Золото и мишура

Клаудиа сказала, что он предал семью. Видит Бог, кого только в семье не было — и нечестные люди и простолюдины, наиболее яркими примерами которых были Слейд Доусон и Лоретта Доусон. Однако же в настоящее время Коллингвуды были семейством сродни Рокфеллерам, Меллонам, Фордам, Дюпонам. Окруженные ореолом всего самого лучшего, они, без сомнения, приблизились к положению монархов, насколько вообще было можно стать монархом в Соединенных Штатах.

Однако же все они были не выше Закона этой страны. Вытащив из кармана платок, Джеффри промокнул лоб. Клаудиа была права: он конечно же предал семью, и за свое отступничество может поплатиться самым ужасным для члена семейства Коллингвудов образом — угодить в тюрьму. И все из-за старейшего порока людского — жадности.

Будучи одним из богатейших людей в Америке, имея доход примерно в пять миллионов долларов в год, Джеффри умудрялся проживать около семи миллионов ежегодно. Был даже такой год, когда он потратил девять миллионов. Деньги шли, разумеется, и на женщин, потому что спать с Ирен было все равно что спать с эскимо и потому у Джеффри были развлечения на стороне: высококлассные шлюхи и несколько дочек тех людей, с которыми у Коллингвудов были деловые отношения. Быть Коллингвудом — значило быть сексуальным: положение, известность и богатство были тем самым огоньком, вокруг которого, как мошкара, постоянно кружились девушки.

Но вовсе не девушки так подточили его состояние. Были у него автомобили, яхты, был, наконец, личный реактивный самолет. Кроме этого, Джеффри, подобно своим предкам, развил манию коллекционирования предметов искусства, и только за последние годы он потратил на это более тридцати миллионов долларов. Драгоценности и наряды Ирен, особняк в Берлингаме, апартаменты в Нью-Йорке, замок в Нормандии, шале в Гштааде, поместье в Мауи… Блеск поглотил золото.

Игра на Бирже, как представлялось ему, была тем беспроигрышным вариантом, который мог выправить дела. Как же все казалось просто: знал всякий шаг, который намерена предпринять твоя компания, продавать акции этой самой компании, а затем их же покупать по более низким ценам. Это был денежный станок. И откуда Джеффри мог знать, что Биржа в одночасье рухнет?

— Мистер Бретт, — сказал голос по селектору. — Пришел мистер Стивенс, хотел бы встретиться с вами.

Джеффри быстро вернулся за свой рабочий стол, нажал клавишу.

— Пригласите его. — И тяжело опустился в кресло. Вот и все. Он загнан, в него теперь можно стрелять из всех стволов. Джеффри был уверен, что Артур все просчитал. Голос у Джеффри по селектору прозвучал безжизненно-слабым.

Сейчас он оглядел кабинет, которым прежде так гордился. Мебель была в стиле модерн, с некоторой примесью классических черт, представляя собой удачное сочетание, современных предметов с отдельной антикварной мебелью. Здесь, кроме всего прочего, стояли два потрясающе безобразных китайских божка войны — как раз по сторонам входной двери из нержавеющей стали. Те стены, которые не были сделаны из стекла, имели нежный оттенок гелиотропов. Оформлял кабинет сам Джон Саладино, вот почему все тут было самым лучшим. Едва ли во всей Америке был более шикарный кабинет.

Двери из нержавеющей стали распахнулись, и вошел Артур, скользнув взглядом по божкам войны, изготовленным еще в эпоху династии Мин. Дверь закрылась. Артур прошел по мягкому фиолетовому ковру к столу Джеффри, сделанному в стиле английского Регентства.

— Слейд Доусон, — начал Артур, — двенадцать часов я потратил, изучая движение акций «Коллингвуд корпорейшн» за последние два года и наконец-таки мне удалось найти искомое. Вы — настоящий Слейд Доусон.

Лицо Джеффри стало пепельно-серым.

— Не ясно только, почему бухгалтеры Спенсера сами не обратили внимания.

— Потому что они не знают историю семейства Коллингвудов так, как знаю я. Вы взяли имя одного из наименее почетных ваших предков для того, чтобы прикрывать незаконные покупки и продажи акций. Слейд Доусон — это была ипостась торгующего и обманывающего Коллингвуда. И ведь до девятнадцатого октября все было шито-крыто. Но затем Коллингвуда умыли, причем так умыли, как мало кого умывали в Америке. Кто вас вытащил? Билли Чинг и лорд Нортфилд?

— Да.

— Я передам полученные сведения в службу прокурорского надзора Калифорнии, так что если вы намерены уже сейчас драться, можете прямо сейчас вводить в курс дела своих юристов.

