Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 54 из 218



118 Gerschenkron A. Europe in the Russian mirror. 1970, p. 21 sq. "' Sanudo M, Diarn, 9 ноября 1519 г, Брюгге, площадь Биржи: по бокам постройки расположены Дом генуэзцев и Дом флорентийцев — ощутимое свидетельство распространения и господства итальянских купцов. Брюссель, Архив.

капиталистической системы] не обладает чувствами привязанности к себе подобным, он желает видеть пред собой лишь других экономических агентов, покупателей, продавцов, заимодавцев, кредиторов, с каковыми у него в принципе чисто экономические отношения»97. В таком же духе Зомбарт объяснял преимущество евреев в формировании «капиталистического духа» тем, что предписания их религии позволяют-де поступать по отношению к «иноверцам» так, как запрещено поступать по отношению к своим единоверцам.

Но это объяснение рушится само собой. В обществе со своими собственными запретами, которое почитало противозаконным ремесло ростовщика и даже профессиональное занятие деньгами — источник стольких состояний, и отнюдь не одних только купеческих,— разве же не игра социальных условий обрекала его «аномальных» членов на занятия презираемые, но необходимые для общества в целом? Если верить Александру Гершенкрону, как раз так и произошло в России с православными еретиками-раскольниками ч . Роль их сопоставима с ролью евреев или армян. Если бы их там не было, разве не следовало бы их выдумать? «Евреи столь же необходимы в любой стране, как и пекари!» — восклицает венецианский патриций Марино Сануто, возмущенный мыслью о мерах, направленных против них ".

В этом споре правильнее было бы говорить не о «капиталистическом духе», а об (определенном) обществе. Политические столкновения и религиозные страсти средневековой Европы и Европы нового времени исключили из их общин

==155

Sieveking H. Op. cit., p. 76.

многочисленных индивидов, которых на чужбине, куда привело их изгнание, сделали меньшинствами. Итальянские города, как и греческие города классической эпохи, были склочными осиными гнездами. Там были граждане «внутри стен» и изгнанники — настолько распространенная социальная категория, что они получили даже родовое название: «эмигранты» (fuorusciti). Они сохраняли свое имущество и свои деловые связи в самом сердце того города, который их изгонял, чтобы в один прекрасный день принять снова; то была история множества семейств — генуэзских, флорентийских, луккских,— десяти против каждого одного, не изведавшего изгнания. Разве этих fuorusciti, особенно если они были купцами, не толкали таким образом на путь успеха? Крупная торговля — это была торговля на дальние расстояния. Они были на нее осуждены. Будучи изгнаны, они процветали в силу самого факта своей удаленности. Так, в 1339 г. в Генуе группа нобилей не приняла народного правления, которое установилось с так называемыми пожизненными дожами, и покинула город 100. Эти изгнанные аристократы были теми, кого называли «старыми нобилями» (nobili vecchi), тогда как те, что остались в Генуе при народном правлении, были «новыми нобилями» (nobili novi). И разрыв этот сохранится даже после возвращения изгнанных в свой город. И как бы случайно именно «старые нобили» станут — издали!— хозяевами крупных деловых операций с заграницей.

Другие изгнанники — испанские или португальские марраны, которые в Амстердаме вернулись к иудаизму. И еще общеизвестные изгнанники — французские протестанты. Конечно, отмена Нантского эдикта в 1685 г. не создала из ничего (ех nihilo) Протестантский банк, впоследствии хозяина французской экономики; но она обеспечила его расцвет. Эти fuorusciti нового рода сохранили свои связи внутри королевства вплоть до самого его сердца — Парижа. Они не раз сумеют перевести за границу немалую часть своих оставшихся во Франции капиталов. И как и «старые нобили», в один прекрасный день они возвратились в полной силе.

В общем, меньшинство — это как бы заранее построенная, и прочно построенная, сеть. Итальянцу, который приезжал в Лион, чтобы обосноваться, нужны были только стол и лист бумаги, чему французы удивлялись. Но это оттого, что в городе у него были естественные компаньоны, информаторы, поручители и корреспонденты на разных рынках Европы. Короче говоря — все, что составляло кредит купца, на приобретение чего он порой тратил годы и годы. Точно так же в Лейпциге или Вене, этих городах на границе густонаселенной Европы, которые вознес подъем XVIII в., нельзя было не подивиться преуспеянию иноземных купцов, людей из Нидерландов, французских беглецов после отмены Нантского эдикта (первые из них прибыли в Лейпциг в 1688 г.), итальянцев, савойцев, уроженцев Тироля. Тут почти не бывало исключений: удача была на стороне чужака. Происхождение связывало его с далекими городами, рынками, странами, которые сразу же вводили чужеземца в дальнюю торговлю, торговлю крупную. Следует ли думать — но это было бы слишком прекрасно,— что не было бы счастья, да несчастье помогло?

