Золото и мишура

— Вы самый самодовольный… — «Будь с ним поприветливее! И кроме того, может быть, я действительно ревную…» — Эмма пристально взглянула на капитана:

— Сколько вам лет?

— Тридцать четыре.

— А если бы у вас не было Чинлинг, вы женились бы?

— Никогда об этом не задумывался.

— Вы разве не хотите иметь детей?

— Хочу, но пока с этим особо не спешу.

Эмма отпила еще немного портвейна.

— Вы как-то сказали, что… если я выйду за вас замуж, то вы будете заботиться о моем ребенке. Вы действительно так думаете?

— Конечно! Или вы подозреваете какой-то тайный умысел в моем предложении?

Корабль, подскочив на очередной волне, рухнул вниз, и у Эммы тошнота подступила к горлу, так что на несколько мгновений ей пришлось даже задержать дыхание. Чувствуя, как кровь отливает от лица, она произнесла:

— Я лишь обдумывала ваше предложение…

— А не нужно этого делать! Вы отвергли мое предложение в очень высокомерном стиле и были, вероятно, правы. Любовь — это самое важное на свете, а вы любите совершенно другого человека, который, несомненно, гораздо в большей, нежели я, степени достоин вашей любви. Так что предлагать вам замужество с моей стороны было просто ошибкой. И кроме того, мы с вашим отцом намерены стать деловыми партнерами, а дела и чувства плохо сочетаются, можете мне поверить. Так что забудьте про мое предложение, Эмма. Вы отказали и были при этом совершенно правы: я не достоин вас… Может, еще портвейна? — спросил он, ухмыляясь.

Она поднялась из-за стола, явно расстроенная.

— Вы дьявол! — чуть ли не выплюнула она слова в лицо Скотту. — Я не вышла бы за вас даже…

— Даже если бы я оказался единственным на земле человеком. Что ж, я понимаю ваши чувства, поэтому у меня создается впечатление, что мы оба с вами обречены на страстную жизнь вне брака.

— Единственная страсть, которую я испытываю, — это гнев! После всех гнусностей, которые вы себе позволяли, еще и взять назад собственное предложение! Вы хам, сэр, бессердечный наглый хам и… О Господи!

В этот самый момент корабль вновь начал падать. Эмма выронила бокал с вином, рухнула на стоявший возле окна диван и ухватилась обеими руками за живот. Когда корабль начал вновь взбираться на гребень, она застонала:

— Ох… О-о!

Скотт поспешил ей на помощь и осторожно взял на руки.

— Моя дорогая мисс де Мейер, — сказал он, неся ее на руках через всю каюту, — одна маленькая птичка сказала мне, что вы страдаете морской болезнью.

— О, Скотт, мне так плохо…

— Лучшее средство — подышать свежим воздухом. — Распахнув дверь каюты, капитан помог Эмме выбраться наружу. — К вам будет одна только просьба: постарайтесь, пожалуйста, не блевануть на меня, если, конечно, сможете.

— Совсем не смешно… — начала было Эмма, но тут же замолчала, борясь с приступом тошноты.

Скотт перенес ее на главную палубу и возле самого борта поставил на ноги.

— Крепко держитесь за поручень и метайте харч за борт.

— О-ох!

Корабль бешено тряхнуло, и у Эммы подкосились ноги, но поручни она не выпустила.

— Не смотрите! — гневно воскликнула она.

Капитан рассмеялся и, стараясь перекричать порывы ветра, крикнул:

— Не переживайте, прекрасная мадемуазель, я успею отвести взгляд. Но скажите, может ли что-нибудь быть романтичнее?

— Ох! Вы… вы!..

Тут она поперхнулась и снова перегнулась через бортовое ограждение. А Скотт тем временем продолжал смеяться, и тут на них низвергся целый водопад океанских брызг. Изрядно опустошенная, Эмма в конце концов медленно выпрямилась.

— Ну как, теперь лучше? — поинтересовался Скотт.

В ответ она слабо кивнула.

— Позвольте, я помогу вам добраться до каюты.

Он взял ее под руку, однако Эмма тотчас же резко отдернула ее.

— Не нужна мне ваша помощь, — сказала она. — И кроме того, вы обещали отвернуться, а сами смотрели. Ни один джентльмен не позволил бы себе та… О Боже!

