Страница 4 из 61
– У тебя слишком много кузин, – заметил Маркус.
– Сара это та, у которой густые тёмные волосы и глаза.
– Густые глаза? – пробурчал он с легкой улыбкой.
– Маркус!
Граф хмыкнул:
– Хорошо. Густые волосы. Тёмные глаза.
– А Айрис очень бледная. Рыжеватая блондинка, – напомнила Онория. – Ты помнишь?
– Она родом из цветочного семейства.
Онория поморщилась. Это правда, что дядя Уильям и тётя Мария назвали дочерей Розой, Мэриголд, Лавэндер, Айрис и Дейзи, но всё же.
– Мне известно, кто такая мисс Ройл, – сказал Маркус.
– Она твоя соседка. Ты должен её знать.
Он только пожал плечами.
– В любом случае, мы здесь в Кембриджшире, поскольку мать Сесилии сочла, что все мы могли бы немного усовершенствовать свои знания.
Губы Маркуса сложились в слегка издевательскую улыбку:
– Усовершенствовать?
Онории всегда было интересно, почему женщинам всегда нужно совершенствоваться, в то время как мужчины просто поступают в колледж.
– Она подкупила двух профессоров, чтобы нам позволили слушать их лекции.
– Действительно? – В его голосе появилось любопытство. И сомнение.
– Жизнь и эпоха королевы Елизаветы, – старательно продекламировала Онория. – И потом что-то ещё, на греческом языке.
– Вы владеете греческим?
– Нет, никто из нас его не знает, – призналась девушка. – Но эти профессора были единственными, кто согласился разговаривать с женщинами. – Она закатила глаза. – Он намеревается читать по две лекции подряд. Мы должны ждать в кабинете, пока студенты не покинут аудиторию, не то они нас увидят и совершенно утратят рассудок.
Маркус задумчиво кивнул:
– Джентльмену почти невозможно сосредоточиться на занятиях в присутствии столь ошеломляющего количества дамских прелестей.
Онории на несколько секунд показалось, что он говорит серьёзно. Она искоса взглянула на него, прежде чем расхохотаться.
– Ах, брось, – проговорила она, легонько ударяя его по руке. Подобная фамильярность была неслыханной в Лондоне, но здесь, с Маркусом…
Ведь он ей почти как брат.
– Как поживает твоя матушка? – спросил он.
– Неплохо, – ответила Онория, хотя это было не так. Не совсем так. Леди Уинстед так и не оправилась от скандала, после которого Дэниел был вынужден бежать из страны. У неё был выбор – расстраиваться по поводу предполагаемых проявлений пренебрежения или притворяться, что её единственного сына никогда не существовало.
Это было… затруднительно.
– Она надеется отдохнуть в Бате, – добавила Онория. – Там живёт её сестра, и думаю, что они неплохо поладят. Ей не очень нравится Лондон.
– Твоей матери? – с некоторым удивлением переспросил Маркус.
– Не так, как прежде, – пояснила Онория. – После того, как Дэниел… Ну… Ты знаешь.
Губы Маркуса дрогнули. Он знал.
– Она считает, что люди всё ещё говорят об этом, – сказала Онория.
– А они говорят?
Онория беспомощно пожала плечами:
– Понятия не имею. Мне так не кажется. Никто намеренно не игнорирует меня. Кроме того, прошло три года. Ты думаешь, что людям больше не о чем поговорить?
– Я и тогда, когда это произошло, полагал, что у людей есть другие темы для разговоров, – неопределённо отозвался граф.
Онория подняла бровь, рассматривая его нахмуренное лицо. Именно по этой причины он так устрашал многих дебютанток. Её подруги боялись его.
Ну, не совсем так. Они были напуганы лишь в его присутствии. Всё остальное время они просиживали возле письменных столиков, витиеватым шрифтом выписывая своё имя в переплетении с именем Маркуса, в окружении сердечек и херувимов.
Он ведь завидная партия, этот Маркус Холройд.
Не из-за его внешности, поскольку он не красавец. Волосы у него приятного тёмного цвета, как и глаза, но в его лице было нечто, что Онория считала резким. Брови были слишком густыми и чересчур прямыми, глаза глубоко посажены.
