Страница 31 из 218
Но вполне верно и то, что амстердамские биржевые игры достигли такого уровня усложненности и ирреальности, который надолго сделает из этого города исключительное место в Европе — рынок, где не довольствовались покупкой или
==89
продажей акций, играя на повышение или на понижение, но где умная игра позволяла вам спекулировать, даже не имея в руках ни акций, ни денег. Именно здесь было раздолье маклерам. Они были разделены на групки (coteries) — их называли rotteries. Если одна играла на повышение, то другая — «контрминеры» — будет играть на понижение. А там уж за кем потянется рыхлая и нерешительная масса спекулянтов — в ту или другую сторону. Перебежка в другой лагерь (а это ι случалось) представляла для маклера должностное преступление 430.
Внутренний вид амстердамской биржи в 1668 г. Картина Йова Беркхейде. фото Амстердамского государственного музея.
430 Van Dillen G. Op eil.. p. 15. 19, 21
Акции, однако, были номинальными, и Ост-Индская компания сохраняла ценные бумаги за собой: покупатель вступал во владение акцией лишь посредством записи ее на его имя в реестре, ведшемся с этой целью. Компания поначалу думала, что сможет таким образом противостоять спекуляции (акции на
К оглавлению
==90
431
Α. Ν., Κ 1349, 132, f° 82.
432 Α. Ν., Α. Ε., Β', 757.
433 A.N., К 1349, 132, f0 81.
434 Pinto I., de.
Traité de la circulation
et du crédit. 1771, p. 311.
435 Boxer С. R. The Dutch Seaborne Empire 1600—1800. 1965, p. 19. 436 Jea
предъявителя будут приняты только позднее), но спекуляция не требует обладания. В самом деле, игрок продает то, чем он не владеет, и покупает то, чем владеть не будет; как говорилось, это была покупка или продажа «вхолостую» ("en blanc"). В конечном счете операция приносила убыток или прибыль. Эту небольшую разницу выплачивают, и игра продолжается. Другая игра, премия, была лишь немного более сложной 431.
В действительности, коль скоро акции вовлечены в длительное повышение, спекуляция по необходимости обосновывается в сфере краткосрочных операций. Она будет подстерегать мгновенные колебания, те, которые легко вызывает истинная или ложная новость. Представитель Людовика XIV в Соединенных Провинциях в 1687 г. поначалу удивлялся, что после всего того шума, какой подняли вокруг взятия Бантама на Яве, все остановилось, как если бы известие было ложным. «Но,— пишет он 11 августа,— я не столь удивлен этими действиями: они способствовали понижению [курса] акций в Амстердаме, и некоторые сим воспользовались» . Десятком лет позднее другой посол расскажет, что «барон Жуассо, весьма богатый еврей в Гааге», похвалялся перед ним тем, что может заработать «сто тысяч экю за день... ежели узнает о кончине короля испанского [бедного Карла II, который, как ожидали, испустит дух с минуты на минуту] за 5 или б часов до того, как она станет известна в Амстердаме» 433. «Я в том убежден,— добавляет посол,— ибо он и два других еврея, Тешейра и Пинто, суть самые могущественные в торговле акциями».
Однако в эту эпоху подобная практика еще не достигла размаха, который она узнает в следующем веке, начиная с Семилетней войны, с расширением игры на акциях английской Ост-Индской компании. Английского банка, Компании Южных морей и, особенно на займах английского правительства, этом] «океане аннуитетов», как говорил Исаак де Пинто (1771 г.) 434. Тем не менее до 1747 г. курсы акций не будут официально публиковаться, тогда как амстердамская биржа. опубликовала товарные цены с 1585 г.435 (для 339 товаров в 1585 г. и 550 — в 1686 г.) 436.
