Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 121 из 227

В его тяжких трудах ему помогал некий странствующий ремесленник, который показал ему несколько засаленных гравюр с изображением известных английских зданий, а потом совсем покорил его учеными рассуждениями о фризах, антаблементах и, главное, о смешанном ордере. Он сделался для Ричарда непререкаемым авторитетом во всем, что касалось архитектуры. Правда, мистер Джонс тщательно скрывал это, держался с Хайремом Дулитлом покровительственно и выслушивал его пространные рассуждения о тайнах зодчества со снисходительной усмешкой. Однако то ли его собственные познания в этой области были настолько скудны, что он не мог найти веские возражения против доводов своего помощника, то ли он в душе проникался все большим восхищением перед ним, но Джонс безоговорочно следовал всем его советам.

И вот эта пара не только воздвигла дом для Мармадьюка, но и определила архитектурный стиль всей округи. Мистер Дулитл заявлял, что смешанный ордер — это мешанина из всех других ордеров и тем самым лучший из них, так как он разрешает вводить в план любые изменения в зависимости от обстоятельств или желания заказчика. Ричард был в этом с ним согласен, а когда два соперничающих гения, в чьем распоряжении находится наиболее значительный для их мест капитал, придерживаются одного мнения, им ничего не стоит положить начало моде даже в куда более серьезных делах. И вот, как мы уже намекали, особняк судьи Темпла, который соседи называли «дворцом», послужил образчиком для всех честолюбивых строителей в окрестностях — они непременно заимствовали те или иные из его многочисленных красот.

Этот воздвигнутый «в заключение» дом был каменный, большой, квадратный и, как ни странно, удобный — четыре требования, на которых Мармадьюк настаивал с необычным для него упрямством. Но во всем остальном

Ричарду и его помощнику была предоставлена полная свобода. Эти достойные зодчие обнаружили, что инструменты, которыми пользовались их рабочие, не подходят для обработки камня — они были рассчитаны на материалы не тверже местной белой сосны, дерева настолько мягкого, что охотники пользовались его обрубками вместо подушек. Если бы не это досадное затруднение, нам, вероятно, пришлось бы затратить куда больше места для описания их великолепного детища. Но стены дома не поддавались никаким усилиям, и наши зодчие были вынуждены довольствоваться крыльцом и крышей. Первое они решили выдержать в строго классическом стиле, а на примере второй — доказать высокие достоинства смешанного ордера.

Крыша, утверждал Ричард, была той частью здания, которую древние всегда старались сделать как можно незаметнее, ибо она является бельмом на глазу архитектуры и терпят ее только потому, что она полезна. Кроме того, не без остроумия добавлял он, дом надо строить с таким расчетом, чтобы, откуда на него ни смотреть, он был виден только с фасада: раз уж на него могут глазеть со всех сторон и в любую погоду, незачем оставлять фланги, не защищенными от нападок завистливых соседей. Поэтому было решено, что крыша будет почти плоская. Но Мармадьюк запротестовал: зимой толщина снежного покрова в этих краях достигала трех-четырех футов. К счастью, на помощь пришли особенности смешанного ордера, которые позволили найти среднее решение, приемлемое для всех: стропила были удлинены, с тем, чтобы образовался скат для снега и льда. Но, увы, в расчеты их размеров вкралась какая-то ошибка, а так как Хайрем считался великим знатоком «работы с угольником», ее никто не обнаружил, пока все тяжелые балки не были водружены над стенами. Тут, однако, только слепой не заметил бы, что крыша, вопреки всем правилам, стала наиболее заметной частью здания. Ричард и его помощник утешились мыслью, что ее удастся замаскировать, удачно расположив кровлю; однако каждая дранка оказывалась лишь новой приманкой для глаз. Ричард попробовал исправить положение с помощью краски и четырежды собственноручно перекрашивал злосчастную крышу. Сначала он заставил ее заблистать небесной голубизной, тщетно надеясь обмануть зрителя и внушить ему, что просто над жилищем Мармадьюка Темпла небеса нависают особенно низко; потом он подобрал, по его словам, «облачный цвет», долженствовавший создать иллюзию дыма; третью краску Ричард назвал «зеленой невидимкой», но на фоне синего неба она оказалась более чем видимой. Убедившись, что крышу никак не скрыть, неукротимые зодчие пустили в ход всю свою изобретательность, чтобы как-то приукрасить дранку, оскорблявшую их изысканный вкус. После долгих размышлений и двух-трех проб при лунном свете Ричард наконец завершил дело, смело пустив в ход состав, который он окрестил «солнечным сиянием», не преминув при этом заверить судью, что это наиболее дешевый способ навсегда обеспечить себе ясную погоду над головой.

