Страница 15 из 21
Артиллеристы истомились в ожидании приказа. На их глазах немецкие корабли почти вплотную подошли к «Туману». Ненависть кипела в их сердцах, искала выхода.
И вот наконец команда:
- Огонь!
Всю свою силу, всю злость вложили артиллеристы в эти первые залпы по врагу.
Командир орудия старшина Егунов после каждого выстрела приговаривал:
- На, сволочь, получай!.. Вот тебе еще гостинчик, Адольф проклятый!..
- Эх, бить так бить гадов! - кричал подносчик снарядов Петр Ефанов.
Возле вражеских кораблей выросли водяные султаны. Один из снарядов угодил в корму головного эсминца. Клуб черного, как деготь, дыма поднялся над его палубой.
- На-ка, получай еще! - выкрикнул заряжающий Тимофей Мироненко, быстро дослал снаряд и взмахнул рукой: - Готово!
Второй залп кораблей противника дал недолет.
Чтобы помешать врагу пристреляться, Шестаков начал маневрировать и приказал усилить задымление.
«Туман» шел артиллерийским зигзагом, делая резкие повороты то вправо, то влево. Вдруг корабль сильно встряхнуло. Ослепительная вспышка пламени на корме заставила людей зажмурить глаза. Грохот, пришедший позже, больно ударил по барабанным перепонкам. Вражеский снаряд разорвался недалеко от кормовой пушки. Осколки дробью застучали по надстройкам. Загорелись сложенные на корме дымовые шашки. Едкий дым пополз по кораблю.
На мостик доложили:
- Рулевое управление вышло из строя, повреждена антенна, убиты химист Поляков и подносчик снарядов Ефанов, ранены Мироненко и Пелевин.
Взрывная волна сбросила орудие за борт. На палубе осталась только исковерканная нижняя часть тумбы. Людей разметало в стороны. Во время взрыва Тимофей Мироненко стоял возле пушки, держа в руках снаряд. Еще секунда - и он дослал бы его в казенник ствола. Горячий вихрь откинул матроса к леерной стойке. Оглушенный взрывом, еще не успев осмыслить происшедшее, Мироненко лежал, прижимая к груди снаряд. Какое-то мгновение он молча смотрел на его блестящий наконечник, потом вскочил на ноги, зло выругался и швырнул снаряд за борт в сторону вражеских кораблей.
Саша Пелевин лежал на палубе, распластав руки. Его чистые, как у ребенка, глаза были широко открыты.
- Пить... Пить... - тихо шептали губы.
Мироненко поднял Пелевина на руки и, пошатываясь, понес на санитарный пункт. Только сейчас он почувствовал острую боль ниже колена. Горячая струя крови медленно стекала по ноге, пятная чистую палубу.
Внимание Шестакова привлекла картушка компаса. Она стремительно бежала вправо. Корабль уклонялся от заданного курса.
- Рулевое управление вышло из строя! - доложил Семенов. - Корабль катится вправо.
- Перейти на ручное управление рулем!
Рулевой бегом бросился выполнять приказание. Вслед за ним на корму поспешил и штурман лейтенант Букин. Пробираясь на ощупь сквозь густой, удушливый дым, они спустились в румпельное отделение[4].
Но их настойчивые попытки сдвинуть руль с места ни к чему не привели.
- Заклинило намертво, - сказал Букин. - Позови еще кого-нибудь, может, втроем осилим.
Лейтенант Рыбаков записал в журнал:
«...4 ч. 42 м. Противник перешел на поражение. Попадание снаряда в корму. Перебит штуртрос руля. Начался пожар. Снарядами сбита дымовая труба, сорвана антенна, поврежден мостик и рулевая рубка. Имеются убитые и раненые. Личный состав ведет борьбу за живучесть...»
Радисты Михаил Климов и Михаил Анисимов - «близнецы», как в шутку называли их на корабле, быстро поднялись по вантам на мачту и под градом осколков принялись сращивать перебитую антенну.
- Старшина! - крикнул Анисимов после близкого взрыва. - Берегись! - И голова радиста сама собой втянулась в плечи.
- Кому кланяешься? - стараясь перекричать грохот, насмешливо спросил Климов. - Подавай скорее конец! Теперь крепи его. Вот так...
Через несколько минут Шестакову доложили:
- Радиосвязь восстановлена.
- Помощник, передайте в штаб обстановку! - приказал командир Рыбакову.
