Страница 43 из 115
Регресс возобладал и там, где абсолютистский политаризм стал чрезмерно силен и задавил буржуазию – в Испании, Португалии, монархиях Германии.
Крайности соединились в монархиях Италии, таких, как Миланское герцогство, возникших после регрессивного преобразования городских республик.
В условиях формирования капиталистического мира-системы на этот процесс наложился другой – втягивание в зависимость. Регресс особенно заметен в Италии, где развитие в большинстве областей с XVI и повсеместно – с XVII века шло по нисходящей.
Однако «карликовый» (термин А. Н. Чистозвонова) абсолютизм малых государств, несмотря на многочисленные примеры политарного деспотизма (продажа солдат и т. д.) не однозначно регрессивен: итальянские и германские государства были спасены им от полного распада, пример которого дали их восточноевропейские соседи. То же можно сказать и об испано-португальском абсолютизме.
И. Валлерстайн относит абсолютистские государства [369] к полупериферии мира-системы, а территории без единой власти – к периферии. Регрессивность «зависимого абсолютизма» объясняется не столько его собственными свойствами, сколько давлением ядра мира-системы. Это задержка на пути, ведущем вниз. Пока сохранялся политический суверенитет, сохранялась и возможность дальнейшего прогресса. Буржуазная революция была возможна, но принимала иную форму по сравнению с англо-французской революцией «снизу»: ее первоочередной задачей было свержение зависимости, а средством – объединение страны. Поэтому ключевую роль в ней играли «верхи» – проходить целиком «снизу» она не могла.
Наконец, абсолютизм Северной (Дания, Швеция) и части Центральной (Австрия, Пруссия) Европы возник в результате заимствования нового общественного строя с Запада и носил прогрессивный характер, способствуя появлению буржуазии. В том же направлении в XVIII-XIX веках развивалась Россия, строй которой имел сходство с абсолютистским. Иногда его объединяют с австро-прусским под общим названием «крепостнический абсолютизм» [370]. Ю. И. Семёнов, напротив, выделяет его в особую разновидность политаризма, отличную от абсолютистского [371].
Усиление буржуазии за счет дворянства вело отнюдь не к «равновесию» классов, а к революции, или в случае ее отсутствия – к гибели (Австро-Венгрия). Форма революции могла быть разной, но смены строя «догоняющий» абсолютизм избежать не мог. Он рубил сук, на котором сидел.
Абсолютистский строй существовал, как минимум, в пяти вариантах (прогрессивные англо-французский, скандинавский, центральноевропейский, застойные «карликовый» и испано-португальский), но, при всех различиях, сблизил прежде сильно отличавшиеся базисы обществ Западной, Северной, Центральной и Южной Европы.
Историческое лидерство по-прежнему сохраняла Западная Европа, постоянно обновлявшая свой социальный строй революциями. Средние века в Западной Европе были очень динамичной эпохой, где одна революция с ходу сменяла другую: феодальная, свергающая власть королей; коммунальная, свергающая власть феодалов над городами; абсолютистская, свергающая власть класса феодалов в целом; буржуазная, свергающая власть абсолютистского государства. Последняя знаменует начало Нового времени.
Проблема революций в истории Нового времени
Наличие революций в истории Нового времени практически не подвергалось сомнению. Напротив, понятия «революция» и «контрреволюция» использовались весьма беспорядочно, часто вытесняя понятие «эволюция», что порождало иные, по сравнению с историей докапиталистических обществ, теоретические проблемы.
В изучении буржуазных революций наибольшее внимание уделялось революциям «снизу»; революции «сверху» оставались в лучшем случае гипотезой, так что о странах, где не было революций «снизу», можно было прочесть следующее: «Значительной была роль феодального государства и в ускорении перехода к капитализму в странах Центральной Европы… Переход к капитализму совершился не революционным, а “эволюционным“ путем – трансформацией социальной структуры и политического строя при незавершенных буржуазных революциях… Власть осталась в руках старого, хотя и обуржуазившегося класса» [372] и т. д.
