Базалетский бой

Не один Иса-хан испытующе расспрашивал гонца, но и Шадиман и Хосро-мирза тщательно допытывались, где Саакадзе. В конце концов убедились, что предводитель «барсов» обосновался в Уплисцихе и стал недосягаем. Значит, дождавшись турок, он ринется на Тбилиси?

Едва телохранители закрыли дверь за гонцом и вновь скрестили копья, Хосро-мирза воскликнул:

– Святой Хуссейн услышал мою мольбу и еще раз посылает мне встречу с Непобедимым.

– Как, Хосро-мирза намерен вступить в бой?

– Ты угадал, князь Зураб! Ведь Саакадзе на картлийской земле!

Зураб силился скрыть волнение, он то вскакивал, то грузно опускался на сиденье.

– Но, уважаемые советники, вы же слышали, гонец не видел Саакадзе. «Барс» не покинул Ахалцихе! – раздраженно процедил он сквозь зубы.

Шадиман пристально всматривался в объятого тревогой Зураба: «Тут в чем-то хитрость! Нет, не следует доверять Зурабу», и твердо сказал:

– Саакадзе на большое дело не посылает одних «барсят». Умный из умных, Хосро-мирза прав. И пусть никто не думает, что победа над Саакадзе не будет одержана тем, кого «солнце Ирана», великий шах-ин-шах, удостоил доверия!

Поднявшись, Хосро заявил, что промедление смерти подобно. Он велит минбашам через два часа выступать и сам проследует в Уплисцихе. Пусть бьют барабаны тысяч!

«Бежать! Бежать немедля! – ужасался Зураб. – Двойной игре конец! Проклятие! О жалкая участь!.. Бежать? А если задержат?.. Прорвусь!» – Зураб нащупал под кольчугой короткий меч.

Вновь звякнули копья, и в шумно распахнувшиеся двери вбежал чубукчи, рукавом отирая со лба крупный пот.

– Све-ет-лый князь! Опять го-нец ве-есь в кро-о-о-о-о-ви!

Гримаса неудовольствия исказила лицо Зураба. Он вскочил и мысленно послал гонцу тысячу проклятий. «Свидетель сатана! Этого глупца заставят вести сарбазов к несуществующей стоянке Саакадзе. Бежать немедля!»

– Введи гонца! – Шадиман искоса, еще подозрительнее следил за Зурабом. – Что с тобою, князь? Не слишком ли ты тревожишься?

– Если бы к Марабде стремились хищники, был бы спокоен, как мраморный ангел? Надо спасать замок! Надо!

Зураб чуть не рявкнул: «бежать!», но, взглянув на гонца, который не вошел, а, переступив порог, повалился навзничь, почувствовал, что прирастает к скамье.

Широко раскрытыми глазами Зураб, не мигая, смотрел на гонца: «Клянусь хвостатым сатаной, это наваждение!..» Перед ним поднялся с ковра не арагвинец, а саакадзевец Ило, лучший лазутчик Георгия Саакадзе.

– Говори! И крепко запомни, арагвинец: за ложь будешь наказан пыткой! – Шадиман с ненавистью перевел взгляд на оцепеневшего Зураба.

– Князь князей, – хрипло начал гонец, – если не говорить, то зачем я здесь?

– Откуда ты? – не вытерпев, прорычал Зураб.

– Как откуда, светлый князь? Сам знаешь, моя сестра в Душети живет, замужем за твоим конюхом, в гости к ней поехал, кто запретит? Уже к Мцхета подъезжал, вдруг верный тебе Реваз навстречу. «Слыхал, говорит, Саакадзе все же турок привел!» – «Без такого не живет», – это я ответил. «Хочешь, Ило, вместе благодарность князя заслужить?» – «Дурак от такого откажется», – это я сказал… Часа не прошло, а мы уже крались к Уплисцихе… Сам догадываешься, доблестный князь Зураб, что там высмотрели.

Гонец пустился в подробные описания: как они привязали своих коней к кусту орешника, как, стараясь не дышать, поползли за уступ, где расположились саакадзевцы, как неожиданно из зарослей выскочили всадники; среди них было много янычар – по-турецки с азнаурами говорили, как пришлось ждать, пока не скрылись они за поворотом Тбилисской дороги:

– Наверно, лазутчики…

Зураб кусал губы, стараясь подавить ярость. Ило продолжал плести свой вымысел, и на его наглом лица играла сатанинская усмешка.

