«1212» передает

К вилле подкатил джип. Два солдата и лейтенант принялись внимательно осматривать воронку, но ровно через час раздался новый взрыв, и снова недалеко от нас. На этот раз попадание было в четырехэтажный жилой дом…

В половине первого всех нас вызвал к себе полковник. Он встретил вошедших лежа на кушетке и даже не встал.

— Ребята, — сказал он, — вы знаете, что произошло? Положение намного серьезнее, чем кажется на первый взгляд. Главное сейчас — успешно выполнить наше задание. Мы не должны сегодня передавать никаких печальных новостей, иначе немцы не поверят, что наша радиостанция выступает на их стороне. Следовательно, мы опишем положение на фронте без прикрас. Необходимо подчеркнуть, что это наступление требует больших жертв, а потом дадим последние известия с Восточного фронта. Три часа назад я дал задание нашим людям обеспечить вас самыми свежими материалами. Сержант Градец! Вы должны внушить «капустникам», что они, конечно, могут добиться успеха здесь, на западе, но в это время русские, мол, глубоко вклинятся в их страну. Эта мысль будет нервировать немцев. Успехов им здесь, безусловно, не видать. На сегодняшний день нам удалось установить, что «капустники» не перебросили на Западный фронт ничего внушительного, если не считать нескольких сот человек, знающих иностранные языки, которых привлекли для проведения операции «Кондор». Эти незначительные силы сконцентрировались на относительно узком участке фронта, создав своеобразный клин, о слабости флангов которого говорит хотя бы тот факт, что наши повара и писаря из четвертой моторизованной до сих пор успешно противостояли им. Я подчеркиваю, до сих пор…

Составляя сводку последних известий, я пытался здраво оценить создавшееся положение. Более ста шестидесяти немецких дивизий по-прежнему действовали на Восточном фронте. Отозвать оттуда какие-то силы было бы для немцев равносильно самоубийству. Русские сконцентрировали свои войска для удара по хортистской Венгрии. Озеро Балатон со вчерашнего дня находится в руках Красной армии, которая на стосорокакилометровом участке фронта вышла на противоположный берег Дуная. Верховное командование вермахта не смогло противопоставить русским что-либо значительное. На Западном фронте около пятидесяти дивизий союзников. В Италии фронт проходит около Равенны. Снабжение союзнических дивизий в Западной Европе идет через только что открытую гавань Антверпена. Следовательно, никаких причин для паники не было!

Наша передача закончилась без пяти три, а в половине четвертого полковник вызвал меня к себе и серьезным тоном сказал, что я как старший по званию назначаюсь здесь ответственным в случае возможной эвакуации нашего хозяйства.

Весь технический персонал будет переведен, вероятно, в Верден, в том числе и дикторы, то есть Сильвио и Едике, поскольку их голоса уже хорошо известны в эфире. Редакционный же коллектив, разумеется, должен и впредь находиться рядом с передовой, чтобы поддерживать тесную связь с фронтом.

— При необходимости вовремя уничтожьте все улики, и тогда с вами ничего не случится. Вас просто-напросто возьмут в плен, — закончил полковник.

Капитану Дрюзу была поручена эвакуация личного состава. Следовательно, все уже было решено. Возможность, о которой говорил полковник, стала фактом. Вечером Сильвио, Едике, личный персонал радиостанции и Дрюз должны выехать в Верден. Релейная радиостанция перемещалась вместе с ними. Наши статьи ежедневно будут передаваться в Верден по телефону или же со специальными курьерами. Вальтер Шель назначен связным.

— А Георг Дризен?

— У нас нет возможности взять его с собой: он человек гражданский. Но, с другой стороны, если вы попадете в плен, на допросе он может все выболтать, и это будет стоить вам головы… А знает он гораздо больше, чем нам кажется! Так что пусть уж лучше едет…

Георг руками и ногами отмахивался от приказа эвакуироваться, доказывая, что сейчас он полезнее всего здесь.

Сказать же ему, что берут его из-за недоверия, я не решался.

