Страница 78 из 78
Раздался залп. Несколько человек упало. Снова залп. И еще один залп.
Все большевики недвижимо лежали на снегу. Но, словно не веря в их смерть, князь Гагарин подошел и собственноручно пустил каждому лежащему пулю из револьвера в затылок.
— Вот и переселились на небо, рабы божии. Неизвестно, за кого даже свечку поставить, — лязгая зубами, словно в лихорадке, криво усмехнулся поручик Евецкий, когда солдаты наскоро засыпали яму и сровняли ее с землей. — Через час занесет могилу снегом: ищи — не найдешь…
Поручик вернулся в салон-вагон. Его знобило. Выпив стопку водки, он достал дневник и принялся подробно описывать эту зверскую расправу.
Карателям казалось — никто не видел злодейского убийства.
Но они ошибались.
Из темноты с ужасом следили за ними глаза ночного сцепщика вагонов, дежурного по станции, стрелочника…
Могила Бабушкина не затерялась. Вскоре на засыпанном снегом скалистом берегу Байкала появился холмик и столб. Чьи заботливые руки насыпали холм, неизвестно. А столб тайно поставил слесарь депо Мысовая Лукьянов…
Лишь спустя четыре года Ленин узнал о смерти своего друга и ученика. Потрясенный ужасным известием, с горечью и болью написал он некролог в память об Иване Васильевиче.
«Мы живем в проклятых условиях, — гневно писал Ильич, — когда возможна такая вещь: крупный партийный работник, гордость партии, товарищ, всю свою жизнь беззаветно отдавший рабочему делу, пропадает без вести. И самые близкие люди, как жена и мать, самые близкие товарищи годами не знают, что сталось с ним: мается ли он где на каторге, погиб ли в какой тюрьме или умер геройской смертью в схватке с врагом. Так было с Иваном Васильевичем…
Бабушкин пал жертвою зверской расправы царского опричника, — писал Владимир Ильич, — но, умирая, он знал, что дело, которому он отдал всю свою жизнь, не умрет, что его будут делать десятки, сотни тысяч, миллионы других рук, что за это дело будут умирать другие товарищи-рабочие, что они будут бороться до тех пор, пока не победят…»