, Что объясняет масштабы и взрыв спекуляции в Амстердаме — относительно огромной с самого начала,— так это то, что в ней всегда бывали замешаны не одни только ^крупные капиталисты, но и мелкота. Иные картины как бы заставляют вспомнить наших игроков на скачках! Йозеф де Ла Вега рассказывал в 1688 г.: «Наши спекулянты посещают определенные дома, в коих продается питье, каковое голландцы именуют коффи, а левантинцы — каффе». Эти «кофейные дома» ("coffy huisen") «с их уютными печками и их соблазнительными [возможностями] времяпрепровождения суть зимою большое удобство; одни из них предлагают книги для чтения, другие — игорные столы, и во всех найдешь собеседников, чтобы поболтать. Кто-то пьет шоколад, кто-то кофе, кто-то молоко, а кто-то чай, и все... курят табак. Таким образом они обогреваются, угощаются, развлекаются по
==91
"' La Vega J., de. Op. cit., p. 322. «' "Le Guide d'Amsterdam" (1701, p. 65) упоминает "Café françois". Прочие указаны в кн.: La Vega J., de. Die Verwirrung der Verwirrungen. Ed. 0. Pringsheim, 1919, S. 192, Anm. 2 (по данным: Berg. Réfugiés, p. 328).
"" Torcia M. Sbozzo del
commercio ai Amsterdam.
1782.
"'' A. N.. 61 AQ 4.
"' Lüthy H. La Banque
protestante en France
de la Révocation de
l'Edit de Nantes à la
Révolution. 1959—1961, II, p. 515.
442 A. N., 61 AQ 4, Париж, 2 марта 1780г.
дешевке, выслушивая новости... Вот в один из этих домов в часы работы биржи входит то или иное лицо, играющее на повышение. Его расспрашивают, что стоят акции, он добавляет к их цене на этот момент один-два процента, достает маленькую записную книжку и принимается записывать нечто такое, что есть лишь у него в голове, дабы заставить каждого поверить, будто он действительно это сделал, и дабы подогреть... желание купить какую-нибудь акцию из страха, как бы ее цена не возросла еще больше» .
Что показывает эта сцена? Если я не заблуждаюсь — способ, каким биржа черпала средства из кармана обладателей небольших сбережений и мелких игроков. Успех операции был возможен: во-первых, потому что еще не было, повторяю, официального курса, позволяющего легко следить за изменением котировок; во-вторых, потому что маклер — непременный посредник — обращался в таком случае к мелкоте, людям, не имевшим права доступа (этим правом пользовались только купцы и маклеры) в святилище биржи, хотя бы она и находилась в двух шагах от всех кафе, о которых говорилось,— «Французского», «Рошельского», «Английского», «Лейденского» 438. Так о чем же шла речь? О том, что мы бы сегодня назвали мелкой биржевой сделкой, хождением по домам возможных клиентов в поисках средств.
Спекуляция в Амстердаме — это масса мелких игроков, но и крупные спекулянты — и из самых активных!— принимали в этом участие. По относящемуся к 1782 г. свидетельству в принципе беспристрастного итальянца Микеле Торча, в этот поздний период Амстердам еще располагал самой активной биржей в Европе 439; он превосходил Лондон. И несомненно, к этому имел какое-то отношение огромный (разумеется, в глазах современников) объем игры на акциях, тем более что в этот момент он совпал с неослабевавшей лихорадкой займов, предоставлявшихся заграничным клиентам,— еще одна спекуляция, которая тоже не имела себе равных в Европе и к которой мы еще вернемся.
Бумаги Луи Греффюля 440, обосновавшегося в Амстердаме с 1778 г. в качестве хозяина значительной [банкирской] конторы 441, дают достаточно живое представление о таком двойном расширении. Мы часто будем возвращаться к деяниям и подвигам этого нувориша, склонного к риску и осторожного, к его проницательным свидетельствам. В 1778 г., накануне вступления Франции в войну на стороне английских колоний в Америке, в Амстердаме развернулись безудержные и безумные спекуляции. Момент представлялся благоприятным для того, чтобы под прикрытием нейтралитета обратить обстоятельства себе на пользу. Но стоило ли рисковать, [играя] на колониальных товарах, недостаток которых предвидели, позволить себе соблазниться английскими, потом французскими займами или же финансировать повстанцев? «Ваш старый служащий Брингли,— пишет Греффюль А. Гайяру в Париж,— по самые уши увяз в делах с американцами» 442. Что до него, Греффюля, то, хватаясь за все доступные дела, какие ему казались хороши, он в больших масштабах предавался биржевым спекуляциями