Потеряв управление, «Туман» медленно разворачивался вправо. Комендорам носовой пушки надстройка закрыла фашистские корабли. Наводчик Андрей Сидоренко, разгоряченный боем, прибежал на мостик:
- Хоть малость разверните корабль. Мы им дадим еще жару, товарищ старший лейтенант!
Но «Туман» не слушался руля. Пожар на корме разрастался с каждой минутой. Огонь пробрался в кладовую, где хранилась краска. Через разбитые иллюминаторы пламя вырывалось наружу, лизало надстройки и палубу. По деревянному настилу огонь подобрался к стеллажам глубинных бомб и ящикам со снарядами. Прибежавший на корму Стрельник первым заметил угрожавшую кораблю смертельную опасность. Прикрыв лицо фуражкой, он крикнул: «Аварийная партия, ко мне!» - и бросился в огонь.
Из густого багрового облака выскочил боцман Саблин. Возглавляемая им аварийная партия изнемогала в неравном поединке с огнем. Лицо боцмана было черным от копоти и ожогов. Одежда на нем дымилась.
Пожар быстро усиливался. Шланги, подтянутые к корме для тушения огня, были разорваны в клочья осколками снарядов. Пламя уже охватило доски снарядных ящиков. Еще минута - и раздастся взрыв.
На помощь комиссару бросился минер Николай Кочевенко. Следом за ним устремился Саблин.
- За борт их! За борт! - кричал боцман, сталкивая ящики в воду. Ему помогал Кочевенко. Моряк забыл о предупреждении врачей не делать резких движений. Рана еще не зажила окончательно. Но разве сейчас он думал о себе!
- Бомбы! Бомбы сейчас рванут! - послышался чей-то испуганный бас.
Это был Иван Быльченко. Он с разбегу ворвался в пламя и стал торопливо отдавать крепления глубинных бомб. Потом на секунду выскочил из огня, сбросил с себя горящую фланелевку и ринулся обратно. Тяжелые, многопудовые бомбы одна за другой полетели за борт.
Не обращая внимания на визг осколков, Шестаков ровными шагами мерил палубу мостика. В уголке его упрямо сжатых губ торчала давно погасшая папироса. Изредка он бросал беспокойные взгляды в сторону скрытой дымом кормы.
- Рулевое управление действует! - радостно доложил будто выросший из-под земли Константин Семенов.
- Хорошо, - невозмутимо бросил командир. - Лево на борт!
- Есть! - ответил рулевой и, орудуя одной левой рукой, завертел штурвал. Правая рука Семенова чуть выше локтя была пробита осколком. Из-под манжета форменки сочилась кровь.
Когда нос «Тумана» стал заметно склоняться влево, Шестаков улыбнулся краешком губ и, отвернувшись от ветра, зажег папиросу.
Корабль снова лег на боевой курс, и сразу заговорило носовое орудие «Тумана».
- Бей их! - зло выкрикивал, заряжая пушку, старшина Бессонов.
Из всего орудийного расчета в живых остался он один. Но пушка продолжала вести огонь. Бессонов сам подносил снаряды, сам заряжал, сам наводил орудие на цель. Один из посланных им снарядов ударил в борт эсминца. Над вражеским кораблем взметнулся столб огня и дыма.
- Ага, получил, гад! На еще!.. - разгоряченный боем Бессонов хватал снаряд за снарядом и быстро заряжал пушку. На помощь ему прибежал раненый Яков Колывайко, наводчик кормового орудия. Голова матроса была стянута бинтами. Сквозь их белизну проступали алые пятна крови.
Позади мостика «Тумана» с оглушительным грохотом разорвался снаряд. Взрывная волна разбросала людей, находившихся поблизости от места взрыва. Рулевой Семенов со стоном схватился за раненую руку и упал грудью на рулевую тумбу.
«Туман» снова перестал управляться. Тросы руля были перебиты осколками, и штурвал свободно накатывался то на один, то на другой борт. Наскоро перетянув раненую руку бинтом, Семенов снова полез в румпельное отделение.
Осколками следующего снаряда, разорвавшегося перед мостиком, был ранен командир корабля.
Шестаков всплеснул руками, будто хотел поймать что-то над головой, и закрыл искаженное болью лицо ладонями. Из-под пальцев по серой щеке поползла широкая струя крови.
4
Помещение на корабле, где расположен пост управления рулем вручную.