Услышать тебя...

Сергей приблизился к раскладушке и, касаясь ногами жесткого ребристого края, потянулся за ружьем. Краем глаза он видел смутно белеющее лицо девушки, ее полу­открытые губы, разбросавшиеся на примятой подушке волосы. Когда он снял ружье и потянулся за патронташем, ресницы ее дрогнули и взлетели вверх. На Сергея с лю­бопытством смотрели два мягко поблескивающих глаза. Она не вскрикнула, даже не изменила позы. Губы ее закрылись и раскрылись, Так иногда бывает у детей, когда онн не знают, что им делать: заплакать или засмеяться.

 — Это ты? — прошептала она.

Сергей сорвал с крюка патронташ и отступил от рас­кладушки. Она живо повернулась на бок и приподняла голову, упираясь локтем в матрас.

— Я тебя разбудил, прости, — пробормотал Сергей, досадуя на себя: чего доброго, девчонка вообразит, что он смотрел на нее или хотел поцеловать.

— Зачем тебе ружье? — спросила она, и он подивился ее зоркости: как кошка, видит в темноте.

— Ружье? — пробормотал Сергей, не зная, что ска­зать. — Да так, понадобилось...

Она стремительно поднялась с раскладушки, плед мягко соскользнул на пол. Наступая на него, в одних трусиках и бюстгальтере она подошла к Сергею.

— Это опасно, Сережа? — шепотом спросила она, заглядывая в глаза. — Вы что-то с Женькой затеваете..,

— Вот чудачка! — рассмеялся он. — К завтраку ку­ропатку принесем... Жирную!

— Ты меня обманываешь, — вздохнула она. Высокая, стройная, она купалась в лунном свете, и глаза ее излучали мягкий зеленоватый блеск. Она была совсем близко, он видел, как легкий сквозняк — он не закрыл дверь — колышет за ее спиной распущенные во­лосы. Протяни руку и дотронешься до золотистых де­вичьих плеч...

Какое-то мгновение он заколебался и, чувствуя внутри сладкую щемящую боль, отступил с лунной дорожки в тень. Он уловил в ее голосе искреннюю тревогу за него, волнение. Это было неожиданно и приятно. Как и там, в больничном парке, он почувствовал в ней близкого человека…

— Спи, Наташка, — сказал он с грубоватой нежно­стью и вышел из комнаты, прикрыв дверь.

На дороге уже негромко урчал газик. Белая лохма­тая голова Мальчишкина упиралась в брезентовый верх кабины.

— С богом, — сказал Слон, включая сцепление,

Сергей сидел на пне, трясся от предрассветного холо­да и клял себя за то, что не захватил куртку. Солнце еще не взошло, но в той стороне, откуда оно должно появиться, полыхали зарницы и узенькая полоса неба, та самая, которая на горизонте сливается с землей, мед­ленно алела, отбрасывала зловещий багровый отблеск на редкие перистые облака, будто веером раскинувшиеся над тихим сонным озером. Чуть слышно поскрипывали камышовые листья.

Густая крупная роса усыпала все вокруг. Под ее тя­жестью сгибались тонкие травинки, слиплись белые лепе­стки ромашки, ощетинился каплями сиреневый дикий клевер, на каждом листе, на каждой сосновой иголке ви­сели блестящие капли. У Сергея было такое ощущение, будто и он весь покрыт холодной росой.

Женя Мальчишкин, прислонившись широкой спиной к корявому сосновому стволу, сладко спал, приоткрыв рот. На мощной загорелой шее в такт дыханию чуть за­метно двигался кадык. С сосны на его белую голову про­сыпалась коричневая труха и сухие иголки.

Прямо перед ними, загороженное редкими могучими соснами, расстилалось озеро Большой Иван. Пока было темно, Сергей не заметил никакого тумана, а сейчас, когда близился восход солнца, вдруг произошло чудо: будто из зеленых глубин, с самого дна всплыл негу­стой разреженный туман, оторвался от подернутой рябью смолисто-ртутной воды и неподвижно повис в воздухе.

Сергей зачарованно смотрел на это чудо природы и не сразу уловил шум автомобильного мотора. А когда до него дошло, вскочил и, повернувшись лицом к лесу, прислушался. По лесной дороге к озеру приближался грузовик. То, что грузовик, Сергей определил по гулу двигателя. Дорога проходила в двадцати — тридцати метрах от того места, где они расположились. Сергей возблагодарил судьбу, что догадались убрать газик с дороги и подать в глубь леса, где он был надежно укрыт в ольховом кустарнике.