В десять утра в нашу комнату вошел взволнованный Алессандро и сообщил, что радио Люксембурга не работает. Я только что заснул, однако стоило мне это услышать, как сон точно ветром сдуло. Неужели немцы взяли Жонлистер, где находились антенны радиостанции? Или, быть может, прямое попадание в мачту или передатчик?

Шонесси сказал нам правду: генерал Зиберт переложил всю ответственность за радиостанцию Люксембурга на своего коменданта, который был теперь полномочен решать ее дальнейшую судьбу.

— Вы должны обеспечить безопасность радиостанции, — доверительно сказал ему генерал.

Комендант-полковник (до войны у него была своя адвокатская контора в Филадельфии) понял этот приказ по-своему. Он приказал размонтировать радиостанцию и отослал часть ценного оборудования в Верден, хотя Люксембургу ни разу ничто серьезно не угрожало.

Прекращение работы радиостанции произвело ошеломляющее впечатление. У люксембургских крестьян и жителей пригородов голос радиостанции поддерживал веру в силы американцев. И вдруг радиостанция замолчала. Сразу же началась страшная паника. Спасайся, кто как может! И тысячи семей со своим скарбом потянулись на запад. Некоторые центральные улицы оказались на несколько часов забиты беженцами. Все, кто оказывал американцам какую-нибудь помощь, чувствовали себя в опасности и требовали от янки, чтобы они забрали их с собой. Хаос увеличивался с каждым часом.

От какого-то болтливого лейтенанта ВВС я узнал, что за сильные взрывы были слышны ночью. Оказывается, подвезли в Мерциг по железной дороге орудие огромного калибра, которое днем они прячут в тоннель. Следовательно, нужно ждать сильного обстрела и этой ночью.

— Теперь у тебя будет несколько недель отдыха, старина, — сказал мне Сильвио.

Мы встретились, чтобы провести время вместе перед его отъездом в Верден.

Сильвио был прав. Поскольку радиостанция Люксембурга не работала, «1212» тоже должна была временно замолчать. Ведь нашу маленькую релейную радиостанцию нельзя было услышать без усиления люксембургского радио. Значит, наше пребывание в Люксембурге потеряло всякий смысл.

— Через несколько дней мы увидимся в Вердене, — заметил я.

По асфальтированному шоссе, изуродованному воронками от снарядов, тянулся бесконечный поток беженцев. Шоссе было настолько разбито, что крестьянские повозки иногда застревали по самую ось. По обочинам дороги валялись полусгоревшие ржавые немецкие и американские машины и орудия. Черные провода американских полевых линий болтались на покосившихся столбах.

Мы сидели на сожженном «шермане».

— Весь наш престиж летит к черту! — бросил Сильвио.

Он вытащил из бумажника фотографию тучного мужчины в форме вермахта. На груди — множество орденов, а медалей.

— Что тебе известно об этом обер-лейтенанте? — спросил Сильвио. — Это фото он забыл в томике Верлена. Да, у дядюшки Вальтера был животик, но вкус у него тоже был. Знает ли Шонесси вообще, кто такой Поль Верлен?

— Это абсолютно не имеет никакого значения. По-моему, он может быть полностью безграмотным! Главное, что Шонесси служит нашему делу!

Сильвио сполз с танка на грязное шоссе. Нужно было уже идти.

— Дошли бы твои слова до Бога. «Нашему делу»! Эти слова похожи на фразу из передовой статьи. Ну да ладно, допустим, что у нас одно общее дело. А ты никогда не задумывался над тем, что, возможно, этому самому делу служит не столько Шонесси, сколько сержант Сильвио Бернштейн и Петр Градец, а? И они оба будут сразу же забыты, как только Шонесси и его компания выиграют войну?

Сильвио был настроен на серьезный лад. Предстоящая поездка, полная неизвестности, а возможно, и расставание со мной сделали его еще более замкнутым.

Мы возвращались в город навстречу потоку беженцев. Наступали серые сумерки.

Интересно, в чем заключалось это наше общее дело? Если хорошо подумать, то мое дело не в чем ином, как поскорее увидеть задранные кверху грандиозные силуэты Праги. Ева называла это сентиментальностью. Свои чувства она выражала несколько иначе. «Наша страна как она есть, только без страха, — так сказала она однажды. — Без страха за завтрашний день».