==156

00.htm - glava09





ТОРГОВАЯ ПРИБАВОЧНАЯ СТОИМОСТЬ, ПРЕДЛОЖЕНИЕ И СПРОС

Сети и кругообороты обрисовывали систему — как на железной дороге совокупность рельсов, контактной сети, подвижного состава, персонала. Все подготовлено к движению. Но движение оказывается само по себе проблемой.

101

Carletti F. Ragionamenti sopra le cose da lui vedute ne suoi viaggi. 1701, p. 283. * Вара — мера длины, составлявшая во Франции, а также в Испании и ее владениях в Америке 0,8356 метра, а в Португалии и Бразилии — 1,10 метра.— Прим. перев.

102 Dornic F. L'Industrie textile dans le Maine (1650—1815). 1955, p. 83.

103 Lütge F. Op. cit., S. 235.

"'4 Lohma

105 Sivery G. Les rientations actuelles de l'histoire économique du Moyen Age, dans l'Europe du Nord-Ouest.— "Revue du Nord", 1973, p. 213. м Schwartz J. L'Empire romain, l'Egypte et le commerce oriental.— "A

"" Melis F. La civilta economica nelle sue esplicazioni dalla Versilia alla Maremma (secoli X— XV 111).— Atti del 60° Congress internationale délia "Dante Alighieri", p. 26.

ТОРГОВАЯ ПРИБАВОЧНАЯ СТОИМОСТЬ

По всей очевидности, дабы перемещаться, товар должен увеличивать свою цену во время своего путешествия. Это то, что я буду называть торговой прибавочной стоимостью. Было ли это законом, не знавшим исключений? Да или почти что так. В конце XVI в. испанская «восьмерная монета» стоила 320 рейсов в Португалии и 480 рейсов в Индии 101. В конце XVII в. вара * кисеи на фабриках Ле-Мана стоила 3 реала, в Испании — б, в Америке — 12 реалов 102. И так далее. Откуда и поражающие цены на редкие, издалека доставляемые товары в тех или иных местностях. В Германии около 1500 г. фунт шафрана, итальянского или испанского, стоил столько же, сколько три молочных поросенка 103. В Панаме в 1519 г. лошадь стоила 24,5 песо, раб-индеец — 30, бурдюк вина — 100 песо 104. В Марселе в 1248 г. 30 метров фландрского сукна стоили вдвое-вчетверо дороже, чем невольник-сарацин los. Но уже Плиний Старший отмечал, что индийские товары, перец или пряности, продавались в Риме в сто раз дороже цены производства 106. Ясно, что на подобном пути требовалось, чтобы прибыль приняла участие в том, чтобы пришел в движение самый кругооборот, включив в действие расходы на свое собственное движение. Ибо к закупочной цене товара прибавлялась цена его перевозки, а была она раньше особенно обременительной. Перевозка сукон, закупленных на ярмарках Шампани в 1318 и 1319 гг., при [их] доставке во Флоренцию обошлась, включая сборы, упаковку и прочие расходы (речь идет о шести партиях), в 11,80%, 12,53; 15,96; 16,05; 19,21 и 20,34% от закупочной цены (primo costo) 107. Эти затраты варьировали на одном и том же маршруте и при одинаковом товаре могли возрастать вдвое. Притом эти проценты были еще относительно низкими: ткани, товар дорогой, все же весили мало. Тяжеловесные и дешевые товары — зерно, соль, дрова, вино — в принципе не перевозились по длинным сухопутным маршрутам, если только это не было абсолютно необходимо. А в таком случае необходимость оплачивалась сверх стоимости перевозки. Вино из Кьянти, уже известное под этим названием в 1398 г., было вино дешевое ("povero"), стоившее один флорин гектолитр (мальвазийское вино стоило от 10 до 12 флоринов.) При доставке из Греве во Флоренцию, за 27 километров, его цена увеличивалась на 25—40%; если бы транспортировка была продолжена до Милана, цена кьянти утроилась бы 108. Перевозка