Колокола Истории

Уже говорилось о том, что максимальной остроты, своего наивысшего уровня противоречие между субстанцией и функцией достигает в период зрелого промышленного капитализма, при субстанциональном капитализме. Тогда рушится его тело. Чрезвычайные обстоятельства порождают чрезвычайные решения и их побочные продукты: диктатуры разной степени жесткости коммунизм, фашизм, организованная преступность, основанные на примате функции, т. е. духа и воли в непроизводственной сфере. Сила духа и воля поддерживают тело. И эта «властно‑организационная йога» длится 70 лет. А затем тело находит другое решение истончается до духа, устраняет свое противоречие с духом, который, в свою очередь, становится телесным. Именно НТР стала звонарем Истории XX в. Именно она и ударила в колокола.

Так по ком же они звонят? По коммунизму? Или по I капитализму? Или по обоим измам, скованным одной цепью, по обоим, если вспомним метафору Юрия Трифонова, скелетам, вступившим в схватку над пропастью и сорвавшимся в нее? Да, по обоим. Крушение коммунизма это поражение капитализма. Это симптом его старости. Если прав генерал де Голль, говоривший, что старость это крушение, то логически выходит, что крушение коммунизма это начало крушения капитализма, как социального, так и морально‑интеллектуального. Кто знает, быть может, падение коммунизма окажется значительно более сильным ударом по капитализму и Западной Системе, чем по России, по Русской Системе. Не в абсолютном смысле в относительном. Например, когда Сизиф и камень срываются и летят вниз, камень летит быстрее и бьется сильнее. Но он камень. Ему не больно. Сизифу, хотя его полет медленнее, а удар мягче, намного больнее. Он чувствительнее. Запад, как Сизиф: один убитый американец в Сомали вызывает бурю в стране. Больно! Россия в этом отношении как камень: тысячи убитых в Афганистане и сотни в Чечне вызовут протест разве что их матерей. И пройдет он почти незамеченным, И не будет сочувствующих толп и скорбящих очередей. Что же это за общество такое, где смерть шоумена, горе одной семьи могут затмить и забить горе многих? Это наше общество, наше все. Это мы, Господи. Конечно, соприкоснуться хоть и в трауре, но с шоу (тем более если сам траур ставят как шоу) приятнее и интереснее, чем взять на себя чужую боль, просто боль, не отрежиссированную по заказу определенной тусовки. Вот потому‑то, не давая никаких моральных оценок (это не дело исследователя, да они и неуместны: История и ее системы не хороши и не плохи, они такие, какие есть), я констатирую: Сизифу больнее, чем камню, Система‑Камень (об которую сначала семь королей, а потом «Сорок Царей да Сорок Королей бились, бились, да только сами разбились») прочнее Системы‑Сизифа. Первая выдюжит там, где не выдюжит вторая. Эта вторая оценивает победы по индивидуальным человеческим жизням. Первой же нужна победа одна на всех и любой ценой: «Мы за ценой не постоим». «Мы», «все» вот реальный или по крайней мере значимый социальный индивид этой системы. И то, что не какой‑нибудь заядлый сталинист, а шестидесятник Окуджава сформулировал это «социально‑индивидуальное» «мы за ценой не постоим», дорогого стоит. Это фрейдовская проговорка системы устами Окуджавы. «Просто индивид» лишь разменная монета, которой платят за победы. Да ведь и платить больше нечем. В несубстанциональной, антисубстанциональной системе единственная субстанция человек как мясо. Мы как мясо. Мы как пространство. Почем тонна? Мы за ценой не постоим. Заплатим за победы. За такие, которые прямо по Пастернаку невозможно отличить от поражений. Да и само различие, похоже, иррелевантно для системы. Она вообще «по ту сторону побед и поражений». В этом смысле поражение коммунизма это в большей степени поражение капитализма, чем Русской Системы.

Коммунизм умер. А Мавзолей остался. И Власть на нем. И Победа при этой власти, а не при той, которая Победу одержала. И не при той, которая заложила фундамент Системы‑Победителя. Имя того, кто фундамент строил, завесили зеленью во время парада: «Следствие окончено, забудьте». Да, следствие ведут Знатоки. Они знают, что победы приходят и уходят, а Власть остается. Меняются формы, структуры. А ну, Сизиф‑Запад, марш снова в гору!

