Берия

Москаленко сидел рядом с шофером. Баксов и Зуб заняли откидные места.

Машина помчалась по набережной к Абельмановской заставе, повернула налево. Вот и Алешинские казармы, здесь уже ждал вновь назначенный комендант города генерал Иван Колесников. Он поместил Берия на гауптвахту, под усиленную охрану. Начальником караула был назначен генерал Батицкий, ответственными дежурными — Гетман, Зуб, Юферев, Неделин, Баксов. Караул несли офицеры из войск ПВО Москвы.

Ночь Берия провел на гауптвахте. На другой день, в 12 часов, в казармы прибыли новый министр внутренних дел Круглов и бывший заместитель Берия генерал Серов.

Заметив высоких визитеров, Москаленко бросил сопровождающему его подполковнику Юфереву: «Как они здесь очутились, эти сволочи?».

Генерал спросил прибывших:

— Что вам здесь нужно?

— Они прибыли для проведения следствия, — ответил за них комендант.

Москаленко:

— Какого еще следствия? Уберите их отсюда сейчас же!

(Коменданту):

— Выведите отсюда посторонних.

Серов:

— Мы не посторонние.

Москаленко:

— Вас никто не уполномочивал.

Серов:

— Нас послали сюда, чтобы начать следствие.

Москаленко:

— Мне об этом ничего не известно. Никто вам таких полномочий не давал.

Серов с Кругловым уехали, а Москаленко с подполковником поспешили к Маленкову. Генерал доложил премьер-министру об инциденте.

На экстренном заседании Президиума ЦК было решено перевести Берия в штаб МВО. Следствие по делу Берия и его подручных возглавил Генеральный прокурор Руденко.

Штаб МВО находился около набережной реки Москвы. Вечером 27 июня туда прибыл Булганин. Он остался доволен осмотром помещения и ночью бывшего министра, бывшего члена Политбюро перевезли на новое место. Как и в первый раз, его сопровождал в автомобиле Москаленко с четырьмя помощниками.

Берия поместили в небольшую комнату площадью не более двенадцати квадратных метров. Койка, табурет — вот и вся мебель. Там же, в бункере, проходило следствие. Особый кабинет отвели Генеральному прокурору.

Москаленко находился в штабе округа неотлучно. И ночевал там вместе с Юферевым. На охране штаба дежурили танки и бронетранспортеры.

Берия пришлось сменить свой костюм на солдатское обмундирование — хлопчатобумажную гимнастерку и брюки. Еду арестованному доставляли из гаража штаба МВО — солдатский паек, солдатская сервировка: котелок и алюминиевая ложка.

Первые дни Булганин звонил в бункер каждую ночь после 12 часов:

— Как дела? Все спокойно? Как себя ведет арестованный?

Если генерал Москаленко уже спал, Булганин получал информацию от подполковника Юферева, который постоянно дежурил в одном из подземных кабинетов.

Охрана надежная, случайности были исключены. Ну, а если бы кому-то удалось передать Берия в камеру яд, нашлось бы у него мужество покончить с собой? Ведь вот же у его берлинского коллеги Гиммлера рука не дрогнула. Нет, в этом случае он поступил бы как типичный уголовник — трусливо.

...Что его ждет? Неужто они посмеют? Нет, конечно. Он как-никак член Политбюро.

В 1921 году он впервые отведал тюрьму. И выбрался с помощью Багирова.

Верные друзья теперь должны помочь, они заставят считаться со своим мнением этого выскочку Никиту. Но Маленков, Маленков! Сколько он для него сделал...

Если бы не он, Лаврентий, сидеть бы ему по сей день в Средней Азии, в ссылке. Если бы Хозяин позволил ему остаться в живых.

Берия постучал в дверь и попросил бумаги и ручку. Ему дали тетрадный лист и карандаш.

«Егор разве ты не знаешь меня забрали какие то случайные люди хочу лично доложить обстоятельства когда вызовешь».

Берия называл Георгия Маленкова Егором. Заглавные буквы почему-то не жаловал, знаки препинания презирал.

