Санторин

— "Килчарран" находится всего в трех милях от нас.

— Что показывает сонар?

— Тиканье продолжается, сэр. Капитан Монтгомери говорит, что пройдет еще с полмили и остановит машины. Видит нас хорошо и считает, что сможет близко подойти к нам и встать борт к борту. Если же почувствует, что удаляется от нас, то либо бросит якорь, либо попытается пришвартоваться к «Ариадне». Судя по его тону, он считает такую свою промашку маловероятной. В общем, складывается впечатление, что это самоуверенный и хвастливый тип.

— То же самое мне говорил адмирал. Кстати, шифровальщик прибыл?

— Да. Представился Теодором. Прекрасно говорит по-английски, хотя, как мне кажется, по национальности он грек. Расположился в каюте Денхольма. Сам Денхольм в настоящее время находится в офицерской кают-компании и пытается вновь заснуть.

Ван Гельдер замолчал, так как в дверях появился матрос, который протянул ему лист бумаги. Ван Гельдер быстро взглянул на полученную радиограмму и, не говоря ни слова, передал ее Тальботу. Тот прочитал, пробормотал что-то невнятное и опустил ноги на пол.

— Придется ему поспать в другое время. Передай ему, чтобы немедленно шел в адмиральскую каюту.

Одетый в пижаму вице-адмирал Хокинс сидел на койке, подложив под спину подушку. Он бросил недовольный взгляд на радиограмму в своей руке, а затем передал ее Денхольму.

— Из Пентагона. Без подписи. По поводу критрона, о котором вы говорили.

— Жаль, что я не склочник, а то бы быстро вывел их на чистую воду, — произнес Денхольм после вторичного прочтения радиограммы. — «Разбираюсь насчет экспериментального образца критрона. Постараюсь выяснить поскорее». Чушь какая-то, сэр. Автор или полный невежда, или дурак, или считает, что он чересчур умный. Наверное, и то, и другое, и третье вместе. Что он подразумевает под словом «постараюсь»? Он либо сделает это, либо нет. Что значит «поскорее»? Должно быть «немедленно». Что значит «экспериментальный»? Он либо работает, либо нет. Чушь какая-то.

— Джимми прав, — произнес Тальбот. — Это уже начинает раздражать. Пустая трата времени. Они ясно дают нам понять, что не собираются делиться секретами своей последней игрушки с ближайшим союзником, поскольку тот сразу же расскажет об этом первому встречному русскому.

— Прекрасно, — заметил Денхольм, — просто превосходно. Американцы поставляют свои ракеты «стингер» класса «земля-воздух» повстанцам, которые борются против марксистского режима в Анголе, и контрас в Никарагуа. Ни для кого не секрет, что партизанские банды имеют в своих рядах столько же негодяев, сколько диктаторские правительства, против которых они якобы борются. Они могут, совершенно не задумываясь, за какие-то считанные гроши продать эти ракеты, стоящие не менее шестидесяти тысяч за штуку, первому встречному террористу, который, в свою очередь, не колеблясь, выпустит их по пролетающему мимо «Боингу-747», на борту которого почти пятьсот американских граждан. Но все о'кей, потому что американской администрации на сей раз удалось предвидеть возможную реакцию других стран. Но чтобы передать критрон в руки своего старейшего союзника? Ни в коем случае! Вот что у меня вызывает отвращение.

— А меня это откровенно бесит, — признался Хокинс. — Надо им преподать урок на чистейшем английском языке. «Получена неподписанная радиограмма, совершенно бессмысленная по содержанию, не дающая никакого ответа. Требую немедленно, повторяю дважды, немедленно, немедленно дать сведения о критроне. Или немедленно, повторяю дважды, немедленно, немедленно сообщить, почему нет сведений. Отправитель сообщения или лицо, виновное в задержке ответа, будет нести ответственность за возможную смерть тысяч людей. Вы не можете себе представить реакцию мировой общественности, когда станет известно, что в возможной катастрофе виновата не столько Америка, сколько высшие чины американских военных. Копия этой радиограммы направлена прямо президенту Соединенных Штатов». Такой текст пойдет?

