Страница 43 из 45
Четыре минуты, отведенные на произвольную программу, пролетели мгновенно. Я раскланялась. Поехала к бортику. Потом натянула чехлы на коньки и остановилась в проходе между трибунами, где обычно толпятся тренеры, спортсмены и фотокорреспонденты. Судьи готовили свои оценки. А публика, еще не слишком хорошо знакомая с правилами соревнований, кричала «бис».
Оценки были показаны. Голос диктора прорвался через аплодисменты. Очередная спортсменка готовилась выйти на лед. А я в каком-то оцепенении все стояла, опершись о стенку. Совершенно машинально я стала расшнуровывать ботинки.
Болельщики не унимались. Один даже наклонился с трибун и кричал мне вниз:
— Выходи же на лед! Станцуй еще!
Соревнования приостановились. Меня подталкивали: «Ну, выйди и раскланяйся еще разок». Но я уже не могла выйти, потому что сняла ботинки и стояла прямо на полу в одних носках.
Ах, как мне хотелось заплакать от обиды: что ж это за дурочка я такая, зачем сняла ботинки, делать мне больше нечего, что ли!
И, сразу ощутив усталость, пошла в раздевалку, держа коньки в руках и автоматически счищая кусочки льда, прилипшие к ранту ботинок. Я и сейчас помню, как холодили они мне ладони.
Александр Кузнецов
ОПЕРАЦИЯ «РОГАТКА»
До сих пор мне так и не удалось стать профессиональным зоологом. Всю жизнь моей страстью, моей неузаконенной любовью были птицы, а работал я тренером по альпинизму. Может быть, это и к лучшему. Альпинизм давал возможность побывать в самых отдаленных и труднодоступных местах, наблюдать и изучать птиц на Кавказе, Тянь-Шане, Памире, Алтае, Саянах, на ледниках и вершинах, куда не всегда добираются орнитологи. Однако это часто ставило меня в неловкое, а то и просто смешное положение.
Однажды с группой мастеров спорта — альпинистов и горнолыжников — я поехал на тренировку в Польшу, в Закопане. Прямо из города подвесная дорога поднимала нас к вершинам Татр, на «Каспровый верх», откуда начинался спуск по снежным склонам. Одна из трасс имела протяженность около четырнадцати километров, входила в еловый лес, петляла по отрожкам, кулуарам и овражкам. Заехав в лес, я уходил с трассы, выбирал укромное местечко и, греясь в лучах ласкового мартовского солнца, наблюдал за птицами. Впервые я попал в горы без ружья. Приходилось утешаться тем, что нового для себя здесь не найти: птицы были те же, что на Кавказе.
Во время одной из таких остановок, развалившись, как в шезлонге, на хитрой конструкции из лыж и палок, я закрыл глаза и стал слушать лес. В ветвях заснеженной ели попискивали корольки, одни из самых маленьких птичек наших лесов. Птичка эта серенькая, с зеленоватым отливом, а на голове — бросающаяся в глаза ярко-желтая шапочка. Весит пичуга в живом виде всего лишь пять граммов, совсем крошка. Королек вечно снует среди ветвей, собирая с них мелких насекомых.
Птичка порхнула совсем рядом, я открыл глаза и тут же с изумлением увидел, что шапочка у королька была красной. Передо мной сидел красноголовый королек, редкая для Советского Союза птица, встречающаяся у нас только в Карпатах. Этого вида не было в моей коллекции. Королек как ни в чем не бывало ловко обрабатывал мохнатую лапу ели, с которой, искрясь и вспыхивая на солнце, стекали серебристые струйки снега. Слева, чуть выше, трудилась вторая такая же птичка. Тонкий писк корольков слышался и справа, и впереди, и позади меня. Лес был полон красноголовых корольков! Надо было что-то предпринимать.
Выйдя на трассу, я потихоньку поехал вниз, обдумывая, как и где достать ружье. Разыскать лесника и попросить у него? Неудобно. Обратиться за помощью к польским друзьям? Но где они его возьмут? Знакомые чехи, болгары, немцы, австрийцы и французы тем более не смогут мне помочь. Да если и достанешь ружье, вряд ли обойдешься без скандала: здесь заповедник, и на выстрелы моментально съедется со всех концов народ.
— До ясной холер-р-ры!!! — оглушил меня неожиданный крик.
