Страница 36 из 78
Мама продолжала разглагольствовать, натягивая желтые резиновые перчатки прежде, чем схватить банку чистящего средства «Изи-офф».
— Не знаю, почему эти люди думают, что у меня есть время заниматься фасадом дома, когда они обращаются с ним, как с переходом через дорогу.
Бекка аккуратно поставила кофе на стойку и повернулась к кухонной двери. Она просто пойдет и лично убедится.
Она почти бежала, когда ее рука ухватилась за дверную ручку. Она рванула дверь, готовая броситься на крыльцо, чтобы увидеть нанесенный ущерб.
Поэтому чуть не упала сверху на своего отца, стоявшего на коленях с кистью в руке.
Он выглядел так же, но немного по-другому, что было довольно удивительно. Будто смотришь на фотографии в старом мамином ежегоднике — тот же самый человек, но... нет. Она полагала, что он был привлекательным парнем с рыжевато-коричневыми волосами, которые еще не поседели, хотя несколько седых прядок все же закрались в его козлиную бородку. У него были глаза стального серого цвета, которые она унаследовала, но его же были глубоко посажены над выдающимися скулами. Одет он был в какую-то униформу: брюки цвета хаки и рубашку на пуговицах с заплатками на рукавах, на которых поочередно были надписи «Департамент природных ресурсов» и «Отделение по контролю над дикой природой». На подъездной дорожке стоял зеленый грузовик с соответствующим логотипом на дверце.
— Полегче, — сказал он. — Дверь еще не высохла.
Она отдернула руку, хотя и не коснулась ничего, кроме дверной ручки внутри. Из-за свежего слоя краски дверь сверкала в утреннем свете. Он уже покрасил на три четверти, и она видела лишь край красной линии, нанесенной спреем у основания.
Бекка уставилась на дверь, будто могла каким-то образом прочитать написанное сквозь слой бежевой краски Дюрон.
Отец переложил кисть в левую руку и протянул ей правую.
— Билл Чендлер. Приятно познакомиться.
Бекка нахмурилась
— Забавно.
Он убрал руку, а потом жестом предложил ей выйти на крыльцо.
— Закрой ее, чтобы я мог закончить.
Ей очень хотелось закрыться изнутри. Но она осторожно из-за щепок вышла на крыльцо и закрыла за собой дверь. Сейчас, стоя лицом к дому, она не видела граффити, за исключением полосы в нижней части двери.
Она понятия не имела, что сказать отцу, потому завела обычный разговор, будто видела его каждое утро.
— Мама сказала, что краска была разбрызгана по всему фасаду дома.
— Только на двери. Твоя мама склонна преувеличивать.
Это разозлило ее. Она выпрямилась.
— А тебе откуда знать?
Он кивнул, потом окунул кисть в банку с краской, стоящую у правого колена.
— Ты права. — Он помолчал и взглянул на нее. — Она была склонна преувеличивать. И делает это до сих пор?
Бекке не хотелось кивать в ответ. Но он был прав. Вместо этого она уставилась во двор.
Он провел линию на двери.
— Я оставлял тебе сообщение, чтобы ты мне перезвонила.
— Я не отвечаю на звонки совершенно незнакомых людей. Никогда не знаешь, что они могут продавать.
— Верно. Зачем рисковать, правда?
В его словах таилась обида, она была в этом уверена. Бекка нахмурилась.
— Чего ты хочешь?
— Прямо сейчас я хочу закончить красить дверь.
— Думаешь, несколько мазков краски на двери вернут тебе мамину благосклонность? Где ты вообще взял эту краску?
— В сарае твоей мамы. И я не имею ни малейшего понятия о ее благосклонности, милости или чем-то еще. Я просто подумал, что могу помочь, пока жду, когда ты проснешься.
— Зачем?
Он посмотрел на нее.
— Затем, что я твой отец, Бекка.
Она уставилась на него.
— Надо же, и ты говоришь это с таким невозмутимым видом.
Он снова посмотрел на дверь и наложил еще один слой краски.
— Можешь вести себя отталкивающе, если хочешь. Но я знаю, что ты любопытна.
Ей хотелось ударить его. Или пнуть; с угла было бы лучше.
— И что?