По краю крыши были воздвигнуты перила, блиставшие всеми цветами радуги, и тут Хайрем превзошел самого себя, изготовляя всяческие урны и лепные завитушки, которыми затем обильно украсил эту ограду. Сперва Ричард носился с оригинальнейшей мыслью: сделать печные трубы такими низкими, чтобы они казались частью этих украшений. Но соображения удобства заставили вместе с крышей поднять и трубы, иначе от дыма не было бы спасенья, и теперь при взгляде на особняк судьи вы прежде всего замечали четыре внушительные трубы.





Постройка этой крыши была наиболее важным событием всей архитектурной карьеры мистера Джонса, и неудача нанесла весьма болезненный удар его самолюбию. Сперва он намекал своим знакомым, что во всем виноват Хайрем, который оказался сущим невеждой в обращении с угольником. Но затем, привыкнув к виду этого сооружения, Ричард начал созерцать дело рук своих с гораздо большим удовлетворением. Вскоре он уже и думать забыл о некоторых погрешностях архитектуры «дворца» и принялся вовсю его расхваливать. Недостатка в слушателях не было, а поскольку богатство и комфорт всегда привлекательны, у него, как было упомянуто выше, нашлось в этих краях немало последователей. Не прошло и двух лет, как он уже мог, взобравшись на свою крышу, не без удовольствия созерцать три смиренных подражания полету своей фантазии. Вот так мода старается следовать даже недостаткам великих мира сего.

Неуклюжая крыша нисколько не огорчила Мармадьюка, и вскоре он с помощью некоторых изменений и добавлений сумел придать своему жилищу вполне солидный и достойный вид. Впрочем, подобными несоответствиями страдал не только дом судьи, во и весь окружающий пейзаж.

Среди вывезенных из Европы тополей и в зарослях молодых ив и других местных деревьев виднелись снежные бугры, скрывавшие пни срубленных сосен, а кое-где над белыми сугробами высились безобразные обугленные стволы деревьев, пострадавших от огня. Эти черные, лоснящиеся «столбы», как их называли местные жители, изобиловали в полях, окружавших поселок, и нередко рядом с ними торчала засохшая сосна или хемлок, с которых была содрана кора; их голые сучья, некогда одетые пышной хвоей, уныло раскачивались на ледяном ветру.

Однако Элизабет ничего этого не замечала. Пока сани спускались в долину, она восторженно любовалась общим видом поселка, словно карта расстилавшегося у ее ног. Она видела только живописную группу домов; пятьдесят столбов дыма, поднимающихся из долины к облакам; замерзшее озеро, окруженное склонами гор в уборе вечнозеленых лесов; тени сосен, ложившиеся на его белую поверхность, — они с каждой минутой удлинялись, по мере того как солнце клонилось к закату; темную ленту потока, вытекавшего из озера и бежавшего своим извилистым путем к далекому Чесапикскому заливу. Ведь все это она помнила с детства и узнавала, несмотря на множество перемен. А за пять лет этих перемен тут произошло больше, чем могло бы произойти за целое столетие в какой-нибудь стране, где время и труд придали прочность творению человеческих рук.

Для молодого охотника и для судьи этот ландшафт давно уже стал привычным, и все же каждый раз, когда, оказавшись на опушке темного горного леса, они охватывали взглядом внезапно открывавшуюся перед ними прекрасную долину, они снова и снова испытывали все тот же восторг. Вот и теперь юноша восхищенно оглядел ее, прежде чем опять опустить голову на грудь, а судья с добродушным удовольствием продолжал созерцать эту картину, говорившую о зажиточной и спокойной жизни, — ведь именно он основал этот поселок и именно ему были обязаны местные жители своим благосостоянием.