Эмма подбежала к борту, и снова ее вырвало.

Мистер Розберри подошел к капитану и отдал честь.

— Капитан, ветер меняется на норд-вест.

— Да, погодка становится паршивой. Я пойду на мостик, а вы помогите мисс де Мейер добраться до каюты.

— Есть, капитан.

Скотт пошел на палубу, расположенную вровень с рубкой управления, тогда как штурман помог Эмме подняться на ноги.

— Обопритесь на меня, мисс, — крикнул он. — Тут такая погода, сами видите…

— Благодарю вас, я чувствую… чуть получше.

В действительности же она чувствовала себя настолько слабой, что едва держалась на ногах. С помощью Розберри Эмма кое-как добралась до каюты, где незамедлительно разделась, повесила мокрое платье на крючок и замертво свалилась на койку.

«Вот опять, опять он издевается надо мной, — сказала она себе и даже зубами заскрежетала от злости. — Убила бы его!» И все-таки Эмма помнила, какие сильные у Скотта руки.

Три часа спустя Эмма пробудилась после неглубокого и неспокойного сна. Тошнота прошла, и это несмотря на то, что качка была пуще прежнего. Усевшись на койке в своей тесной каюте, Эмма прижалась лицом к прохладному стеклу иллюминатора, расположенного по левому борту. За стеклом было так же темно, как и в самой каюте, но как только глаза Эммы привыкли к темноте, она смогла различить пенистые гребни огромных океанских волн: клипер переваливался с одной такой волны на другую. Судно мотало из стороны в сторону, и при этом скрежет был прямо-таки ужасающий. Только теперь Эмма поняла, почему все находившиеся на борту предметы были привинчены к полу или каким-либо иным способом приспособлены к качке. Даже на миниатюрной полочке над умывальником, где Эмма расставила туалетные принадлежности и баночки с парфюмерией, даже на этой полочке были особым способом натянуты три тонкие проволочки, которые удерживали их на местах. Приделанная к постели специальная деревянная планка не позволяла Эмме в случае сильного крена вываливаться из койки. Сама Эмма, ее отец и еще Зита занимали три самые лучшие и дорогие каюты, однако и в них удобства были примитивные.

Привкус во рту у Эммы был ужасный. Выбравшись из постели, она зажгла единственную масляную лампу, которая, как сумасшедшая, болталась из стороны в сторону, затем подошла к умывальнику и прополоскала рот розовой водой. До чего же унизительно, когда тебя выворачивает на глазах у такого вот усмехающегося бабуина! Но в то же время… Эмма едва заметно усмехнулась. Было даже занятно помериться с ним силами. В натуре Скотта было нечто дьявольское, что как раз и влекло ее к нему, хотя подчас Скотт и выводил ее из себя. И что это за бизнес, которым он собирается заняться вместе с отцом?

Когда корабль зарылся носом в гребень очередной волны, Эмма едва дотащилась до койки и улеглась, забившись в уголок. Что ж, стало быть, он отступился от нее? Ничего, это мы еще посмотрим… Может быть, она и не влюблена в него, но никто еще не отступался от Эммы де Мейер по собственной воле!

* * *

Вскоре после восхода солнца ветер начал ослабевать, и Скотт, всю ночь простоявший на капитанском мостике вместе с рулевым, передал вахту мистеру Эпплтону, своему старпому. Испытывая после такой ночи огромную усталость, он направился вниз, в свою каюту, где скинул с себя насквозь мокрую одежду и тотчас же уснул. Проснулся он около десяти часов, поднялся и немного поплескался у умывальника. Затем принялся бриться, радуясь, что океан стал несколько более спокойным и потому уменьшилась вероятность перерезать себе горло собственной же бритвой.

Он наполовину уже выбрился, когда раздался стук в дверь.

— Войдите!

В каюту вошла Эмма, одетая в белое платье с зеленой отделкой. Увидев Скотта, она была поражена.

— Ох, а я и не предполагала, что…

— Доброе утро, мисс де Мейер. Как сегодня чувствуете себя, получше? — спросил он, продолжая бриться.

— Да, благодарю вас. Хотя ночью думала, что мы утонем.

— Ну, это было просто-таки небольшое волнение по сравнению с тем, что поджидает нас у Магелланова пролива. Вот уж когда вы сможете узнать, что такое настоящая штормовая отрыжка!