Сан-Андреас

Вид спускаемого трапа в полном соответствии с их распоряжениями, должно быть, убедил их в том, что не может быть и мысли о сопротивлении со стороны «Сан-Андреаса» и захват его — лишь простая формальность. Кроме того, во всей истории войн не было случая, чтобы госпитальное судно использовалось как средство нападения. Это было немыслимо. И потребовалось время, чтобы осознать происходящее.

«Сан-Андреас» делал уже большие круги. Немецкая подводная лодка находилась в 45 градусах от носовой части корабля по левому борту.

Нейсбай передвинулся от двери, выходящей на правый борт, к ближайшему окошечку впереди мостика.

— Они наводят свою маленькую пушечку, Арчи.

— Ну, значит, мы все вместе отправимся на дно.

— И целятся они не в мостик, а в кормовую часть, хотя, право, не могу понять, что они собираются сделать... — Он осекся и крикнул:

— О нет! Нет! Ложись! Ложись!

И он кинулся на пол, увлекая за собою Маккиннона. Не успели они приземлиться, как тысячи пуль, сопровождаемые стрекотом пулемётов, прошили носовую часть мостика. Все четыре окна мостика разлетелись вдребезги. пулемётный обстрел длился всего несколько секунд. Едва он закончился, как пушечка на палубе подводной лодки быстро выстрелила три раза. Каждый выстрел вызывал содрогание «Сан Андреаса», так как выпущенные снаряды разрывались где-то в кормовой части корпуса.

Маккиннон вскочил на ноги и взялся за штурвал.

— Если бы я здесь стоял, я бы уже давно был покойным Арчи Маккинноном. Благодарить вас буду завтра.

Он посмотрел в окно прямо перед ним. Оно было в отверстиях, трещинах, царапинах, разводах и совершенно тусклым.

— Джордж?

Но звать Нейсбая не было необходимости. Схватив огнетушитель, он двумя ударами выбил все окно. Вытянув шею, осторожно посмотрел, что происходит внизу, увидел, что «Сан-Андреас» как стрела несется на нос немецкой подводной лодки, и только затем резко выпрямился, как человек, осознавший, что опасность позади.

— На боевой рубке — ни души, Арчи. Все ушли. Чертовски забавно, правда?

— Ничего забавного нет, — сухим тоном ответил боцман. Если он и был каким-то образом потрясен случайностью своего недавнего спасения, он даже виду не показывал. — Обычное дело, Джордж. Спуститься вниз и задраить за собой люк, когда, готовишься к погружению. В нашем случае — к срочному погружению.

— Срочному погружению?

— А у капитана нет выбора. Он понимает, что своими огневыми средствами он не в состоянии остановить нас, так же как, по всей видимости, не может воспользоваться и своими торпедами. В настоящее время он продувает свой основной балласт. Видите те пузырьки? Это вода, вытесняемая из балластного отсека под высоким давлением — порядка трёх тысяч фунтов на каждый квадратный дюйм.

— Но... он оставил пушечный расчет на палубе.

— Действительно, оставил. Видимо, опять не было выбора. Подводная лодка представляет большую ценность, нежели жизнь трёх человек. Видите те клапаны на правой стороне их жилетов? Это кислородные клапаны. Джордж, вы не могли бы взглянуть, нет ли у нас там загорания на корме?

— Вы можете воспользоваться телефоном.

Маккиннон показал на телефонный аппарат перед штурвалом, который пулемётными пулями был разбит вдребезги. Нейсбай понимающе кивнул и сходил по очереди на оба борта.

— Ничего. Ничего не видно. — Он посмотрел вперёд, на немецкую подводную лодку, которая была на расстоянии всего лишь в сто ярдов.

— Она опускается, Арчи. Палубу и на носу, и на корме уже заливает водой.

— Я это вижу.

— И она поворачивает на правый борт.

— Это я тоже вижу. Шаг отчаяния. Он надеется, что если сможет развернуть свою подлодку и встать под острым углом к нам, тогда мы его заденем только по касательной. В таком случае он может спастись. Так я понимаю.

— Корпус уже погрузился. Неужели ему удастся?

— Он чересчур поздно начал погружение.