Рычащее «р-р-р» прозвучало уже далеко впереди. Меня чуть не сшиб какой-то лыжник. Задумавшись, я выехал на левую сторону трассы, где нельзя спускаться медленно. Вот он и обругал меня. Правильно, конечно, обругал. И тут у меня мелькнула мысль: «Рогатка!» Ну да! Только рогатка может мне помочь. Без всяких хлопот, без шума я добуду себе желанную птичку, и никто даже знать об этом не будет.
В умелых руках рогатка — настоящее оружие. Мой большой друг — потомственный орнитолог Рюрик Беме рассказывал, что тринадцатилетним мальчишкой во время войны он кормил в Казахстане семью, охотясь с рогаткой не только на воробьев, но и на уток. Причем стрелял он изготовленными из глины шариками, поскольку камней в той местности не было. Не раз применял рогатку и мой учитель, известный орнитолог Евгений Павлович Спангенберг. Лучше всего стрелять из рогатки дробью 4—6-го номера. Но где ее найти в Закопане?
Вырезав из орешника рогатку, я отправился в свой отель. С резиной вопрос решался просто: для этого годился резиновый бинт, с которым я делал зарядку. Труднее было с кожицей, куда закладывается заряд. Обойдя отель кругом, я обнаружил на задворках прекрасную помойку. Здесь было чем поживиться! Уж какой-нибудь старый ботинок наверняка можно найти под кучей мусора. Долго я ходил, посвистывая, с независимым видом вокруг помойки и чуть было не начал ее раскапывать, но тут из отеля вышла наша хорошенькая официантка с ведром, полным картофельных очистков, и, обворожительно улыбаясь, спросила меня на ломаном русском языке:
— Почему пан Борода не катается на лыжах? Пан заболел? Пан влюбился?
— Нет, Крыся, что вы… Все в порядке. Я отдыхаю, — ответил я как можно жизнерадостнее, стараясь не вызвать у нее подозрений.
Крыся вывалила очистки в бак, поправила свой крахмальный передник, еще раз улыбнулась и ушла. Я решил, что вернусь сюда рано утром, когда все еще спят, и отправился вслед за ней. Конечно, можно было попытаться все объяснить Крысе, но она ни за что бы не поняла меня, в моментально весь наш маленький отель знал бы, что бородатый русский мастерит себе рогатку, чтобы стрелять птичек. А мне этого не хотелось. Не только из-за того, что я боялся улыбок и смешков у себя за спиной, но и чисто из дипломатических соображений. И что бы сказали мне мои товарищи? Или руководитель нашей делегации? Нет, тут надо держать ухо востро.
Ночь я проворочался, боясь проспать, и только забрезжил рассвет, быстро оделся и прокрался к помойке. Судорожно разбрасывая мусор заранее заготовленным крючком, я минут пять копался в яме, пока (о радость!) не нашел старую женскую туфлю. Воровато оглядываясь по сторонам, отрезал кусок кожи, сунул его в карман и со вздохом облегчения пошел досыпать.
Во время утренней тренировки была изготовлена отличная рогатка. И опять я видел красноголовых корольков. Но стрелять пока было нечем.
Прекрасные маленькие камешки я обнаружил на улицах Закопане. Тротуары города посыпались речным песком, в котором попадались крупные зерна кварца. Случайно посмотрев под ноги и увидев их, я неожиданно для идущих сзади наклонился над тротуаром. На меня наткнулись, раздался перестук лыж, и пара новеньких красных «кнеслей» с грохотом упала на землю, вскользь ударив меня по голове. Раздались веселые голоса:
— Саня, на двоих!
— Что, злотый нашел?
— Одень пюнсню, интеллигент!
— Что это с ним?
Я только глупо улыбался.
Следующим утром, поползав с полчаса на четвереньках, я набрал килограмма два камней. Никто этого не видел. Только один гуцул-извозчик в ярко расшитом национальном костюме из светлого войлока остановил около меня лошадь и минут пять с интересом наблюдал за мной.
«Заряды» оттягивали карманы моих узких слаломных брюк, а при резких движениях тихонько гремели. Я боялся, что это заметят мои товарищи, и старался держаться в стороне. Очевидно, мое поведение все-таки было странным, потому что ребята стали посматривать на меня довольно подозрительно. Но никто ничего не знал, я был в этом уверен, а охота моя шла успешно. За оставшиеся до отъезда восемь дней мне удалось добыть трех корольков, и я был очень доволен.