Повторю: поражение коммунизма не есть историческая победа капитализма и не может ею быть. Разумеется, если не смотреть на историю сквозь капиталоцентричную призму. Если учитывать все те парадоксы, которые преподносят нам как капитализм, так и коммунизм, особенно в социовременном измерении.

XXIII

Выше я говорил о том, что коммунизм не посткапитализм, а паракапитализм. Но это так в мировом масштабе и в мировое контексте. В России же, если вспомнить о том, что в 1860‑е 1910‑е годы в стране, помимо прочего, развивался капиталистический уклад, коммунизм это бесспорна посткапитализм. А властно‑техническая революция (ВТР)| революция в технологии власти это НТР Русской Системы. Русская Система пережила свою «НТР» на полвека раньше, чел Капиталистическая Система. Коммунизм не был русским капитализмом; напротив, он был его Терминатором, уничтожил его а затем питался оставшейся субстанцией («я пил из черепа отца»). коммунизм был русской капиталистической эпохой. Или: капиталистической эпохой Русской Системы. Русский капитализм был в этой системе не эпохой, неким явлением в эпохе: в эпоху позднего самодержавия, в эпоху позднего Старого Порядка. Коммунизм же был капиталистической эпохой для России. А следовательно, для нее он посткапитализм, пришедший после субстанционального капитализма в России. Но что еще более интересно, этот посткапитализм был средством, с помощью которого Россия (в виде СССР) сделала то, что логически составляет задачу именно капитализма создала промышленность, индустрию. Будучи функционально по принципам организации власти и социального контроля постиндустриализмом, коммунизм по субстанции, субстанционально был индустриализмом! Аналогичным образом: будучи логически постсовременностью, постмодерном, коммунизм оказался средством создания современного (modern) общества.

Таким образом, под определенным углом зрения коммунизм оказывается неадекватным самому себе, противоречит самому себе, не совпадает сам с собой на такт, будучи для Русской Системы и в Русской Системе одним, а для Капиталистической Системы и в ней другим. Более того, не совсем совпадают его качества, с одной стороны, для Русской Системы, с другой в ней. Коммунизм гиперфункционален, и в этой гиперфункциональности многолик. К тому же выходит так, что здесь и качества, относящиеся к будущему (постиндустриализм), используются в качестве средства для создания настоящего, т. е. для выполнения тех задач, с которыми не справилось прошлое. Порвалась связь времен? Время искривилось, и будущее захлестнулось за настоящее? Нечто вроде «жизни после смерти». Возможно ли это? Невозможно для всех систем, кроме одной капитализма с характерными для него несовпадением и взаимообособлением субстанции и функции.

Капитал(изм) великий социальный маг и трюкач. Коммунизм с его внутренне противоречивыми временными характеристиками лишь отражает и выражает нелинейный характер развития Капиталистической Системы, тот факт, что Субстанция и Функция существуют не только в разных пространствах, но и в разных временах. Функциональное Зазеркалье капитализма помещается не только в настоящем, но в какой‑то степени и в будущем. При этом Зазеркалье порой демонстрирует некоторые тенденции развития капиталистической эпохи в столь чистой форме, в какой они никогда не проявляются в перегруженном субстанцией ядре Капиталистической Системы, в ее настоящем «настоящем времени». В Капиталистической Системе искривляется не только пространство, когда техника сближает удаленные друг от друга точки земного шара, но и время. Время Капиталистической Системы, особенно начиная с эпохи функционального капитализма, не только искривляется, но и расщепляется, дробится. И эта проблема капиталистического времени по сути еще не разработана. Собственно, как это и бывает, мы начнем говорить о нем тогда, когда его уже почти нет, когда оно почти истекло. На старости лет капитализма. Юрий Трифонов однажды заметил, что старость это когда нет времени. Капитализм вступил в старость. В свою позднюю осень, и было бы очень интересно и осень и другие его сезоны изобразить в духе итальянского художника Арчимбольдо. Увлекательная задача.