Сергей бесцеремонно растолкал Мальчишкина. Тот ошалело захлопал белесыми ресницами и хрипло сказал недовольным голосом:

. — Не дал такой сон досмотреть! Я ее нес на руках, а кругом цветы, солнце...

— Потом расскажешь, — оборвал Сергей. — Слы­шишь, едут!

Мальчишкин мигом стряхнул с себя остатки сна и вскочил на ноги. Уже совсем рассвело. Багровая полоса все ширилась, поднималась вверх, а туман редел, рас­ползался.

Но они так и не увидели, как взошло солнце над озе­ром, как заиграла освещенная первыми лучами вода, как растаяли жидкие пласты утреннего тумана. Сергей и Мальчишкин, спрятавшись за ольховым кустом, смотре­ли на лесную дорогу, выходившую к озеру и сразу же круто поворачивавшую налево вдоль берега. Дорога эта вела к пионерскому лагерю, расположенному неподалеку от дома отдыха.

— Ты думаешь, это они? — шепотом спросил Слон.

Сергей не ответил. Он хотел так думать. Конечно, это могла быть колхозная машина или полуторка с рыбзавода.

В просвете деревьев показался грузовик с брезенто­вым навесом. У него еще были включены подфарники. Машина прошла мимо куста, за которым они спрятались. Ветви хлестали по бортам, брезенту, громко треснул сук, попавший под колесо. Фургон двигался осторожно, то проваливаясь в глубокую колею, то подпрыгивая на об­наженных корнях, то и дело пересекавших проселок.

В кабине сидели двое. Во рту шофера мерцала папи­роса. В кузове тоже сидели люди, но сколько их, они не разглядели. Грузовик остановился на берегу, заглох мо­тор. Из кузова выпрыгнул человек. Второй стал подавать ему мешки, весла и еще какие-то предметы. Издалека трудно было все отчетливо разглядеть.

Когда все было выгружено на берег, мотор зафырчал и грузовик медленно поехал вдоль берега. Вот он повер­нул прямо на кусты, за которыми стоял газик. Сергей схватил Мальчишкина за плечо. Если они сейчас напо­рются на газик, все пропало... Но грузовик остановил­ся—на пути оказался пень, — дал задний ход и проехал дальше. Свернул он в лес на порядочном расстоянии от газика.

В это время три человека торопливо надували боль­шую резиновую лодку. Работали слаженно, сразу видно, что это дело им привычно. Изредка перебрасывались короткими репликами, но слов было не разобрать.

К ним подошел шофер — во рту его все еще дымилась папироса — и пощупал лодку, которая уже приняла округлые очертания, выставив по бокам черные рези­новые «плавники» с отверстиями для весел. Накачивали лодку автомобильным насосом. Тот, кто качал, ино­гда выпрямлялся и ребром ладони стряхивал пот со лба.

Лодка раздулась, задрав вверх нос и корму, они по­бросали в нее мешки, весла и втроем понесли к воде. Вот они пропали из глаз, спустившись с берега вниз, а немного погодя послышался звучный шлепок — лодка была на воде. Скоро она снова показалась уже на поря­дочном расстоянии от берега. Один греб длинными голу­быми веслами, двое других неподвижно сидели на носу и корме. Лодка держала курс на остров.

На берегу остался шофер. Он послонялся вдоль об­рыва, задрав голову, долго смотрел на одинокую березу, в ветвях которой голосили пробудившиеся с восходом птахи, а потом, постелив на мокрую траву ватник, улегся на него и стал смотреть на еще белесое, со следами ноч­ной хмури небо.

А день занимался, бор звенел от птичьих голосов, над лужайками запорхали бабочки-лимонницы, загудели пер­вые пчелы-разведчицы. Они еще не садились на усыпан­ные росой цветы, по-видимому боясь замочить легкие прозрачные крылья, а останавливались над цветком и жужжали на одной ноте, исполняя какой-то свой пчели­ный ритуал.

Мальчишкин сидел на поваленном полусгнившем де­реве и, хмуря лоб, двигал белыми бровями. Сергей курил рядом. Чтобы выпустить дым из ноздрей, он всякий раз нагибался. Морщины на лице Мальчишкина разглади­лись, он улыбнулся и поднялся со ствола.

— Я сейчас, — сказал он и осторожно зашагал в глубь леса.

Вернулся он минут через пятнадцать, негромко посвистывая.