Страница 57 из 227
Сержант не стал возражать, будучи весьма чувствительным к этому слову. Час был поздний, и ветер, как всегда к ночи, стал утихать; поэтому, не. видя в ближайшем будущем никаких помех для дальнейшего плавания, старый ветеран устроил себе из паруса тут же, на палубе, постель и вскоре заснул крепко, как спят солдаты. Кэп продолжал прохаживаться по палубе. При его железном здоровье усталость была ему нипочем, и он всю ночь так и не сомкнул глаз.
Сержант проснулся, когда уже давно наступил день, и восклицание изумления, вырвавшееся у него, едва он вскочил на ноги и осмотрелся вокруг, было слишком громким даже для человека, который привык, чтобы все слышали его зычный голос. Погода резко переменилась. Туман со всех сторон застилал горизонт, видно было только на полмили вокруг, покрытое пеной озеро бушевало. «Резвый» лежал в дрейфе. Из короткого разговора со своим шурином сержант узнал, как совершилась эта удивительная и внезапная перемена.
По словам Кэпа, к полуночи ветер совсем стих. Он собирался лечь в дрейф и бросить лот, потому что впереди уже вырисовывались острова, как вдруг около часа ночи задул северо-восточный ветер с дождем; тогда он взял курс на северо-запад, зная, что нью-йоркский берег находится на противоположной стороне. В половине второго он спустил стаксель, зарифил грот, бинет [80]. В два ему пришлось взять второй кормовой риф, в половине третьего — остальные рифы и лечь в дрейф.
— Говорить нечего, сержант, судно ведет себя хорошо, но ветер дует с силой выпущенного из пушки ядра весом в сорок два фунта! Никак я не думал, что подобный шквал может налететь здесь, в этакой луже, как ваше пресноводное озеро, за которое я бы и гроша ломаного не дал. Впрочем, у него теперь более естественный вид, и если бы… — он с отвращением выплюнул воду, попавшую ему в рот, когда его лицо обдало брызгами, — и если бы еще эта проклятая вода была соленой, все было бы отлично.
— А сколько времени мы идем этим курсом, шурин, — осведомился осторожный солдат, — и с какой скоростью?
— Да часа два, а то и три. Первое время куттер несся, как добрый рысак. Но теперь-то мы на открытом месте. Сказать правду, соседство этих островов мне не понравилось, хоть они были и с наветренной стороны, я сам стал к рулю и на лигу или на две отвел от них судно на простор. Ручаюсь, теперь мы у них под ветром. Я говорю «под ветром», потому что иногда даже неплохо иметь с наветренной стороны, один или даже полдюжины островов, но, если их тысяча, лучше как можно скорее ускользнуть им под ветер… Нет, нет, вон они там, в тумане, эти чертовы острова, и пусть там остаются. Чарльзу Кэпу нет до них никакого дела!
— Отсюда не более пяти или шести лиг до северного берега, шурин; я знаю, что там есть просторная бухта, не худо бы посоветоваться о нашем положении с кем-нибудь из команды, конечно, если мы не решим позвать наверх Джаспера — Пресную Воду и не поручим ему отвести нас обратно в Осуиго? И думать нечего, что при таком ветре, дующем нам прямо в лоб, мы доберемся до поста.
— Сержант, у меня есть серьезные причины возражать против всех твоих предложений. Во-первых, если командир признаётся в своем невежестве, это подрывает дисциплину. Ладно уж, зятек, я понимаю, почему ты качаешь головой, но ничто так не вредит дисциплине, как признание в своем невежестве. Я когда-то знавал капитана, который целую неделю шел неверным курсом, чтобы не сознаться в своей ошибке, и просто удивительно, как стала его уважать вся команда именно потому, что никто не мог его понять.
— Ну, брат Кэп, на соленой воде это еще сойдет, а па пресной вряд ли. Лучше освободить из-под ареста Джаспера, чем разбиться со всем отрядом о канадский берег.
