Stop-кадр!

– Надо было карты взять, – сказал Колин. Мэри теснее прижалась к нему.

– Вряд ли это имеет значение, – прошептала она. – Мы же приехали отдыхать.

Час спустя их разбудили голоса и смех. Где-то раздавался высокий, однотонный звон колокольчика. Утренний свет уже сделался ровным, а ветерок – теплым и влажным, как дыхание зверя. Мимо Колина и Мэри толпой хлынули маленькие дети в ярко-синих блузах с черными воротничками и манжетами. У каждого была за спиной аккуратно перевязанная пачка книг. Колин встал и, держась обеими руками за голову, пошатываясь, вышел на середину узкой улочки, и толпа детей начала обтекать его. Одна девочка бросила ему в живот теннисный мячик и ловко поймала его на отскоке. Ребятня отметила этот успех радостным визгом. Потом звон колокольчика затих, а оставшиеся дети замолчали и умолкли, посерьезнев, бросились бежать со всех ног. Улица внезапно опустела, Мэри низко нагнулась и энергично зачесала обеими руками ногу. Колин, слегка покачиваясь, стоял посреди улицы и смотрел в сторону невысоких домов.

– Меня какая-то дрянь искусала! – крикнула ему Мэри.

Колин подошел, встал у нее за спиной и посмотрел, как она чешет ногу. Несколько маленьких красных пятнышек увеличивались до размера монеты и быстро окрашивались в малиновый цвет.

– Лучше не расчесывать, – сказал Колин.

Он взял ее за руку и потащил на середину улицы. Слышно было, как далеко позади дети голосами, искаженными акустикой помещения явно внушительных размеров, монотонно повторяют то ли религиозный догмат, то ли арифметическую таблицу.

Мэри подпрыгивала на одной ноге.

– О господи! – вскричала она, сама посмеиваясь над своими мучениями. – Я умру, если не буду расчесывать эти укусы. Да и пить так хочется!

С похмелья у Колина появились сдержанно-грубоватые, властные манеры, совершенно для него не характерные. Встав за спиной у Мэри и прижав ей руки к бокам, он показал в конец улицы.

– Если спустимся туда, – сказал он ей на ушко, – кажется, попадем к морю. Там наверняка открыто какое-нибудь кафе.

Мэри не сопротивлялась, когда Колин подтолкнул ее вперед.

– Ты не побрился.

– Не забывай, – сказал Колин, когда они, прибавляя шагу, стали спускаться под гору, – мы приехали отдыхать.

Море раскинулось сразу за поворотом улицы. Прибрежный участок земли, узкий и пустынный, с обеих сторон упирался в сплошной ряд поврежденных бурями домов. Из спокойной желтоватой воды беспорядочно, под разными углами, торчали высокие столбы, но ни катера, ни лодок не было пришвартовано к ним. Справа от Колина и Мэри изъеденная ржавчиной жестяная стрелка указывала дорогу – по набережной – к больнице. По той же улице, что и они, на берег вышел маленький мальчик, сопровождаемый с обеих сторон двумя женщинами с набитыми до отказа хозяйственными сумками. Все трое остановились возле указателя, и женщины, нагнувшись, принялись рыться в сумках с таким видом, словно искали нечто забытое. Когда они пошли дальше, малыш пискляво заныл, но его быстро уняли.

Колин с Мэри сели у края причала на деревянные ящики, провонявшие дохлой рыбой. Приятно было смотреть в морскую даль, оставив позади узкие улочки и переулки города. В поле зрения господствовал расположенный в полумиле от берега невысокий остров, обнесенный стеной и целиком отведенный под кладбище. На одной его оконечности находились часовня и маленькая каменная пристань. Перспективу нарушал голубоватый утренний туман, и издали поблескивающие склепы и надгробия казались сооружениями тесно застроенного города будущего. Солнце за низкой пеленой смога превратилось в диск грязно-серебряного цвета, маленький и резко очерченный.

Мэри снова прислонилась к плечу Колина.

– Сегодня тебе придется заботиться обо мне, – проговорила она, зевая.

Он погладил ее по затылку:

– Значит, вчера ты обо мне заботилась? Она кивнула и закрыла глаза. Потребность в заботе вошла у них в привычку, и они считали своим долгом поочередно присматривать друг за другом. Колин принялся убаюкивать Мэри в своих объятиях и несколько раз рассеянно поцеловал ее в ухо. Показавшийся из-за кладбищенского острова речной трамвай уже причаливал к каменной пристани. Даже с такого расстояния можно было разглядеть цветы в руках у крошечных фигурок в черном, спускавшихся по траву. Вдали, над водой, послышался тонкий пронзительный крик – то ли чайки, то ли ребенка, – и судно медленно отошло от острова.

