Страница 50 из 56
– Алекто, – застонала я. – Выкинь это слово-паразит! Не трави душу!
– Пошли, – обняла меня за плечи Мэгер. – У нас еще столько интересного впереди! Хорошо воспитанная жена должна четко знать, как ставить капканы на медведя в постели, натягивать силки и заострять колья!
Раздался дружный мужской стон.
– Еще одно слово, – повернулась через плечо Мэгер. – И я научу Магдалену, как правильно шинковать стручки алебардой и отбивать шары моргенштерном!
Больше нам не мешали...
Просто не могли, потому что мы закрылись в подвале и перепели все песни, когда я поделилась своими знаниями о караоке. После чего мы душевно, на четыре разных голоса, но вразнобой спели сначала местные хиты (я слов не знала, но подпевала «тыц– тыц-тырырям!» и стучала кружками по бочонкам). Когда местные баллады закончились, мы перешли на репертуар моего мира, и тут уж девчонки вставляли свое «дыц-дыц-и так два раза!».
Через пару часов к нам постучала Амели и сообщила:
– Пойте потише, а то меня соседи слезно попросили или собаку не мучить, или покойника зарыть!
Мы устыдились и пошли искать лопаты, чтобы зарыть Филю с Эмо. Не смогли. Эти гады спрятались и не отзывались ни на кис-кис, ни на цып-цып.
С криком «очи страстные, на пальцах чужих прекрасные» мы все отправились спать, предварительно забаррикадировав дверь, окно и кровать, откуда, по утверждению Тисси, вечно лезут настырные мужики.
Утро началось с яркого света из распахнутого настежь окна, запаха травяного настоя и жуткой головной боли. Дрожа всем телом от бьющего озноба, я, не раскрывая глаз, откинула одеяло и попыталась выползти на свет божий. Как я сюда добрела, чья это спальня – не помню. Тайна, покрытая мраком. Я мотнула головой и сразу поморщилась. Болит, зараза, словно дятлы ночью там дупло проколупали.
– Солнышко, – ласково попросил Филлипэ. Его я опознала исключительно по голосу. – Выпей – станет легче.
– Я не пью! – встрепенулась я. – Это принцип! – и попробовала открыть левый глаз. Ресницы склеились, не получилось. Я обхватила себя руками, чувствуя себя довольно погано.
– Из межой посуды точно, – ехидно фыркнул рядом Эмилио, укоризненно глянув. Его я уже опознала по внешнему виду. Правый глаз с трудом, но функционировал.
Я обвела мутным взглядом незнакомое помещение и вполне знакомые мужские рожи.
Моя нынешняя спальная комната была небольшой, но чистенькой, похожей на узкую коробочку или шкатулку. Узкий топчан-кровать, закрытая ниша вместо шкафа, высокое окно с белой кружевной занавеской. Аскетические беленые стены, напротив кровати – под тусклой лампадкой взятое в серебряный оклад изображение не то святого, не то божества в обрамлении богато вышитого рушника. Мне, в принципе, все едино, я в местных святынях не разбираюсь.
– Подтверждаю! – немедленно отозвался Филлипэ.
С мужиками все как обычно: цветут и пахнут мылом и цветочным одеколоном. Гладко выбритые, подтянутые и сплошь довольные жизнью. Так и хочется сказать: «Съешь лимон!». Два раза.
– Что ты имеешь в виду? – снова поморщилась я, и попыталась посмотреть на него гневно, но наивно. Усилие стоило слишком дорого. Работающий глаз опять закрылся.
– Я имею в виду, дорогая, – скрипнула кровать рядом. К моей спине прижалось большое теплое тело. – Вчера ты всем поведала, что в вашем мире есть обычай пить из туфелыси невесты. После чего вы принесли шлем стражника и попытались повторить этот подвиг, потому как сапог, который вы нашли в загашниках, страшно вонял. И вы все отказались пить занюхивая.
Мои глаза сами открылись и самостоятельно выпучились наружу.
– И что? – жалобно спросила я, потягивая настой. – Я тоже отметилась на этом шлеме?
– Три раза, – не стал жалеть меня Филлипэ. – Ты заявила, что русские все делают три раза, если делают.
– Это была не я, – запротестовала я, чувствуя, как к щекам приливает кровь. – Это вылезла наружу натура и взяла свое.