— Ни с кем я не намерен больше драться. — Голос Джеффри звучал устало. — Довольно с меня. Я и так предал семью. Но только клянусь вам, Артур, что я и понятия не имел о том, что они убьют Спенсера и попытаются убить Клаудиу. Я шулер, но не убийца.

Артур несколько секунд внимательно изучал перепуганное лицо Джеффри.

— Я верю вам, Джеффри, и если честно, вам мозгов не хватит кого-нибудь убить. Если вы согласитесь сотрудничать с властями штата и поможете предъявить обвинение Билли и Найджелу, вам скостят срок за оказанную помощь.

Джеффри поднялся с кресла.

— Вы никогда не сумеете ничего доказать касательно Билли и Найджела. Не получится. Они слишком умные. И если я только пальцем против них шевельну, Бог знает, что они сделают с одним из моих детей. Нет, Артур, у меня остался только один выход. А в тюрьме я и одного дня не намерен проводить.

Легким движением он поднял сделанный из металла и кожи стул и изо всей силы швырнул его в стеклянную стену позади своего рабочего стола. Стекло разлетелось на мелкие осколки. Внезапно сильный ветер ворвался в кабинет.

— Джеффри! Ради Бога! — Артур рванулся вокруг стола. Джеффри отбросил стул и оказался сейчас на краю зияющего проема, взглянул с высоты пятидесяти восьми этажей вниз. Ветер ерошил его волосы, трепал одежду. Он чуть-чуть замешкался, однако этого Артуру оказалось достаточно, чтобы схватить его за руку.

— Пусти!

— Назад!

— Я не намерен отправляться в эту чертову тюрягу!

Они поборолись некоторое время напротив разбитого окна. Артуру удалось завалить Джеффри и они, сцепившись, катались по полу, норовя ударить друг друга. Тут внезапно Артур обнаружил, что находится рядом с зияющей дырой. Всегда боявшийся высоты, он на мгновение заглянул вниз и увидел Монтгомери-стрит. Машины с такой высоты казались не больше муравьев.

Тут Джеффри изловчился и оттолкнул его.

— Извинитесь за меня перед Клаудией! — крикнул он и выпрыгнул из окна. Артур видел, как над ним промелькнуло тело Джеффри — с зажмуренными глазами, с открытым в последнем крике ртом.

Крик отдалялся подобно свистку ушедшего в тоннель поезда.

И наступила тишина.

Она казалась Спящей Красавицей. Так думал Артур, сидя в частной больничной палате на стуле возле постели. Он нежно взял ее правую руку.

— Ты должна выздороветь, Клаудиа, — мягко сказал он. — Врачи говорят, что мозг должен сам лечить себя. Они больше ничем не могут тебе помочь. Уже три дня. Пожалуйста, проснись же.

Она дышала глубоко, глаза ее были закрыты. На мониторы выводилось биение сердца и мозговые импульсы, и приборы монотонно жужжали в изголовье кровати. В нос Клаудии была введена трубка для внутривенного питания.

— Ты должна проснуться, — продолжал Артур. Врач рассказал ему о теории, согласно которой больные, находящиеся в состоянии комы, могут слышать обращенную к ним речь, даже если не реагируют на слова. Были даже случаи, когда такие разговоры выводили людей из состояния комы. И потому Артур был уверен, что стоило попытаться. — Ты всем нам очень нужна, Клаудиа. Ты ведь последняя из Коллингвудов. Джеффри умер, Ирен распродает драгоценности Эммы, чтобы как-то расплатиться с Билли Чингом и Найджелом. Она и остальная семья согласны передать ранчо штату Калифорния, так что все кончилось: Билли и Найджел проиграли. Мы победили их, Клаудиа, так что, пожалуйста, пожалуйста, проснись.

Клаудиа не шевельнула ни единым мускулом.

— Не знаю, можешь ли ты слышать меня, — продолжал Артур, — но у меня есть и эгоистическая причина желать, чтобы ты проснулась, и не только потому, что ты хорошенькая женщина и важный для меня клиент. — Он вытер глаза. — Господи, глупо, конечно, так вот говорить об этом. Понимаешь, Клаудиа, я влюбился в тебя. Наверное, объясняться сейчас в любви — это своего рода сумасшествие, но что я могу еще сказать? Я считаю тебя потрясающей женщиной, и я так хочу тебя. Да и Джилберт со мной согласен, считая, что ты великолепная. Вот как у меня все повторяется. В Кати я влюбился за десять минут, а в тебя влюбился и того меньше, минуты за две. Поэтому, если ты можешь слышать меня, поверь, что я буквально с ума схожу по тебе.