— И угодить во Фронтенак! Нет, сержант, «Резвый» в верных руках и лишь теперь себя покажет при искусном управлении. Мы в открытых водах, и только сумасшедший решится подойти к берегу при таком шторме. Я буду стоять все вахты, и нам не страшна никакая опасность, кроме той, что возможна при дрейфе, а для такого легкого и низкого судна она не так уж велика. Предоставь дело мне, сержант, и я ручаюсь тебе добрым именем Чарльза Кэпа, что все пойдет прекрасно.
Сержанту Дунхему пришлось уступить. Он питал величайшее доверие к мореходному искусству своего родственника и не сомневался, что тот, управляя куттером, его вполне оправдает. С другой стороны, недоверие, как и любовь, растет, если давать им пищу, и он так боялся измены, что готов был вручить судьбу всей экспедиции кому угодно, только не Джасперу. Из уважения к истине мы вынуждены сознаться, что сержантом руководило еще одно соображение. Ему было поручено дело, которое полагалось возложить на офицера, и майор Дункан вызвал сильное недовольство среди младших офицеров гарнизона, доверив его человеку в скромном чине сержанта. Дунхем понимал, что вернуться в крепость, даже не добравшись до места, означало бы потерпеть неудачу, за которой последует наказание, и на его место сразу назначат другого, чином постарше.
Глава XVI
Без меры, без начала, без конца.
Великолепно в гневе и в покое.
Ты в урагане — зеркало творца,
В полярных льдах и в синем южном зное
Всегда неповторимое, живое.
Твоим созданьям имя — легион,
С тобой возникло бытие земное.
Ли к вечности, невидимого трон.
Нал всем ты царствуешь, само себе закон.
Б а й р о н, «Чайльд-Гарольд»
[81]
Когда совсем рассвело, те пассажиры «Резвого», которые свободно могли располагать собой, вышли на палубу. Пока волнение на озере было не очень велико, куттер, повидимому, все еще находился с подветренной стороны островов; но все, кто знал нрав Онтарио, понимали, что им предстоит испытать жестокий осенний шторм, какие часты в этом краю. Нигде по всему горизонту не было видно земли, и эта печальная пустынность придавала огромным водным просторам таинственное и мрачное величие. Зыбь, или, как говорят сухопутные жители, волна, была короткой и с пенистыми гребнями; дробилась она здесь быстрее, чем длинная океанская волна, а вода, обычно соперничавшая своим чудесным оттенком с глубокой синевой южного неба, теперь стала зеленой и угрюмой; трудно было поверить, что еще совсем недавно она искрилась под яркими солнечными лучами.
Солдатам скоро надоело наблюдать эту картину; один за другим они спустились вниз; на палубе остались только матросы, сержант, Кэп, Следопыт, квартирмейстер и Мэйбл. Тень печали легла на лицо девушки; ее уже посвятили в истинное положение дел на «Резвом», но все ее просьбы вернуть Джасперу права капитана ни к чему не привели. Следопыт провел бессонную ночь в размышлениях и еще более утвердился в своем прежнем мнении, что юноша невиновен; он тоже горячо ходатайствовал за друга, но, как и Мэйбл, ничего не добился.
Прошло несколько часов, ветер заметно крепчал, волнение увеличивалось; куттер сильно качало, квартир-мейстер и Мэйбл тоже покинули палубу. Кэп несколько раз делал повороты по ветру, и теперь можно было не сомневаться, что куттер относит в открытую и самую глубокую часть озера; волны разбивались о него с чудовищной силой, и только очень прочное и выносливое судно могло устоять в борьбе с ними. Но все это нисколько не тревожило Кэпа; напротив, подобно тому как гончая настораживает уши при звуке охотничьего рога, а боевой конь бьет копытами и храпит, услышав дробь барабана, так и разыгравшийся шторм пробудил в бывалом моряке все его мужество; вместо того чтобы заниматься придирчивой и высокомерной критикой, не допускающей никаких возражений, вместо того чтобы пререкаться по пустякам и раздувать всякую мелочь, он стал обнаруживать качества отважного и опытного моряка, каким и был в действительности. Команда очень скоро прониклась уважением к его знаниям; правда, матросов удивляло исчезновение прежних капитана и лоцмана, по поводу чего им не дано было никаких объяснений, но они уже беспрекословно и охотно выполняли все приказания нового начальника.