Страница 5 из 17
— Мередит, — начал отец, по обыкновению ворвавшись в комнату с пачкой билетов в оперу, — Паркеру Рейнолдсу понадобилось два лишних билета на «Риголетто», и я сказал, что он может воспользоваться нашими. Не отдашь ли их молодому Паркеру, когда… — Он наконец поднял глаза на дочь, и осекся:
— Что это ты сотворила со своими волосами?!
— Подумала, что, может быть, лучше сделать сегодня другую прическу.
— Я предпочитаю твою обычную, Мередит. И, наградив миссис Эллис разъяренным взглядом, объявил:
— Когда вы поступали ко мне на службу, мадам, мы, кажется, договорились, что, кроме выполнения обязанностей экономки, вы станете также давать моей дочери советы, как вести себя подобающим образом. Эта прическа — — ваша идея или?..
— Это я попросила миссис Эллис помочь мне уложить волосы именно так, папа, — вмешалась Мередит, видя, что миссис Эллис побледнела и вздрогнула.
— В таком случае стоило спросить ее мнения, вместо того чтобы просто приказывать!
— Да, конечно, — кивнула Мередит. Она и помыслить не могла о том, чтобы намеренно разозлить или, еще хуже, разочаровать отца. Он заставлял дочь чувствовать себя виноватой в неудачах дня, если по ее вине у него портилось настроение.
— Ну что ж, ничего страшного, — решил наконец Филип, видя, что дочь искренне раскаивается. — Миссис Эллис сможет перед уходом расчесать тебе волосы. Я принес тебе кое-что, дорогая, — добавил он, вынимая из кармана длинный темно-зеленый бархатный футляр. — Ожерелье. Можешь надеть его сегодня — оно очень пойдет к твоему наряду.
Мередит нетерпеливо ждала, пока отец пытался открыть замочек. Конечно, это золотой кулон или даже…
— Это жемчуг твоей бабушки Бенкрофт, — объявил наконец Филип, и Мередит потребовались нечеловеческие усилия, чтобы скрыть разочарование, когда отец извлек из футляра длинную жемчужную нить.
— Повернись, я сам его застегну.
Двадцать минут спустя Мередит снова стояла перед зеркалом, безуспешно пытаясь убедить себя, что она неплохо выглядит. Волосы снова свисали с плеч прямыми девчоночьими прядями, но последней каплей оказался жемчуг. Ее бабка носила ожерелье почти не снимая, и, по правде говоря, оно было на ней даже в минуту смерти. И теперь жемчуг свинцовым грузом лег на грудь Мередит.
— Прошу прощения, мисс.
Знакомый голос дворецкого заставил девочку поспешно обернуться.
— Внизу стоит некая мисс Понтини и утверждает, что она ваша школьная подруга.
Осознав, что правда наконец вышла наружу, Мередит бессильно опустилась на кровать, отчаянно пытаясь найти выход и прекрасно понимая, что попала в собственную ловушку.
— Пожалуйста, позовите ее.
Через несколько минут появилась Лайза, ступая так осторожно, словно попала на незнакомую планету.
— Я пыталась дозвониться, но телефон был занят целый час, поэтому рискнула приехать.
Остановившись посреди спальни, она принялась внимательно изучать обстановку:
— Кстати, кому принадлежит эта куча булыжников? В любое другое время столь неуместное сравнение заставило бы Мередит рассмеяться. Теперь же она смогла лишь тихо, напряженно сказать:
— Моему отцу. Лицо Лайзы застыло:
— Я так и подумала, особенно когда мужчина, открывший дверь, назвал тебя «мисс Мередит» таким голосом, каким отец Викерс говорит «Благословенная дева Мария, Матерь Божья».
И, повернувшись на каблуках, Лайза устремилась к двери.
— Лайза, подожди, — умоляюще попросила Мередит.
— Ты, должно быть, неплохо повеселилась за мой счет, — язвительно бросила Лайза, круто разворачиваясь. — Потрясающий день! Сначала Марио приглашает на прогулку и пытается сорвать с меня одежду, а когда я прихожу в дом к подруге, обнаруживаю, что она все это время делала из меня дурочку.
— Вовсе нет! — воскликнула Мередит. — Я позволила тебе думать, что Фенвик, наш водитель, — мой отец, только потому, что боялась дня, когда правда выплывет наружу.