— Я тоже. У меня кое-какие дела в городе, поэтому я останусь здесь на некоторое время. — Он замолчал. — Я подумал, может, мы могли бы наверстать упущенное.
— Дела. — Она закатила глаза. — Как захватывающе.
— Вовсе нет. Я расследую нарушения в области крабового промысла в Аннаполисе. Что может быть скучнее.
Она прислонилась к обшивке рядом с дверью и взглянула на улицу.
— Ты хочешь просто прийти сюда после стольких лет ничего неделания, за исключением случайных звонков, и вести себя так, будто мы вдруг можем стать...
— Бекка. — Он посмотрел на нее. — Я не хочу никак себя вести.
А потом у нее в голове пронеслось воспоминание. Ей, должно быть, было года четыре. Отец держал у себя какое-то животное, может, хорька или морскую свинку — в деталях воспоминание было смутным. Показать и рассказать? Она даже не могла вспомнить. Но помнила ощущение его рук поверх своих, помогающих удерживать животное, позволяя показывать его другим детям.
Господи, у нее сжалось горло.
Он по-прежнему смотрел на нее.
— Бекка?
— Сегодня я занята, — сказала она.
— Чем?
— Мне нужно сходить в торговый центр. У меня сломался сотовый, поэтому нужен новый.
Он уже снова смотрел на дверь, медленно крася ее. Дверь была зеленой, но ему, должно быть, не хватило краски. Теперь она будет бежевой, как и задняя дверь. Она смотрелась неестественно ярко на фоне коричневой обшивки.
— Ну, так почему бы тебе не пойти одеться? — Он взглянул на нее. — Может, я мог бы пойти с тобой. Мы могли бы пообедать вместе.
Она фыркнула.
— Ага. Ладно, пап. Будто мама отпустит меня с тобой.
— Я уже поговорил с ней. — Когда Бекка не нашлась, что ответить на это, он взглянул на нее. — Я здесь уже около двух часов. Мы выпили кофе.
Бекка теребила края пижамы. И мама это одобрила?
— Я пошутила насчет телефона. У меня нет денег на новый. Еще.
— Я позабочусь об этом, — сказал он.
— О, так ты собираешься подкупить меня?
— А это возможно?
Она вздохнула и снова переступила с ноги на ногу. У него определенно имелся целый запас ответных реплик.
— Мне бы этого не хотелось, — мгновение спустя сказала она.
— Порой дело не только в нашем желании, Бекка.
— Несомненно.
Он обернулся, и она увидела в его глазах первую вспышку раздражения.
— Отлично, может, мы можем изменить отношение.
— Порой дело не только в нашем желании, пап.
Он уставился прямо на нее.
— Несомненно.
От этих слов она вздрогнула.
Взгляд он не удерживал долго, а снова посмотрел на дверь, и его голос стал тише.
— Я серьезно. Иди, одевайся. Я не на работе до часа.
Прекрасно.
Но теперь он опять смотрел на нее, и она почувствовала его неуверенность. Это означало, что он беспокоился. Она могла бы отказаться прямо сейчас, и он бы ничего не смог изменить. Но у нее возникло четкое ощущение, что ее отказ ранит его.
Ее не должно было это беспокоить. Он этого не заслуживал.
Но она беспокоилась.
— Хорошо. — Она сделала паузу. — Но сначала мне нужно принять душ.
— Не торопись. Мне еще нужно докрасить лепнину.
Он отодвинулся, чтобы она могла пройти в дом через дверь.
Но на полпути она остановилась.
— Кстати, а что там было написано?
Он уже повторно окунал кисть в краску.
— Где написано?
— На двери.
— Ничего не было написано. Просто дурацкое детское подобие рисунка.
Ничего не было написано. Облегчение немного ослабило чувство вины. Независимо от того, как она относилась к отцу, ей не хотелось, чтобы он прочитал, что какой-то «глупый ребенок» считал его маленькую девочку шлюхой.
Он провел кистью по краю банки, снимая излишки краски.
— Хотя для Хэллоуина немного рановато.
Она не уловила мысль.
— Хэллоуина?
Он взглянул на нее.
— Разве мама не сказала тебе?
Когда она покачала головой, он потянулся к дверной ручке, очевидно, желая вернуться к покраске до того, как краска потечет с кисти.