Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 68 из 81

— Яа-аа-сно…а чего же ты, «меченосец-госпитальник», не хотел раненных «упокоить», а? — насмешливо спросил Улье и вновь пнул Хелега.

— Уууу-черти! — вдруг заверещал дурным голосом Хелег, — а кто на стены пиратской цитадели пойдёт — Кому крепость разбойничью брать? А сам остров, зачищать от остатков пиратов?! Вам бы лишь «упокоить»! Госпитальеры-останутся на кораблях и лишь по окончании всего с них сойдут! Аа-аа-а При-ика-а-аз-свя-я-ят для меченосца…ААА!! "

Меченосец катался и брыкался на скамье, плевался слюной и всячески показывал своим мучителям что у него начался припадок «благого фанатизма " данный ему Свыше и всё, что он не делал-лишь в вспомоществование успеху похода.

Видимо на храмовников это подействовало и они, хоть и наградили его парой затрещин и толчков-всё же делали это явно не с такой силой, как прежде, скорее в надежде успокоить «фанатика» и вернуть его к разговору.

— Ты это…чего тут орёшь? — Улье был спокойнее остальных, но видимо и он несколько растерялся от заявленных пленником тезисов.

— Чего?! Уууу…нам-каждый человек на счету! Скольких уже потеряли на этих абордажах, богомерзких разбойников, а?! Так теперь ещё, слушая ересь госпитальера что отсиживался в каюте, пока шла резня-мы нескольких братьев, своими руками…ааа!!! Да его и надо было допросить-его! Нам-каждый человек в помощь, это перед штурмом то, а этот госпитальник…вра-жи-на!!!», — Хелег стал изображать рыдания и нервно поводил плечами, сам же, исподволь разглядывая дознавателей. Сержанты, видимо по простоте душевной, кивали головами и тихо насылали «всех чертей» на головы госпитальеров, вспоминая как те в им самим известные походы — не захотели подойти в здани захваченном городе или долго не давали порошки, когда у всего отряда «размягчило нутро», из-за чего умерло несколько достойных братьев, смешавших виски с копчёной рыбой и сыром «неясного происхождения»…

Улье был менее подвержен эмоциям и постоянно вглядывался в лицо меченосца, наконец он встал и подойдя к храмовнику с корабля Хелега, что теперь стоял открывши рот и заворожённо слушая крики пленника и стал его опрашивать: «Вещи у него, в сундуке или где-есть подозрительные?»

— А…да. Портрет его! — отвечал храмовник, с флагмана меченосцев.

— Чего?

— Портрет. Зачем брату, да ещё перед походом-портрет то?

Оба повернулись к Хелегу и упёрли в него хмурые подозрительные взгляды. И без слов было ясно что им нужно объяснение подобной находке. И они его получили. Меченосец, громко и чётко, словно произнося присягу — с автоматом в руке и лёгким надрывом в голосе, стал цедить слова: " В случае…если сгину от клинков богомерзких пиратов, что неверуют ни в Бога, ни во власть «Совета» нашего славного…просил я, смалевать данный мой образ, дабы осталась память малая, по делам моим свершённым. И если будет возможность, за оставшиеся мои гроши, ли из фондов ордена-на плите каменной, подобное изображение оставили, если окажусь годен памяти достоен…»





Оба рыцаря храмовника что на него смотрели, аж ахнули и Улье тут же добавил: «Ни черта себе! За счёт ордена-изображения на камне…удивительная скромность! Может сразу-прижизненную бронзовую статую, в честь будущих подвигов, а? Статую-сейчас, подвиги-когда время будет…Ты брат мой, то ли дурак, то ли…», — Улье немного подумал и стал вполголоса совещаться со стоящим рядом, храмовником с судна Хелега. Тот кивал и загибал пальцы, о чём то рассказывая.

Пленник и сам быстро понял, что изображения на камне-несколько перебор для данных земель и времён, и решил ограничиться вновь ролью «орденского сумасшедшего», готового на всё, ради братства. Он слышал, как «его» храмовник, вполголоса говорил Улье: «Да…его несколько раз проверяли-вроде даже в штабе в Дрездене, нет ничего! Но при этом несколько странноват, а местами-«дурак-дураком». Удар по голове-был, сержант, что его в лагерь походный к Конраду сопровождал, тоже не мог точно сказать: хитрит или дурень. Пару раз думали — сбежит, по пути сюда, но нет. Теперь решили что он из «пиратской клоаки», но неясно, как в Мейсене оказался и главное, в поход этот, его, по наставлению нашего же штаба, в Дрездене и отправили…Кроме портрета? Мммм…да нет: немного денег, какие то притирки, госпитальеры сказали-что от ран, не яды. Его личный сундук почти пуст, как нам и говорили о нём, при первом осмотре новичка ещё в Мейсенской марке: без вещей, без оружия, но «лопочет» бегло на латыне, а значит-скорее всего из орденцев, только непонятно-почему без денег? Что…ага-да-да, там наши тоже подумали, так: стукнули по голове где-либо в пути, отняли что смогли и бросили, решив — что сдохнет, а он выжил, правда и дурнем стал.»

