Страница 119 из 123
* * * От этих прядей стал я пьяным, глухим, незрячим стал теперь. Твоих волос златым човганом навек захвачен я теперь. Пройдись лужайкой. Шаг твой долог — ты выступаешь, как павлин. Я стал рабом твоих прогулок, для всех утрачен я теперь. Как сладок смех твой, дорогая. Твой смех — страна Сахаристан, И я здесь — в роли попугая, увы, что значу я теперь? О госпожа, ко всем ревную тебя на праздничном пиру, И ревность, может быть, смешную, уже не прячу я теперь. О госпожа, пройдешь ли мимо? Недим прождал весь третий день. «Приди и посети Недима!» — зову и плачу я теперь. * * * Как в силок, поймала жизнь мою, завивая локон, ты. О, в тебе колдунью узнаю — так играешь роком ты! Плавность ног подобна серебру, хрусталю — прозрачность рук. Мне ли кравчим быть на том пиру, где поводишь оком ты! Хоть пора меджнунов и прошла, но еще жива газель: Всю науку взглядов превзошла по ее урокам ты. Не хочу меж роз бродить без сна — далеко мой кипарис. Ты — слеза! По праву рек вольна разорвать с истоком ты. Твой язык куда бедней, чем стать. Но каков полет ресниц! Сто дестанов можешь рассказать этим дивным слогом ты. Ты идешь, как плавная вода, чуть качаясь и светясь, И смотрящим кажется тогда, что сестра потокам ты. О перо! Откуда эта прыть, что за стих такой нашел, Что смогла Недима опьянить, словно буйным соком, ты! * * * Взгляни, какая плавность в стане, взгляни, тебе я говорю. Ее уста сокрытой тайне — сродни, тебе я говорю. И так на кубке эти губки легки, что он не чует их. Но сердцу говорю: «Помедли!» — «Повремени!» — я говорю. Я лишь поэт. Сказать по чести, не так уж мил мне тонкий стан. Но это из боязни лести — для болтовни я говорю. Я ей хотел бы молвить слово, но не в присутствии врагов. «Уснут огни — мы с нею будем одни!» — тебе я говорю. Нет, с этой пери о Хисаре и о прогулках умолчу: На солнце — песни, ну, а мысли — в тени, тебе я говорю. Но так небрежно, так нарочно кружатся локоны с висков! И знак того, что все возможно, они, тебе я говорю. «О месяц, с поднебесной кручи взгляни и счастье обрети!» — Я это говорю все ночи, все дни тебе я говорю. Так ротик мал — дождусь ли слова? Ее душа подаст мне знак. Пока еще не все готово, «Усни», — тебе я говорю. * * * О локон, гиацинт ли ты в садах дремоты? Кто ты? Тюльпан, откуда пчелы мед уносят в соты? Кто ты? О прядь, упавшая на бровь, невиданная прежде, Ты друг небрежности простой? Иль плод заботы? Кто ты? О взгляд шалуньи, пощади! Как ты жесток и меток! Ответь, стрела ли ты любви, стрела ль охоты — кто ты? О родинка, перчинки мрак на шее белоснежной, Ты от рожденья сторож ей иль прихоть моды, — кто ты? О нисхожденье с высоты, где губ сокрыта тайна! Наклон ли милостивый ты? Иль баловство ты? Кто ты? О цвет ланит ее! Ты кто: гвоздика или роза, Или другой какой цветок — венец природы? Кто ты? О речь Недима, ты права! Звучны твои повторы. Не бульканье ль бутылки ты в часы зевоты? Кто ты? * * * Страшись той женщины жестокой: убийства знак на ней найдешь. Кинжал бровей ее не трогай: кровь тех бедняг на нем найдешь. Найдешь уловки и увертки, намеки, взгляды и кивки, Но что дано любой уродке, но сердце как ты в ней найдешь? Когда, вертясь в моих объятьях, она как хочет вертит мной, — То сад роскошных гиацинтов ты возле губ моих найдешь. Я ей не раб и не владелец. Но эта ломаная речь! Ты в ней найдешь и острый перец, и сладкий мак ты в ней найдешь! От этих рук спасенья нету. И зря не верил я словам: «Ты в них найдешь лишь меч кокетства да стяг лукавства в них найдешь…» Разбрызгана живая влага. Так жаль фонтана красоты! Зато взгляни на легкость шага — ах, сколько благ ты в ней найдешь! О деспот! Скрыта в нежной ткани, нежна и грудь ее. Увы: Не то ты в ней холодный камень, не то чурбак ты в ней найдешь. Недим клянется, что доныне сего меча не обнимал! Но тут же на его ладони, попав впросак, ты кровь найдешь… * * * Тебе, как розе, — только смех. Мне — только стон, как соловью. И опьянеть — не смертный грех, улыбку увидав твою. Тебе нет нужды, госпожа, писать фирман, что я твой раб. Давно и преданно служа, всю жизнь тебе я отдаю. Я — шип, но что я сторожу? Твоей же прелести цветок. Я — прах, но мускусом дышу в лелеющем твой след краю. Да стань я пылью, и тогда паду ли ниже? Ведь лежу, К твоей поле прижав уста, к ее узорному шитью. О виночерпий мой, когда бокал свой тянет и тюльпан, Я, твоего ища суда, молю быть добрым судию. Ты говоришь: «Ну кем опять так восторгается Недим?» Кокетка! Да тебе ль не знать, что я одну тебя пою.