— Сэр, его можно было бы сделать чуточку сильнее, — сказал Тальбот, — но мне пришлось бы просидеть всю ночь, чтобы отредактировать его. Вы говорили о том, что многим на Потомаке будет не до сна. Думаю, теперь многие головы окажутся в Потомаке. Если бы я был на вашем месте, сэр, какое-то время обходил бы Вашингтон стороной, я имею в виду — всю свою оставшуюся жизнь. — Он встал. — «Килчарран» будет здесь с минуты на минуту. Как я понимаю, встречаться с капитаном Монтгомери вы не спешите?

— Правильно понимаешь. Милосердием я не отличаюсь. — Хокинс посмотрел на часы. — Пять пятнадцать. Передай капитану мой сердечный привет и приглашение позавтракать со мной, ну скажем, в восемь тридцать. Прямо здесь, у меня в каюте.

Капитан Монтгомери то ли случайно, то ли намеренно — Тальбот был уверен, что намеренно, — подошел на «Килчарране» вплотную к борту «Ариадны». Сделал это тютелька в тютельку. Тальбот перепрыгнул с борта на борт — они были чуть ли не на одной высоте — и поднялся на ходовой мостик. Капитан Монтгомери оказался высоким, дородным человеком с выступающей черной бородой, белоснежными зубами, чуть крючковатым носом и насмешливыми глазами. Несмотря на идеально сидящую форму и четыре золотые нашивки на каждом обшлаге, его совершенно спокойно можно было бы принять за преуспевающего и добродушного пирата восемнадцатого века. Он протянул руку.

— Как я понимаю, вы — коммандер Тальбот, — произнес он низким голосом с явным ирландским акцентом. — Добро пожаловать к нам на борт. Положение изменилось или нет?

— Пока что нет. О возможном изменении, капитан, я предпочитаю даже и не думать.

— Понимаю. Это атомная бомба или что там такое у вас тикает?

— Атомная. И ухудшение ситуации произойдет, когда тиканье прекратится. Вам не следовало сюда приходить, капитан. Вы должны были остановиться в Коринфском заливе — вполне прекрасное место для стоянки.

— Такое мне даже в голову не пришло. Героя я из себя не строю. Герои — только в Голливуде. Просто я не смог бы вынести того, что скажет тогда обо мне этот человек.

— Вы, наверное, говорите о вице-адмирале Хокинсе?

— Вот именно. Все время злословит и изображает меня в самых черных красках. Я прав?

— Едва ли, — с улыбкой произнес Тальбот. — Он, правда, мимоходом упомянул о том, что вы терпеть не можете некоторые флотские правила. Однако заметил, что лучше вас свое дело никто не знает.

— Ах вот как. Вообще-то он мужик справедливый и чертовски хороший адмирал. Только, пожалуйста, ничего ему об этом не говорите. Командир, я предлагаю выпить кофе у меня в каюте. Возможно, вы будете так любезны, что расскажете обо всем, что вам известно.

— Это не займет много времени.

— Одиннадцать часов вечера, — произнес президент. — Какое там сейчас время?

— Шесть утра. Разница между поясами в семь часов.

— Судя по всему, этот адмирал Хокинс — очень прямолинейный человек, — сказал президент, в задумчивости глядя на две радиограммы, лежавшие у него на столе. — Вы, конечно, его знаете?

— Довольно хорошо, сэр.

— Способный человек, генерал?

— На удивление способный.

— И видимо, хороший командующий?

— Даже сомневаться не приходится, сэр. В противном случае именно вам бы пришлось командовать военно-морскими силами НАТО в Средиземноморье.

— А вы с ним знакомы, Джон? — обратился президент к Джону Хейману, министру обороны, который тоже присутствовал при разговоре.

— Да. Не так, конечно, хорошо, как генерал, но вполне прилично, чтобы полностью согласиться с точкой зрения генерала.

— Жаль, что я никогда с ним не встречался. Кто назначил его на должность, генерал?

— Комитет НАТО, как обычно.

— А вы на том заседании комитета присутствовали?

— Да, я на нем председательствовал.

— И ваш голос был решающим?

— Нет. Решение было принято единогласно.

— Понятно. Похоже, он весьма невысокого мнения о Пентагоне.