — сказала она, не оборачиваясь.
— Про Мальчишкина ты и словом не обмолвилась,— не отставал Миша. — Все про Сергея...
— Перестаньте,— сказала Наташа. — Это становится скучным.
В этот день она Сергея так и не увидела. Вечером прикатил на газике Женя Мальчишкин и рассказал, как они с Волковым сграбастали четверых браконьеров и связанных доставили на грузовике в милицию. Пока составляли протокол и все такое, Сергей неожиданно со стула свалился. Его тут же увезли на «скорой помощи» в больницу. Женя заглянул в палату перед тем, как ехать сюда. Оказывается, ему из ружья пять дробин влепили. Три штуки в перевязочной выковыряли, а остальные две — они засели в мышце —завтра извлекут. Лежит забинтованный на кровати и ругается на чем свет стоит. Просил достать ему брюки: не могу, говорит, здесь прохлаждаться до завтра... Тут браконьерские сети поставлены, так вот ему нужно их сегодня обязательно снять.
Ну, а его, Женю, милиционер доставил на мотоцикле прямо к спрятанному в лесу газику... И вот он здесь. Миша бросил взгляд на Наташу и сказал:
— У вас там, оказывается, настоящий бой разыгрался, а мы думали, что вы в ворон палили.
— Я так не думала, — сказала Наташа.
— У тебя потрясающая интуиция, — усмехнулся Султанов.
— Сергей одного отделал — родная мать не узнает,— сказал Слон. — Да, а где Севка с Капой?
— У них тоже разыгралась трагедия, — усмехнулся Миша. — Настоящие страсти-мордасти...
Наташа встала и пошла к озеру. Султанов проводил ее пристальным взглядом.
— Бегала девчонка по редакции с полосами-гранками— никто и внимания не обращал, — сказал Султанов.— А теперь вон какая вымахала! И рассуждает, как взрослая.
— Наташка-то? — спросил Женя. — Ей девятнадцать лет. Они теперь все быстро становятся взрослыми и соображают дай бог! Начали разговор о поэзии, так она меня в два счета за пояс заткнула. Знает наизусть таких поэтов, про которых я и не слышал.
— Она с тобой приехала?
— Она как та киплинговская кошка, которая гуляет сама по себе... — улыбнулся Мальчишкин.
В этот вечер разными тропинками спустились к большому тихому озеру две женщины. Широкая переливающаяся полоса перекинулась от островка до песчаного берега. В солнечной дорожке всплескивала мелкая рыба. У берегов тускло светился высокий прошлогодний тростник. Среди мертвых сухих стеблей, еще цепко держащихся за дно, яркими зелеными хохолками буйно пробивалась из воды молодая, набирающая силу поросль. Солнце, совершив свой извечный круг, клонилось к ощетинившемуся колючими вершинами бору. Над береговой отмелью кружили чайки. Они пронзительно кричали, садились на воду и снова взлетали. Ветерок гнал рябь к берегу.
Та женщина, что спускалась к озеру со стороны хутора, остановилась возле ивового куста и стала внимательно смотреть на девушку, стоявшую у самой воды. Медленно повернув красивую голову с длинными волосами, та взглянула на домик рыбинспектора, скользнула взглядом по берегу и наконец остановила свой взор на кудрявой иве, за которой стояла вторая женщина. Не заметив ее, снова повернулась к озеру. Не нагибаясь, сбросила сначала с одной ноги, потом со второй белые босоножки, изогнувшись, сняла через голову рубашку, выскользнула из брюк. Закинув руки за спину, расстегнула бюстгальтер. И, обнаженная, на секунду задержалась у самой кромки воды. Солнце щедро облило золотом гибкую фигуру, пронизало насквозь пшеничные волосы.
Загорелая, с белой, вызывающе торчащей вперед маленькой грудью, быстро-быстро перебирая длинными ногами, побежала по мелководью в озеро. Вот она остановилась, когда вода подобралась к бедрам, обхватив плечи руками и охнув, быстро присела, снова выпрямилась и, отбросив волосы назад, резко оттолкнулась ногами от дна и поплыла. Плавала она хорошо: по-мужски, саженками, и на спине, и на боку. Девушка уже была у ближнего острова — в спокойной синей воде желто светилась ее голова, — когда вторая женщина вышла из-за кустов и подошла к берегу. Подняв подол сарафана, по колено вошла в воду и, наклонившись, долго смотрела на свое отражение. Со стороны могло показаться, что она ищет что-то на дне, но женщина ничего не искала: она задумчиво разглядывала себя в воде.