— Ну да, конечно, еще бы! — с пренебрежительным недоверием отмахнулась Лайза. — Богатая маленькая крошка ужасно нуждается в подруге, такой нищенке, как я. Готова поклясться, ты и твои богатые дружки смеялись над тем, как ма умоляет тебя поужинать с нами, предлагает спагетти, и…
— Прекрати! — вскрикнула Мередит. — Ты не понимаешь! Мне нравятся твои родители, и я очень нуждаюсь в твоей дружбе. У тебя братья и сестры, тети и дядья и все то, что я всегда хотела иметь. Почему ты думаешь, что если я живу в этом дурацком доме, значит, все великолепно и чудесно? Посмотри, как он подействовал на тебя! Один взгляд — и ты не желаешь иметь со мной ничего общего. И так было в школе, сколько я себя помню. И, к твоему сведению, я люблю спагетти! И такие дома, как у тебя, там, где люди смеются, и кричат, и шутят!
Мередит осеклась, видя, как гнев на лице Лайзы сменился саркастической улыбкой:
— Так, значит, тебе нравится шум?
— Наверное, — слабо улыбнулась Мередит.
— А как насчет твоих богатых приятелей?
— У меня их нет. То есть, конечно, я знаю многих своих ровесников и даже вижусь с ними иногда, но все они ходят в другие школы и дружат много лет. Я для них чужая… посторонняя.
— Почему отец послал тебя в школу Святого Стефана?
— Он думает, что это прекрасно воспитывает характер. Моя бабка и его сестра туда ходили.
— Похоже, твой отец не в себе.
— Наверное, зато у него благие намерения. Лайза пожала плечами и намеренно бесцеремонно бросила:
— В таком случае он ведет себя, как большинство отцов.
Это прозвучало слабым намеком на примирение, нерешительным подтверждением общности, роднившей подруг, и в комнате воцарилось молчание. Разделенные огромной кроватью в стиле Людовика Четырнадцатого и почти непреодолимой классовой пропастью, эти необычайно способные и обладающие блестящим умом девочки наконец-то осознали всю степень различий между ними и сейчас взирали друг на друга со смесью угасающей надежды и настороженности.
— Наверное, мне лучше уйти, — выговорила наконец Лайза.
Мередит тоскливо оглядела нейлоновый рюкзак, который принесла с собой Лайза с очевидным намерением переночевать у подруги, подняла руку в немой мольбе, но тут же опустила, поняв, что всякие просьбы бесполезны.
— Мне тоже скоро пора уезжать, — сказала она вместо этого. — Желаю… хорошо провести время.
— Фенвик может подвезти тебя домой после того, как высадит меня у отеля.
— Я могу дождаться автобуса… — начала было Лайза, но в этот момент впервые по-настоящему обратила внимание на платье Мередит и в ужасе осеклась:
— Кто… кто выбирает тебе одежду? Неужели ты в самом деле собираешься надеть это сегодня?
— Да. Не нравится?
— Ты хочешь знать правду?
— Не очень.
— Ну а как бы ты сама отозвалась об этом платье? Мередит расстроенно вздохнула:
— Слово «безобразное» что-то значит для тебя? Закусив губу, чтобы скрыть смех, Лайза подняла брови:
— Если ты знала, что оно уродливое, почему купила?
— Отец посчитал его самым подходящим.
— У твоего отца вшивый вкус.
— Ты не должна говорить таких слов, как «вшивый», — тихо поправила Мередит, понимая, что Лайза совершенно права и платье действительно уродливое. — Они выставляют тебя грубой и бесчувственной, а ведь это не правда. Конечно, я не умею одеваться, укладывать волосы, зато точно знаю, как нужно правильно говорить.
Лайза смотрела на нее с открытым ртом, и в это мгновение что-то неуловимо изменилось: родилось, возникло пока еще такое робкое родство столь несходных между собой душ, неожиданно понявших, как много они могут дать друг другу. Медленная улыбка зажгла карие глаза Лайзы. Склонив голову набок, она придирчиво осмотрела платье Мередит.
— Оттяни плечи немного вниз, посмотрим, может, станет лучше, — неожиданно велела она.
Мередит расплылась в дружеской улыбке и немедленно подчинилась.
— И прическа у тебя черт-те какая… вши… ужасная, — быстро поправилась Лайза и, оглядевшись, показала на букет искусственных цветов на комоде: