Страница 92 из 218
Монтальдео, довольно жалкая деревенька с населением чуть больше 300 человек и с землями чуть меньше 500 гектаров, располагалась на границе Миланской области и территории Генуэзской республики, там, где сходятся Ломбардская равнина и Апеннины. Ее крохотная территория на холмах была «фьефом», зависевшим от императора. В 1569 г. Дориа купили ее у Гримальди. Дориа и Гримальди принадлежали к генуэзской «деловой знати», к тем семействам, что не прочь бывали изображать из себя «вассалов», при этом безопасно помещая свои капиталы и приберегая себе убежище у ворот города (полезная предосторожность: политическая жизнь там была бурной). Тем не менее они станут обходиться со своим фьефом как осмотрительные купцы — без расточительства, но ни как предприниматели, ни как новаторы.
Книга Д. Дориа очень живо обрисовывает взаимное положение крестьян и сеньера. Крестьян свободных, уходящих, куда им заблагорассудится, женящихся по своему усмотрению, но до чего же нищих! Минимальное потребление, фиксируемое автором для семьи из четырех человек,—9,5 центнера зерновых и каштанов да 560 литров вина в год. И лишь 8 хозяйств из 54 достигали этих цифр или превосходили их. Для остальных хроническим было недоедание. В своих хижинах из дерева и глины семьи эти могли увеличиваться даже в пору бедствий, «ибо последние, по-видимому, способствовали воспроизводству». Но когда семьи эти имели в своем распоряжении всего один гектар плохой земли, им приходилось искать себе пропитание в иных местах — работать на землях владетеля фьефа, на полях трех-четырех земельных собственников, скупавших здесь участки. Или же спускаться на равнину, предлагая там свои рабочие руки во время жатвы. И не без страшных неожиданностей: случалось, что жнец, который должен был сам обеспечивать свое пропитание, тратил на еду больше, чем получал от своего нанимателя. Так было в 1695, 1735, 1756 гг. А то еще, придя на место найма, крестьяне не находили там никакой работы — приходилось отправляться дальше; в 1734 г. иные добирались до самой Корсики.
К этим бедам добавлялись злоупотребления владельца фьефа и его представителей, в первую очередь управляющего (il fattore). Деревенская община со своими консулами (consoli) мало что могла с ними поделать. Каждый должен был уплачивать
Производство, или капитализм в гостях
==256
повинности, вносить арендные платежи, смиряться с тем, что хозяева скупают его урожай по низкой цене и продают его с прибылью, что они же располагают монопольным правом на ростовщические авансы и на доходы от отправления правосудия. Штрафы обходились все дороже и дороже: хитрость заключалась в том, чтобы завышать санкцию за малые проступки, самые частые. По сравнению со штрафами 1459 г. штрафы 1700 г. (учитывая обесценение монеты) выросли в 12 раз — за оскорбление, в 73 раза — за брань, в 94 раза — за азартные игры, так как эти игры были запрещены, в 157 раз — за нарушение правил охоты, в 180 раз — за потраву чужих полей. Здесь сеньериальная юстиция не могла быть невыгодным делом.
Деревенька жила с определенным отрывом от крупной экономической конъюнктуры. И однако же, она узнает сгон крестьян с земли и отчуждение их имуществ в XVII в. Затем последует подъем века Просвещения, который вырвет деревню из изоляции: виноград разовьется там во всепоглощающую монокультуру, обмен сделается правилом, благоприятствуя перевозчикам на мулах. Появится некое подобие сельской буржуазии. И разом станет ощутим определенный дух фрондерства за отсутствием открытого возмущения. Но едва лишь какой-нибудь из этих бедолаг «высовывался» за рамки, как в глазах привилегированного лица, державшегося за свои прерогативы, это оказывалось уже неприличным. А если он к тому же бывал и дерзок, то это уже был настоящий скандал. Некий Беттольдо в Монтальдео, «человек новый» (huomo nuovo), навлек на себя неудовольствие со стороны маркиза, [тезки] нашего Джордже Дориа. Был он из числа тех погонщиков мулов, что составили себе небольшие состояния (дело происходило в 1782 г.), перевозя деревенское вино в Геную, и, вне сомнения, отличался той вспыльчивостью, которую обычно приписывают погонщикам. «Дерзость сказанного Беттольдо меня весьма беспокоит,— пишет маркиз своему управляющему,— как и легкость, с коей он богохульствует... Коль скоро он неукротим, надлежало бы его наказать... Во всяком случае, лишить его у нас всякого занятия; быть может, голод сделает его менее дурным».