– Это было заметно, – миролюбиво согласился Эмо, многозначительно переглядываясь с Филлипэ. – Твоя натура была настолько деятельная, что ты научила девушек играть в... как его... боулинг, используя вместо кегель статуи гномиков из сада Амели, а вместо шара – каменное ядро, которое вы раскачивали все вчетвером.
– А где мы взяли ядро? – перешла я к самому главному.
– О-о-о! – хмыкнул Эмилио и посмотрел на меня внимательно. – Его вы оторвали с крыльца соседнего дома, подарив хозяину, который громко звал стражу, шлем, сапог и то, что ты назвала «на посошок».
– Какой ущерб? – простонала я, соображая, как мне все это выплатить. Ведь говорили же мне: «Вино, карты и девочки до добра не доведут!»
– Никакого, – заверили меня мужчины. – То, что Алекто потом под твои инструкции исполнила танец живота, виляя задницей, искупило все... Почти. Остальное мы доплатили.
Филлипэ поставил пустую чашку на подоконник и покосился на остывающие гренки. Я тоже на них посмотрела и позеленела, подавляя приступ тошноты.
– Мне стыдно! – трагически упала я обратно на подушки, вытирая холодный пот.
Похоже, меня неправильно поняли – вон какие физиономии у мужиков довольные, просто-таки всепрощающие папочки! Так вот, пускай не торопятся!
Устремив взгляд на трепещущие белоснежные занавески, продолжила:
– Мальчики, честное слово, мне очень стыдно. Но совсем не за то, что вчера вас чуть не прибила... – Громко и внятно, чеканя каждое слово: – А за то, что НЕ прибила, хотя очень хотела. – Мечтательно улыбаясь и закрывая глаза: – И мне бы дали за это очень маленький срок, потому что я не ведала, что творила!
– Вставай, солнышко, – проигнорировал мое чистосердечное признание синеглазый.
– Почему ты называешь меня «солнышком»? – подозрительно открыла я один глаз.
– Обычно это «дорогая, драгоценная и сладкая».
– Посмотри, – поднес ко мне небольшое зеркало Эмо.
– Мама! – отшатнулась я от изображения, хватаясь за сердце. – Это кто?!! Я?!
– Да, – подтвердил Филлипэ. – А что, непохоже?
– Что вчера было? – осторожно поинтересовалась я, ощупывая стоящие дыбом во все стороны волосы. Точно, как лучи солнца!
– Вы устроили себе день причесок, – охотно поделился со мной Филлипэ. – Слава богам, пришла Амели и отобрала у вас кинжалы, когда вы хотели побрить налысо Мэгер, чтобы продемонстрировать минимализм и благородную форму черепа.
– А мы больше ничем не воспользовались? – слабо прошептала я, в страхе подергивая ножкой и прикусывая зубами угол подушки. – Все живы?
– Все, – уверил меня Эмилио. – Остальное оружие вы уже просто не могли удержать в руках. – Погладил меня по голове: – И знаешь, что я тебе скажу, дорогая?
– А? – воззрилась я на него.
– Забудь, что хорошо воспитанная жена должна делать, – попросил Эмо. – Просто больше никогда не пей.
– Со всем остальным можно жить, – вздохнул Филлипэ, начиная распутывать мои колтуны. – Но с озверевшей пьяной женщиной... – он поежился.
– То есть, – вытаращилась я на них. – Для того, чтобы вы увидели во мне человека, мне просто-напросто было нужно напиться до состояния обезьяны?
– Не знаю, как выглядит эта ваша «обезьяна», – передернул плечами Эмо, вытирая мне лицо холодным мокрым полотенцем, смоченном в слабом растворе ароматического уксуса, как здесь принято. – Но было жутко. Если бы ты не была нашей женой, я бы тебя выпускал в таком состоянии впереди войска. И мы бы выигрывали все войны. Бескровно.
– Одну? – полюбопытствовала я, приходя в хорошее состояние духа.
– Остальные тебе в подметки не годятся, – уверил меня синеглазый. – Они просто бы шли за тобой следом, пока ты показывала «путь Суворова», «тропинку Сусанина» и «блин, опять яма!».
– Понятно, – вздохнула я. – Снова пыталась изобрести велосипед.
– Наверное, – не стал спорить сиревоглазый. – Но теперь вся округа будет платить вам дань, потому что вам нужно починить хижину дяди Тома.
– Всё! – прервала их я, давясь смехом. – Все остальные подвиги во славу свободы позднее и по особому запросу. Иначе моя психика не выдержит и пойдет вразнос.