Весь набор гипотез ad hoc (незавершенные буржуазные революции, после которых власть не принадлежит буржуазии; «эволюционный» путь в кавычках – не эволюция, но и не революция; старый класс, который обуржуазился, но не стал буржуазией) призван не допустить единственное объяснение: часть революций проходит «сверху», без участия народных масс.
Однако необходимо подчеркнуть, что эта позиция была хоть и преобладающей, но не единственной. Здесь снова выделю В. Ф. Шелике: «Политическая революция может произойти в виде трансформации государственного аппарата и класса, им владеющего, в новое государство и новый класс без взрыва, путем постепенного скачка, и стать, таким образом, итогом совершившейся революции производственных отношений (Германия в конце XIX века)» [373].
Невнимание к революциям «сверху» имеет и другую причину: они происходили в странах, не игравших столь значительной роли в мировой истории, как Англия и Франция. Наиболее яркий пример революций «сверху» дают скандинавские страны и Япония. С них я и начну.
В Средние века скандинавские страны не знали феодализма – земельная собственность знати не была наследственной, как в Западной Европе. В то же время не была абсолютной власть королей. Сложилась относительно устойчивая система равновесия короля и знати. Риксроды – государственные советы – контролировали деятельность королей, выполняли функции регентов в их отсутствие и иногда даже избирали новых. Сохранялось сильное крестьянство, не знавшее иного хозяина, кроме государства. Небольшие города были основаны выходцами из Германии и самостоятельного политического веса не имели. «История скандинавских стран» именует данный общественный строй «государственно-ленным», а политическую систему – «феодальным конституционализмом» [374]. Несмотря на условность терминов, видно отличие строя скандинавских стран даже от наиболее близкого им английского феодализма.
По мере развития капитализма в Западной Европе все иные общества оказались перед дилеммой: капитализация или порабощение Западом. Восточная Европа с ее плодородными землями и слабой государственностью быстро попала в зависимость от Западной; Северная сумела устоять, хотя первоначально пошла по тому же пути: рост экономического могущества знати, ухудшение положения крестьян и ограничение прав королей. Демографический кризис XIV века, ускоривший в Западной Европе ликвидацию крепостного права, в Восточной способствовал его возникновению. Возникло крепостничество и в Дании; в более отдаленных и бедных Швеции и Норвегии до этого не дошло, но власть помещиков над крестьянами возросла и там. Норвегия, придя в упадок, была поглощена Данией.
Скандинавские страны были избавлены от участи периферии скудостью природных ресурсов и наличием сильной государственной власти. Ослабленная войнами XV-XVI веков и мятежами знати, она все же сумела, опираясь на поддержку горожан и крестьян, одержать верх: в 1660 году в Датско-Норвежском, а в 1680 году в Шведском королевствах под нажимом «снизу» в результате «абсолютистских революций» [375] была установлена абсолютная монархия. В ее рамках началось ускоренное развитие капиталистических отношений, результатом которого стал очень быстрый подъем буржуазии и ослабление дворянства.
«Сословная структура общества… в течение XVIII столетия все более разлагалась… стирались различия между сословиями, рос удельный вес новых внесословных социальных групп. К концу XVIII века ослабели имущественные и социальные позиции дворянства. Удельный вес его в общей массе населения не достигал 1 % и был значительно ниже, чем на континенте. Внутри дворянского сословия рос удельный вес предпринимательских (особенно в Швеции) и чиновных слоев (особенно в Дании). Все увеличивающаяся часть дворянской земли и высокооплачиваемых должностей переходила в руки податных сословий… В Норвегии же дворянство к концу столетия практически перестало существовать. На рубеже XVIII-XIX веков буржуазия уже экономически господствовала в Норвегии, а в Швеции и Дании успешно теснила дворянство» [376]. Социальная революция «сверху» близилась к завершению: неизбежен был полный переход власти в руки буржуазии.