Услышав последние слова, Хелег вновь стал «пускать слюни» и заорал на всё помещение где находился: «Не позволю прекращать поход! Не дам!!! Сколько братьев-жизни отдали, моя жертва-ничем не хуже! До полной победы-до конца!!!»

— «Тии-иш-е…», — спокойно произнёс Улье, — Вам, брат меченосец-ещё предстоят основные «жертвы». Сказано было несколько двусмысленно и пленник призадумался, за это время оба рыцаря храмовника были отозваны сержантами и вышли из помещения. Вскоре правда они вернулись и Улье приказал сержантам отвязать меченосца, а сам, стал негромко и неспешно «вразумлять» пленника: «За вас, брат наш меченосец-приехал просить сам командир Конрад, что требует вас выпустить под его слово и говорит что в бою-вы себя отлично показали…Да и при будущих штурмах, меченосцы хотят что бы у них был свой «врачеватель», в передовых отрядах…Мой вам совет, брат наш в Вере, прекращайте дурить и оспаривать приказы, конечно «порывы души»-прекрасны, да вот незадача-за них тоже «тянут» на дыбе или жгут, на кострах. Ладно: всего доброго и удачи в схватках!»

Сержанты дали Хелегу воды-немного умыться: после «утопления» и избиений-он был весь в сомнительных подтёках и его немного «штормило», однако то, что есть возможность наконец убраться из «птичьей комнаты», где иные, менее везучие чем он сам, Бог знает сколько времени томились в тесных клетушках-заставляло бывшего пленника ускоренно совершить омовение и просить немедленно вывести его на верхнюю палубу.

Дверь помещения открыли и сержанты с факелами прошли вперёд. Когда уже немного прошли по коридору, Хелег услышал тихий голос Улье: «Видимо дурак…шпионов-обычно приготавливают к заданиям, в том числе что-бы не «засвечивались» нам, а этот-уже несколько раз попал в поле зрения ордена нашего, да-скорее дурак, с «битой» головой»-, и Улье заскрежетал своим характерным смехом.

Каракка, по сравнению с «боевым коггом», на котором всё это время пребывал меченосец-казалась огромной: немного изогнутый коридор-был в несколько раз длиннее всего когга. Хелегу пришлось подняться по трём лестницам, разделявшим несколько «палуб», хотя из-за полумрака Хелег и не был уверен, что правильно разглядел входы и трапы судна. Наконец меченосца вывели на верхнюю палубу судна.

Оказалось, что судно «великая каракка», как его иногда именовали иовиты-являлась почти точной копией половины грецкого ореха, правда-немного вытянутой и заострённой к носу, а на корме — сплюснутой и даже «квадратной». На носу каракки находились надстройки в четыре этажа высотой и размером, с полтора или даже два когга, как на глаз. Кормовые надстройки-были примерно в два раза более носовых. Между Этими деревянными нагромождениями и находилась «открытая часть палубы», по площади-около трети, от общей палубы.

На верхней палубе находилось около полусотни человек и ещё столько же — постоянно выходили и заходили в помещения надстроек. Сержант, заметив удивление меченосца от размеров судна, радостно загомонил: «Красотища! Дворец-на воде, всё есть: своя пекарня, кузня, арсенал, лазарет, тюрьма…хм…есть свой небольшой» птичий двор» и скотный, ну-не тюрьма, то есть, мда…в общем: для питания разнообразия, настоящие. Наши рыцари, даже пяток коров взяли, что бы молоко свежее было каждое утро. Так вот. Нас тут сейчас, как я слыхивал: девять сотен, при грузоподъёме корабля — в две тысячи тонн, так то! Иовитов, что управляют и содержат судно-три сотни, нас храмовников-четыре, включая и «штурмовиков» и дознавателей и прочих, да сотня госпитальеров: как опытных врачевателей что «шьют» тела, так и аптекарей с их лабораториями и запасами. Да сотня доминиканцев…»