И всё же, что-то в нём привлекало внимание. Безразличие, отзвук презрения, словно у него просто не хватало терпения на всякую бессмыслицу.
Это заставляло девушек сходить по нему с ума, несмотря даже на то, что многие из них являлись олицетворением бессмыслицы.
Они шептались о Маркусе так, словно он был героем некого мрачного романа, либо таинственным злодеем в готическом вкусе, нуждающимся в спасении.
В то время как для Онории он был просто Маркусом, что было совсем непросто. Она ненавидела его покровительственное отношение к ней, его неодобрительный взгляд. Он заставлял её чувствовать себя так, как много лет назад, словно она надоедливый ребёнок или неуклюжий подросток.
И в то же время было что-то уютное в том, чтобы находиться рядом с ним. Их пути пересекались не столь часто, как прежде, с отъездом Дэниела всё изменилось, но когда она входила в комнату, а Маркус был там…
Онория просто знала это.
И, как ни странно, это было хорошо.
– Ты собираешься приехать в Лондон на Сезон? – вежливо спросила Онория.
– На некоторую часть Сезона, – ответил он с загадочным лицом. – Мне необходимо уладить здесь некоторые дела.
– Разумеется.
– А ты? – поинтересовался он.
Девушка моргнула.
– Ты собираешься быть в Лондоне во время Сезона?
Онория разинула рот. Он, конечно, шутит… Куда ещё ей ехать, учитывая то, что она не замужем? Как будто…
– Ты смеёшься надо мной? – с подозрением спросила она.
– Нет, конечно.
Но он улыбнулся.
– Это не смешно, – поведала ему Онория. – Можно подумать, у меня есть выбор. Я должна выезжать в Сезон. Я в отчаянном положении.
– В отчаянном положении, – с сомневающимся видом повторил за ней Маркус. Это выражение часто появлялось у него на лице.
– В этом году я должна найти себе мужа. – Онория чувствовала, как её голова покачивается из стороны в сторону, хотя не была уверена, что возражает насчёт этого. Она не единственная молодая леди, которая лелеет надежды на замужество. Но она не ищет мужа, чтобы любоваться кольцом на пальце или купаться в лучах статуса замужней дамы. Онория мечтала о собственном доме. О семье – большой и шумной, где не всегда следят за манерами.
Её просто угнетала тишина, воцарившаяся в родительском особняке. Она ненавидела звук собственных шагов по полу. Ненавидела сам факт того, что часто это были единственные звуки, которые она могла услышать за вечер. Ей нужен муж. Это единственный выход.
– Ой, да брось, Онория, – произнёс Маркус, и ей не нужно смотреть ему в лицо, чтобы в точности представить его выражение – покровительственное и скептичное, с оттенком скуки. – Твоя жизнь не может быть настолько безрадостной и унылой.
Онория стиснула зубы. Она ненавидит этот его тон.
– Забудь, что я сказала, – пробормотала она, поскольку, в самом деле, не стоило и пытаться объяснить ему.
Маркус вздохнул, и даже вздох его прозвучал снисходительно.
– Здесь ты вряд ли отыщешь мужа, – произнёс он.
Онория плотно сжала губы, жалея, что заговорила на эту тему.
– Студенты здесь слишком молодые, – заметил он.
– Не моложе меня, – возразила девушка, угодив прямиком в ловушку.
Но Маркус не стал торжествовать, злорадство было ему несвойственно.
– Так вот почему вы в Кембриджшире. Чтобы встречаться с теми студентами, которые ещё не уехали в Лондон?
Девушка, демонстративно глядя перед собой, ответила:
– Как я тебе уже говорила, мы приехали, чтобы слушать лекции.
Он кивнул:
– На греческом языке.
– Маркус!
Тут он усмехнулся. Но это была не обычная ухмылка. Маркус всегда был настолько серьёзным и чопорным, что даже его улыбка напоминала чью-то сухую полуулыбку. Онории было интересно, как часто он улыбался, сам того не сознавая. Ему повезло, что она так хорошо знает его. Любой другой человек мог бы счесть Маркуса занудой, который лишен всякого чувства юмора.
– Ты о чём сейчас? – спросил он.
Онория вздрогнула и посмотрела на него:
– Что?
– Ты закатила глаза.