То не было надежным средством, ибо богохульствовать, поносить, насмехаться — это соблазн, потребность. Каким же утешением для униженного человека в Ломбардии того времени было пусть вполголоса пробормотать это присловье: «Хлеб из отбросов, вода из канавы, работай сам, хозяин, а я больше не могу!» ("Pane di mostura, acqua di fosso, lavora ti, Patron, ehe ίο non posso!") Несколькими годами позже, в 1790 г., имела широкое хождение такая фраза о Джордже Дориа: «Он маркиз в своих делах, но не более» ("É marchese del fatt suo, e non di più"). И как бы контрапунктом к этим революционным речам священник из Монтальдео, сожалея о новых временах, писал маркизу в 1780 г.: «Уже несколько лет, как ложь, вендетта, ростовщичество, мошенничество и прочие пороки идут вперед большими шагами». Аналогичные рассуждения слышались по всей Италии того времени — они выходили даже из-под пера такого либерального экономиста, как Дженовези. Потрясенный умонастроением неаполитанских тружени-
==257
Lèpre A. Contadini, borghesi ed opérai net tramonto del feudalesim napoletano. 1963, p. 27. 116 Ibid. p. 61—62.
ков, он в 1758 г. видел одно только лекарство: военную дисциплину и палку — «битье палками, но битье по-военному» ("bastonate, ma bastonate all'uso militare") 1'"5 С того времени ситуация в королевстве Неаполитанском не переставала становиться все более мрачной, распространилась своего рода эпидемия социального непокорства. Разве же батраки-поденщики начиная с 1785 г. не заставили платить себе вдвое против предшествовавших годов, тогда как цены на продовольствие понизились? Разве они не удлинили перерыв посреди рабочего дня, чтобы отправляться в кабаки (bettole) и растрачивать в этих харчевнях деньги на питье и на игру 136?
ПРЕОДОЛЕВАТЬ ПРЕПОНЫ
137
Butel P. Grands propriétaires et production des vins du Médoc au XVIIIe siècle.— "Revue historique de Bordeaux et du département de la Gironde", 1963, p. 129— 141.
138 Roupnel G. Op. cit., p. 206—207. * Кортон — сорт винограда и вина, производимого в нынешнем департаменте Кот-д'0р.— Прим. персе.
Препоны, которые воздвигали сеньеры и крестьяне, капитализм при определенных обстоятельствах преодолевал либо же обходил. Инициатива таких структурных перемен исходила когда изнутри самой сеньериальной системы, а когда и извне.
Изнутри — это мог быть капитализм, выступавший в роли сеньера, подражавший ему или пытавшийся изобрести самого сеньера. То мог быть капитализм крестьянского происхождения, истоки которого лежали в успехе крупных арендаторов.
Извне же осуществлялись самые важные вторжения. Городские деньги непрерывно текли в направлении деревень. Чтобы быть там наполовину потерянными, когда речь шла о покупках под знаком социальной мобильности или роскоши. Но порой и для того, чтобы все привести в движение и преобразовать, даже если это и не завершалось непосредственно хозяйством совершенного капиталистического типа. Прикосновением волшебной палочки всегда бывало присоединение земледельческого производства к «большой» экономике. Именно в силу спроса на прибыльном внешнем рынке генуэзские деловые люди ввели в XV в. на Сицилии культуру сахарного тростника и сахарную мельницу (trapeto), тулузские негоцианты в XVI в. наладили в своей области промышленное выращивание пастели, а виноградники района Бордо и Бургундии развились в следующем столетии в довольно крупные предприятия, к выгоде солидных состояний президентов и советников бордоского и дижонского парламентов. Результатом было разделение задач и ролей, складывание капиталистической цепочки хозяйствования, очень ясно выраженной в Бордо: управляющий (régisseur) руководил всем предприятием, деловой человек управлял сферой виноградарства; ему помогали главный служащий (maître valet), отвечавший за вспашку, и главный виноградарь (maître vigneron), который занимался виноградниками и изготовлением вина и имел под началом квалифицированных рабочих 137. В Бургундии эволюция продвинулась не столь далеко: лучшие виноградники, лучшие земли на склонах еще в начале XVII в. были церковной собственностью 138. Но члены дижонского парламента предложили выгодные цены, и, таким образом, аббатство Сито уступило свои виноградники кортон *— это один пример среди десятка других. Новые собствен-