«Собака! Помесь ишака и свиньи! – в памяти Зураба всплыло, как некогда этот Ило бежал из Ананури в Носте вместе с Арчилом (казненным позже под стенами Гори шахом Аббасом) и стал лучшим лазутчиком Саакадзе. – Разве не Ило в Марткоби пролез в персидский стан? Но зачем пролез сюда? Неужели осмелится меня выдать? Ведь в Уплисцихе столько же янычар и азнауров, сколько алмазных замков! Проклятие! Саакадзе разгадал мой замысел! „Барсы“ выследили моих гонцов, а главный хищник прислал Ило погубить меня! Видно, ишачий сын подрался с моим гонцом и вместо него сам проник под гостеприимную крышу Метехи. Сатана!»

– Почему же другой арагвинец с тобою не прибыл? – все еще подозрительно спросил Шадиман.

– Светлый князь, сам знаешь, чтобы на коня сесть, нужно зад иметь, а Реваз месяц будет, лежа на животе, угощение янычар вином запивать. – Ило весело подмигнул Зурабу.

Арагвский владетель резко положил руку на пояс. Звучно расхохотался Иса-хан, Хосро сдерживал улыбку. Зураб хрустнул пальцами: «Понял все! Проклятый хвост проклятых „барсов“ поймал моего гонца и в драке, ради насмешки, колол его не в грудь, как подобает…»

– Почему же у тебя зад целый? – заинтересованно осведомился Андукапар.

– Э-э, князь, от привычки зависит: я ни разу не повернулся к врагу спиной. Хотя видишь? – Ило распахнул рубашку: из глубокой раны на груди сочилась кровь.

Шадиман вздрогнул и твердо решил: «Царевич Хосро будет царем, ибо…»

Хосро, вынув шелковый платок, надушенный тонким благовонием, протянул его Ило.

– Возьми, прикрой рану и… говори, что дальше?

– Во имя Картли, царевич, скажу, что надо. Да воссияет над твоей короной грузинское солнце! Да…

– Молчи, презренный! Как смеешь голос подымать? Или тебе мало одной раны, еще хочешь?

– Больше некуда, князь Кувшинский.

– Как? Как ты сказал? – Зураб затрясся от хохота. – На, возьми кисет, это излечит твою вымазанную кровью голову.

– Не излечит, князь. Если б бычьей кровью смочить… Счастливый Реваз, он так поступил.

– Ты что, ишачий сын, сказал? – Андукапар свирепо сжал кулаки. – Я при твоем князе тебя в кизяк превращу!

– Правду сказал, князь Аршанский… больше некуда. – Ило сорвал повязку: на лбу зияла рана от удара клинка. – Янычар полоснул, но я об его башку тоже шашку сломал, тогда только ускакал.

Зураб сосредоточенно разглядывал рану: «Сам себя ранил, так кинжалом не бьют. Только цель какая? Пока в мою пользу мелет ложь. А может, играет, как с пойманной мышью? Убью на месте!» – и он притворно улыбнулся, чтобы не заскрежетать зубами.

– Очевидно, раны мешают говорить? Чувствую, тебе удалось подслушать, о чем совещались за выступом.

– Если б не удалось, светлый князь, как осмелился бы прийти? Все знают: князь Зураб Эристави лучших лазутчиков имеет. И потом, у того, кого бог осчастливил родиться в Арагвском княжестве, слух подобен оленьему. Не успел я как следует скрыться, сразу такое услыхал: «В чем дело, Нодар, турки запаздывают на восемь дней? Очень хорошо! Саакадзе сейчас у Сафар-паши выбирает из двухсот янычар, присланных Осман-пашой, сто умеющих стрелять из пушек? Еще лучше! Возьмем их пушки и заставим их янычар выучить наших дружинников…»

– Постой, – прервал гонца Шадиман, – выходит, Саакадзе в Ахалцихе?

– Ты угадал, светлый князь, и почти все отчаянные «барсы» с ним. Еще такое подслушал, господин: больше пятнадцати тысяч через восемь дней к Ахалцихе подойдет. Тогда всю Картли окружат, чтобы ни один хан… ни один сарбаз целым не ушел. Еще такое услышал, какой-то азнаур другому говорил: «Наш Моурави поклялся живым Иса-хана взять… Султану так обещал», – «Почему не Хосро-мирзу?» – удивился другой. – «Э, какой ты недогадливый! Хосро-мирза султану нужен, как гусю папаха. Иса-хан другое дело – близкий родственник шаха Аббаса…» – «Э-э, Пануш, у меня руки чешутся! Я первый на ананурскую стену взберусь, хорошо знаю дорогу». – «Почему не на марабдинскую?» – «Опять глупость показываешь! Наш Моурави сказал: „Марабда мне самому нужна“. Взамен Марабды два княжества султану обещал: Сацициано и Саджавахо». – «Выходит, три князя пострадают?» – «Почему три, а Арша?» Султан так и сказал: «Арагвское княжество и Арша мне, как золотой рог, нужны». А Марабда…