Оно направлялось к больничному причалу, расположенному за изгибом береговой линии и недоступному взору с того места, где они сидели. Сама больница, однако, возвышалась над соседними зданиями – цитадель, выкрашенная уже наполовину облупившейся горчично-желтой матовой краской, с крутыми черепичными крышами бледно-красного цвета, подпирающими беспорядочное, неустойчивое нагромождение телевизионных антенн. В некоторых палатах были высокие зарешеченные окна, выходившие на балконы величиной с небольшие корабли, где стояли и сидели, вглядываясь в морскую даль, то ли пациенты, то ли сестры, одетые во все белое.

Берег и улицы позади Колина и Мэри заполнялись людьми. Мимо устало тащились с пустыми хозяйственными сумками погруженные в молчание старухи в черных платках. От ближайшего дома доносился резкий аромат крепкого кофе и сигарного дыма, который смешивался с запахом дохлой рыбы, делая его почти неуловимым. Рядом с ящиками, чуть ли не под ноги Колину и Мэри, бросил связку сетей худой и морщинистый рыбак в рваном сером костюме и некогда белой рубашке без пуговиц – впечатление было такое, будто он много лет назад оставил службу в конторе. Колин отреагировал неуверенным примирительным жестом, но рыбак, уже шагавший прочь, четко произнес: «Туристы!» – и взмахом руки подтвердил свое право на отступление от правил.

Колин разбудил задремавшую Мэри и уговорил ее прогуляться до больничного причала. Если там нет кафе, речной трамвай довезет их по каналам до центра города, а там недалеко и до гостиницы.

Когда они подошли к внушительной сторожке у ворот, служившей больничной проходной, речной трамвай уже отчаливал. Судном правили двое молодых людей с одинаковыми тонкими усиками, в синих пиджаках и темных очках в серебряной оправе. Один в ожидании стоял у штурвала, а другой, ловко, небрежно вращая запястьем, разматывал швартов с кнехта; в самый последний момент он шагнул на палубу над расширяющейся полоской маслянистой воды, одновременно отцепил стальной барьер, за которым толпились пассажиры, и одной рукой закрепил его, равнодушно глядя на удаляющийся причал и громко болтая с напарником.

Не сговариваясь, Колин с Мэри удалились от моря и влились в людской поток, который двигался через проходную и, поднимаясь по крутой подъездной аллее с цветущими по обеими сторонам кустами, направлялся к больнице. Сидевшие на скамеечках пожилые женщины продавали журналы, цветы, распятия и статуэтки, но никто не задерживался возле них хотя бы для того, чтобы бросить беглый взгляд.

– Если здесь есть амбулаторное отделение, – сказал Колин, крепче сжав руку Мэри, – значит, возможно, есть и буфет.

Мэри вдруг пришла в раздражение.

– Мне просто необходимо выпить стакан воды. Вода-то у них наверняка найдется. – Нижняя губа у нее потрескалась, а под глазами появились темные круги.

– Непременно, – сказал Колин. – Это как-никак больница.

У входа – ряда стеклянных дверей, увенчанных огромным полукруглым витражом, – уже образовалась очередь. Поднявшись на цыпочки, Колин с Мэри сквозь отражения людей и кустов различили человека в форме привратника или полицейского, стоящего в темноте между первым и вторым рядами дверей и проверяющего документы у каждого посетителя. Все вокруг доставали из карманов и сумочек свои ярко-желтые пропуска. Несомненно, начались часы посещения: никто из ожидавших в очереди не казался больным. Люди постепенно сгрудились у дверей. На стоящей на подпорках у двери доске было прикреплено красиво написанное от руки объявление, состоявшее из одного длинного, сложного предложения, в котором дважды встречалось слово, похожее на «безопасность». Слишком уставшие, чтобы сразу выбраться из очереди или, переступив порог и оказавшись перед охранником, объяснить, что им необходимо подкрепиться, Колин с Мэри побрели обратно, вниз по аллее, а вдогонку им участливо понеслись советы толпившихся у входа людей, судя по всему, в районе было несколько кафе, но рядом с больницей – ни одного. Мэри сказала, что ей хочется сесть где-нибудь и поплакать, и как раз когда они подыскали подходящее место, послышался громкий крик, а потом – приглушенный шум судового двигателя, которому дали обратный ход; у причала швартовался еще один речной трамвай.