Он передал записку дежурному офицеру... Да, после двадцать первого года он быстро пошел в гору, через десять лет возглавил ГПУ Закавказья, потом — ЦК партии Грузии и Закавказский крайком. Новый перевал — год 1938-й, пост наркома СССР. Следующий — год 1953-й. Он так удачно начался, столько радостей ему сулил... И вдруг эта нелепость. Нет, им не обойтись без него, да и народ ценит его широкую, щедрую натуру. Если правду сказать, то он один во всем правительстве искренне заботится о благе трудящихся.

...Прошло два дня. От Маленкова — ничего. Подследственный передал ему вторую записку. «Егор почему ты молчишь?»

Обе записки — карандашом, на четвертушках бумаги — остались у Хрущева.

На предвыборном собрании избирателей Тбилисско-Сталинского округа по выборам в Верховный Совет СССР в ноябре 1937 года Лаврентий Берия клялся:

«Как член великой партии Ленина — Сталина я обязан хранить в чистоте великое звание члена партии, высоко держать знамя Маркса — Энгельса — Ленина — Сталина». В чем же он ошибся? Может быть, слишком высоко держал сталинское знамя?

На следствии Берия вел себя вызывающе, признавался только в тех преступлениях, которые прокуратуре удалось установить и подкрепить неопровержимыми уликами.

Следствие длилось полгода. Документы, свидетельские показания, протоколы допросов составили девятнадцать томов. По делу проходило шесть соратников Берия: Владимир Деканозов, Всеволод Меркулов, Лев Влодзимирский, Павел Мешик, Сергей Гоглидзе, Богдан Кобулов — всего лишь частичка бериевской армии головорезов.

Наконец Берия предложили ознакомиться с обвинительным заключением.

Когда Руденко приступил к чтению объемистого, страниц на сто, документа, Берия заткнул уши. Прокурор потребовал объяснений.

Берия:

— Меня арестовали какие-то случайные люди... Я хочу, чтобы меня выслушали члены правительства.

Руденко:

— Вас арестовали согласно решению правительства, и вы это знаете. Мы заставим Вас выслушать обвинительное заключение.

Берия отвели в камеру и перестали кормить.

Один день выдержал без пищи несгибаемый сталинский нарком, потом запросил обед и выслушал обвинительное заключение.

Суд проходил на первом этаже здания штаба округа. Председателем

Специального судебного присутствия Президиума Верховного Суда СССР был маршал Конев, государственным обвинителем — Руденко.

Суд занял 6 дней — с 18 по 23 декабря. Из Грузии пригласили председателя совета профессиональных союзов республики М. И. Кучава. Когда он ознакомился с материалами дела, ему на глаза попался пространный список женщин, изнасилованных Берия.

— Ради бога, не оглашайте имен! — взмолился Кучава. — Три четверти в этом списке — жены членов нашего правительства.

Что будет, что будет...

Казнили приговоренного к расстрелу в том же бункере штаба МВО. С него сняли гимнастерку, оставив белую нательную рубаху, скрутили веревкой сзади руки и привязали к крюку, вбитому в деревянный щит. Этот щит предохранял присутствующих от рикошета пули.

Прокурор Руденко зачитал приговор.

Берия:

— Разрешите мне сказать...

Руденко:

— Ты уже все сказал.

(Военным).

— Заткните ему рот полотенцем.

Москаленко (Юфереву):

— Ты у нас самый молодой, хорошо стреляешь. Давай.

Батицкий:

— Товарищ командующий, разрешите мне (достает свой «парабеллум»). — Этой штукой я на фронте не одного мерзавца на тот свет отправил.

Руденко:

— Прошу привести приговор в исполнение.

Батицкий вскинул руку. Над повязкой сверкнул дико выпученный глаз, второй Берия прищурил. Батицкий нажал на курок, пуля угодила в середину лба.

Тело повисло на веревках.

Казнь свершилась в присутствии маршала Конева и тех военных, что арестовали и охраняли Берия.

Подозвали врача. «Что его осматривать, — заметил врач, — он готов. Я его знаю, он давно сгнил, еще в сорок третьем болел сифилисом». Все же он взял повисшую руку за кисть, взглянул на лицо казненного. Осталось засвидетельствовать факт смерти.