Повернув штурвал несколько влево, Маккиннон на полном ходу устремился к немецкой подводной лодке. Пять секунд спустя, когда волны едва коснулись основания боевой рубки, «Сан-Андреас» своей нижней частью форштевня прорезал корпус подводной лодки в тридцати футах от боевой рубки. «Сан-Андреас» вздрогнул, но, как это ни странно, воздействия практически никакого не было. В течение нескольких секунд слышался скрежет стали, а затем наступила тишина.

— Вот и всё, — произнёс Нейсбай. — Эта лодка, наверное, превратилась в груду металла. Если гребной винт заденет её...

— Этого не произойдет. Подводная лодка опустилась глубоко, и они всё ещё продувают основной балласт. Будем надеяться, что мы сами не очень пострадали.

— Вы сказали, что у командира подводной лодки не было выбора. У нас тоже. Как вы думаете, у них кто-нибудь спасется?

— Не знаю. Если кому-то удастся уцелеть, мы это довольно скоро узнаем. Я очень сомневаюсь, что у них вообще было время задраить водонепроницаемые двери. Если это им не удалось, значит, лодка погружается на дно. Если кто-то из них решится спастись, им надо покинуть лодку до того, как она достигнет глубины двухсот пятидесяти футов, — мне ещё не приходилось слышать, чтобы кому-то удалось уцелеть на большей глубине.

— Им придется воспользоваться боевой рубкой?

— Наверное, хотя на носу есть спасательный люк, правда, носовая часть лодки наверняка уже затоплена, и от неё мало толку. Возможно, у них есть спасательный люк в кормовой части. Этого я не знаю. Думаю, что боевая рубка — единственный возможный для них выход, если мы, конечно, не протаранили это судно.

— Мы ударили не у самой боевой рубки.

— А это ещё ничего не значит. Давление примерно в десять тысяч тонн — это ужасная сила. Люк боевой рубки мог просто заклинить. Смогли они его открыть или нет неизвестно. Ещё хуже, если этот люк у них распахнулся и сотни галлонов воды устремились внутрь, сметая всё на ходу и сбивая всех с ног, так что за считанные секунды они могли превратиться в бессознательные живые трупы. Сейчас я выйду на палубу. Держите право руля и назад, пока не остановитесь, затем развернитесь. Я спущу моторную лодку, когда вы полностью сбросите ход.

— Какой смысл спускать лодку, если спасшихся не будет?

Маккиннон вывел его на корму по левому борту и показал на троих человек, качающихся в воде.

— Это пулемётный расчет. Насколько я могу видеть, они только в плащах и штормовках. Может быть, у каждого из них ещё один-два свитера, но это погоды не делает. Если оставить их в воде минут на десять-пятнадцать, они погибнут от холода.

— Ну и пусть. Эти три негодяя выпустили по нам три снаряда. Некоторые из этих снарядов могли разорваться внутри госпиталя.

— Знаю, Джордж, знаю, но должен вам сказать, что о подобной ситуации упоминается в Женевской конвенции.

Маккиннон похлопал Джорджа по плечу и направился вниз.

У самого входа в госпиталь со стороны палубы Маккиннон увидел, что его появления ждут несколько человек: Паттерсон, Джемисон, Керран, Трент, Маккриммон и Стефан.

— Насколько я понял, боцман, — произнёс Паттерсон, — мы с кем-то столкнулись.

— Да, это так, сэр. С немецкой подводной лодкой.

Маккиннон пальцем показал вниз.

— Надеюсь, мы туда не последуем. Надо проверить прочность и водонепроницаемость всех перегородок в носовой части, сэр.

— Конечно, конечно. Я немедленно распоряжусь. — Он посмотрел на Маккриммона и Стефана, которые ушли, не говоря ни слова. — А дальше что, боцман?

— Нам нанесли три выстрела по кормовой части, сэр. Какие-нибудь разрушения в госпитале есть?

— Кой-какие есть. Все три выстрела попали в госпиталь. Один из них, похоже, угодил в перегородку между палатами А и В. Кое-кого задело, но без смертельных исходов. Доктор Синклер ухаживает за пострадавшими.

— А разве не доктор Сингх?

— Он был в послеоперационной палате, где занимался двумя ранеными с «Аргоса». Дверь в эту палату заклинило, и мы никак не можем попасть туда.

— Там что, разорвался снаряд?

— Никто ничего толком не знает.