Страница 4 из 12
2 Так просветил в салоне самолета Меня мой друг — обозреватель ТАСС. Потом сказал: — А все же спать охота… — Уснул. Я — рядом — не смыкаю глаз. Я мысленно беседу продолжаю, С самим собою споря на лету, Свой замысел, свой остров защищая, Отстаивая зыбкую мечту. Ведь и Колумб мой остров, сердцу милый, Песчинкой счел — ошибся адмирал. Да и Кортес проплыл когда-то мимо — Он острова другие обобрал. Меня — не скрою — в некое смущенье Поверг соседа сдержанный рассказ. Но пламень моего воображенья Не потускнел, не сдался, не погас. Стремление к песчинке не уснуло. Ведь я народа малого поэт И уроженец малого аула, Которого на картах тоже нет. О ТАСС моей души, раздумьям тихим Дай выход в мир и громко заяви, Что малый остров может стать великим, Что не бывает маленькой любви. Недаром родинка — живое чудо Цвела на лбу прекрасной Мариам, Свела с ума великого Махмуда И жизнь дала божественным стихам. Сам Саади сложил к ногам любимой Свое богатство — мудрость и талант И — если очень уж необходимо — Давал в придачу город Самарканд. Поскольку все принадлежит поэту, Его влеченью и его перу, За взлет ее бровей, за малость эту, Он предлагал вдобавок Бухару. Мне говорят, а я меж тем не верю, Что стар, как притча, этот островок, Что, в океанской пустоши затерян, Он, как мечта, несбыточно далек. Но в этот час недосягаем тоже Мой отчий дом, селение Цада, А я закрыл глаза — и сразу ожил Родной аул — ведь он со мной всегда. На скалах башни вижу вековые, И запах сена чую всякий раз, И слышу песни, будто бы впервые, Те, что поются именно у нас. А старость? Все же временем не смыты Извечные прекрасные черты. И разве постарела Афродита — Нетленная богиня красоты? Ты никаких там кладов не откроешь — На малом островке, мне говорят. Но занят я не поиском сокровищ, Я все-таки поэт, а не пират. Легенды о любви живут столетья, Любовь превыше кладов и наград, Она дороже всех богатств на свете, Я все-таки поэт, а не пират. Когда б хотел я нынче быть пиратом, Не брал бы корабли на абордаж, А вез на рынок дыни и гранаты, Взбивая цены и впадая в раж. Среди пиратов сухопутных связи Завел бы я — всем родич и кунак — И промышлял бы на оптовой базе, На винзаводе разбавлял коньяк. Есть, правда, и пираты-стихотворцы, Творцы халтурных песен, пошлых од. Ни бога нет в душе у них, ни черта, В их доме совесть Золушкой слывет. Их жалкий облик равен их писаньям, Давно раскрыта их пустая суть. Мы ни читать их, ни судить не станем, Продолжим лучше наш неблизкий путь. Рожденный в климате высокогорном, Я рядом с облаками подрастал. Кругом, как волны каменного шторма, Куда ни глянь — крутые скаты скал. Я не Кортес, чтоб в поисках наживы В открытый устремляться океан. С высот орлиных, с ледяных обрывов Следит за мною зоркий Дагестан. Где б ни был я, он всех на свете ближе, Он мне во всем сопутствует всегда, И если я кого-нибудь обижу, Я оскорблю родной аул Цада. Я не взращен для низкого обмана, За золото стекляшкой не плачу, В чужом дому хозяйничать не стану, В ответ на стрелы пулю не пущу. Я — рыцарь без кольчуги и забрала, Защитник всех на свете матерей, Срывать не стану черные кораллы У индианок с лебединых шей. И украшенья из ракушек хрупких Не отниму — я не за тем пришел. Что каравелла! Мне и малой шлюпки Не предоставит ни один престол. Ведь я вовек не принесу доходов Казне, менялам и ростовщикам. И, возвратившись из своих походов, Островитян далеких не предам. Я не продам вас никому, индейцы, На рабство никого не обреку. Кортесов многих гнусные злодейства Кавказ мой видел на своем веку. Немало знал он горя и печали, Не раз я слышал от отцов, как встарь Аулы наши в пепел превращали И шах персидский, и российский царь. Пандур старинный — дедовская лира — Мое оружье. Я непобедим. С индейцем раскурю я трубку мира, Лишь песнями я обменяюсь с ним 3 …Так думал я той ночью. Небу вторя, Вода внизу светлела что ни миг. И суша вдалеке возникла вскоре, И я к иллюминатору приник. Снижение. Примолкшие моторы. Забрезжил город, услаждая взор. Спросил я стюардессу: — Что за город? — Она сказала: — Мехико, сеньор! Уже помчался лайнер по бетону, Подъехал трап, и вот уже в упор К моим губам ледышку микрофона Приставил расторопный репортер. Так на шампуре щедрую закуску Нам подают, подносят полный рог. И я, кавказец, произнес по-русски Подобье тоста, произнес, как мог: — День добрый, Мексика! Цвети и здравствуй. Сегодня я признателен судьбе За нашу встречу. Если мне удастся, Я расскажу стихами о тебе.