Страница 18 из 123
36 Любимая так хороша! Лицо светлей луны, Что в полнолуние взошла и смотрит с вышины, А плечи — смуглые чуть-чуть, а кожа так тонка, А губы ласковы, а грудь — свежа и высока. Качая бедрами, нежна, она выходит в путь. И мне другая не нужна красавица — ничуть. Шагов знакомых слышу звук — она спешит сюда. Любую из ее подруг забуду навсегда. Одно я знаю — только в ней мой свет, и жизнь, и дух. Она нужна душе моей как зрение и слух. 37 У нее глаза газели, пробудившейся от сна. Изумляя целый город, мимо движется она. Растерялся я, смутился, зачарованный стою. «Кто ты?» — спрашиваю робко, сам себя не узнаю. Вдруг она мне отвечает: «Я — одна из многих дев, Что с тобою ищут встречи, даже стыд преодолев». «Неужели это правда?» — я спросил. Она в слезах Говорит: «К тебе любовью наказал меня аллах». Я в ответ: «Меня ты хочешь долгой мукой извести». А она мне: «Будем вместе муку общую нести». 38 Ты любишь милую — исток блаженства своего, Не превращай ее в кумир, в святыню, в божество. Приходишь на свиданье к ней — любви отдайся весь. Но слишком часто не ходи — успеешь надоесть. Не повторяй: «Люблю, люблю», восторги умеряй. Свиданий новых не проси, не плачь, не умоляй. Навязчив будешь — набежит нежданная беда: Любимая ответит: «нет» взамен былого «да». 39 Мое разорванное сердце — твои разящие глаза! Твоя походка — так под ветром с утра качается лоза! Так плавны, так неторопливы движенья стана твоего! Ты улыбнешься — воскресаю, ты отвернешься — все мертво. Никто не знал, что мы полюбим и нашу встречу не предрек. Любовь, разлуку и свиданье — все предопределяет рок. 40 Я до утра не мог уснуть — я был один, а не вдвоем. Не спорь с любимой, все равно она поставит на своем. Вернется — радость подарит, покинет — вызовет беду. Расстанусь — потеряю все, увижу — душу обрету! 41 Люблю ее, в разлуке изнывая — Она тоскует, радости не зная. Когда обида милую томит, Меня одолевает боль сквозная. Она повеселела — ожил я, Ее улыбка — обещанье рая. Она — и жажда, и глоток воды, Когда вокруг пустыня вековая. Она — мой свет. Беснуется во тьме Завистников назойливая стая. Она — хоть безоружна и слаба — Но властвует, всесильных побеждая! 42 С любимой я поссорился. Беда! Когда помиримся? Скажи, когда? Когда? Я гибну, голову теряю. К чему нам эта глупая вражда? Аллах! Спаси, я слабый, я безвольный, Себе я много причинил вреда. Аллах! Люблю — она меня забыла, Надменна, неуступчива, горда. Аллах! Люблю — и в наше время любят Без памяти, как в прежние года. Аллах! Люблю! Все отдаю любимой — И небеса, и землю — навсегда!
Джамиль ибн Абдаллах
(ок. 660 — ок. 701)Переводы Н. Стефановича
1 Где дней моих прекрасное начало? Любовь Бусейны душу освещала. Когда разлуку долгую прервем И навсегда останемся вдвоем? Воспоминанье кровь из сердца выпьет: Спросила вдруг — зачем спешу в Египет? Клялась, что если бы не чья-то злоба, Мы не были б теперь несчастны оба. Сдержать рыданья не хватает сил, — Вот скорбь моя, что в сердце я носил. Нас разделяет слез моих поток, И дом ее становится далек. Ей повторял, что губит страсть такая, Она ж, насмешница: «Я это знаю». «Верни мне разум, — он почти угас». Опять смеется: «Только не сейчас…». Не хочет отвечать, не слышит даже. Любви оковы сброшу я когда же? Но пусть за зло добром воздастся милой, Которая мне душу истомила. Ей говорю: «Запомни, что в веках С тобою нас соединил Аллах. Любовь я проношу через года И вечную и новую всегда. Встают преграды, нам противореча, И страсть твоя не приближает встречи». Я долго жду, что ты исполнишь слово, Проходит жизнь, а чувство так же ново. Клеветникам за их дела в награду Пусть поднесут убийственного яду. Надеюсь, что для них уже готовы Надежные и крепкие оковы. Пусть женщины, мой скорбный слыша стон, Подумают, что я лишь в них влюблен. Смотрю на них, но сердцем не цвету, — Где нет Бусейны — вижу пустоту. Когда б я мог, измученный и хмурый, Ночь провести в том крае Вади-ль-Кура. Там дом ее, и там, в полях пустых, Быть может, голос милый не затих. Коварный рок мой путь стеснил и сузил, — Разорванной любви свяжу ли узел? Разлука кончится, — ведь как-то, где-то Сближаются далекие предметы. Быть может, к той, которой не забуду, Направлю вновь я моего верблюда? Найду ли путь в пустыне, в бездорожье, Где холмики на мертвецов похожи? Бусейна взором может упрекнуть, — Взволнованно вдруг затрепещет грудь… Когда идет — не смотрит и не слышит, Лишь плащ влачит, что так искусно вышит. Ревнивец муж, бранясь, как бесноватый, Дорогу к ней мне преградил когда-то. Чтоб пробудить во мне и гнев и страх, Бусейну в смертных обвинял грехах. Старались мы мгновенье устеречь, Когда он наших не заметит встреч. С путем ее соединив свой путь, Разумнее и осторожней будь. Свиданьем утоляется любовь, Но лишь расстанемся — бушует вновь… Хотят, чтоб воевал я непременно, Но только с женщиной война священна, Сраженья эти нас животворят, А побежденный и велик и свят. Я радостью печаль уравновесил, — Лишь с женщинами счастлив я и весел. Мне вспоминалась томительная ночь, Когда не мог я скорби превозмочь… Моя Бусейна с детства мне мила, — Любовь со мной мужала и росла. Скупой ведет всему унылый счет, Я от Бусейны многих ждал щедрот. Она же в ответ: «Быть щедрой ни к чему, — Я и скупая по сердцу ему…». Взгляните в сердце, — что я там таю? Одну любовь бессмертную мою. Узнай, Бусейна, молодая мать, Что обречен тебя лишь вспоминать. Когда же встретимся наедине, Когда ж за все отплатишь щедро мне? Пусть на вопрос: люблю я или нет, — Суровый край Зу-Дама даст ответ.