Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 1 из 3



Расул Гамзатов

Концерт

I

Первая радость… Глубокий твой след Не зарастет на отцовской земле… Помню, как Алибегил Магомед С бубном в руках восседал на скале. Белой черкески его рукава Весело бились на вешнем ветру. Прыгали, бубна касаясь едва, Пальцы, как гости на буйном пиру. — Дам-дада-дам, — Разносилось кругом… И от вершины до бурной реки Музыки той нарастающий гром Слушали юноши и старики. Чутко внимают ей издалека Наши селенья аварские, что, Точно забытые в поле стога, Всюду пестрели на горном плато. Первая радость моя, Сквозь года От огорчений тебя я сберег. Да и теперь взбаламутить не дам Грязным наветам твой чистый исток. Вижу, как Алибегил Магомед Бубен свой держит над жарким огнем, Чтобы серебряных звонче монет Кожа дубленая стала на нем. Сдвинув папахи свои набекрень, Два его сына на башне стоят. Бубен у каждого, будто мишень — Пальцы без промаха цель поразят. — Дам-дада-дам… На веранде резной Вторит джигитам своим Салимат, Хоть затуманен глубокой тоской Гордой горянки решительный взгляд. Жаль ей, что третьего сына тут нет — В армию нынче призвали орла… Но, сохраняя семейный квартет, Женщина бубен сыновний взяла. — Дам-дада-дам, — Над горами плывет, Словно не будет концерту конца… Пусть же невестку ей небо пошлет, Нежную в мать, боевую в отца. — Дай-далалай, — Вторит эхо в ответ. Бубны, как солнце, в ладонях горят. Пусть же вовек не померкнет их свет, Чтобы пришел на побывку солдат. Чтобы ковры для невесты его Сотканы были в положенный срок. Чтоб кунаки из Шали и Дарго Переступили отцовский порог. Эй, Дадалав, выноси барабан! Только не бей в него яростно впредь, Как невиновного била раба Царского прихвостня гибкая плеть. Эй, зурначи, я советую вам Силы свои поберечь до поры, Чтобы подобно кузнечным мехам, Щеки раздулись во время игры. Эй, на пандуре не перетяни Тонкие струны, аварский ашуг, Чтоб от перенапряженья они В самом разгаре не лопнули вдруг. Эй, чагана, под напором смычка, Словно осенний листок, не дрожи. Чтобы твоя ледяная тоска Не омрачила веселой души. На музыкальный придет годекан Песня старинная издалека, Что просочилась от древних албан К нам сквозь седые, как горы, века. Песня Махмуда из Кахабросо — «Сердца горящего горестный вздох Тур, исчезающий в дебрях лесов, Дикий звереныш на снежном плато…» Песня аварская — это Хочбар, Заживо гибнущий в жарком костре, Это бегущий иранский сардар С войском, разбитым на чохской горе. Песня аварская — огненный флаг, В смертном бою вдохновлявший бойцов. Это революционный Хунзах, Белогвардейцами взятый в кольцо. Песни родные запомнить легко, Песни чужие гораздо трудней… Но зазвучала в горах «Сулико», Тут же «Катюша» откликнулась ей. И загремел, будто снежный обвал, Бодрый мотив белорусской земли — Сын Магомеда из Бреста прислал «Будьте здоровы», что значит «Сахли»! Эхо горластое, как микрофон, В каждом селении отозвалось Песнями тех довоенных времен, Что не однажды нам слушать пришлось. Впрочем, и сам я артистом служил В нашем театре аварском, когда Главные роли зубрил от души, Как восходящая кинозвезда. Только директор Магаев, увы, Не оценил мой актерский порыв… — Выше не прыгнешь своей головы, — Он говорил мне во время игры. — Ты не Отелло и не Айгази… Лучше в массовках покуда побудь, Чтоб наши зрители, Бог упаси, Не закидали тебя чем-нибудь. … Где же теперь декорации те, Что на гастроли вдоль бурной реки В горы везли, покорившись узде, Неунывающие ишаки? Бурки развесишь — и мигом готов Занавес пышный, как думалось мне. Плоские крыши аульских домов Амфитеатр заменяли вполне. Не было клубов в помине тогда — Зрителей было же, хоть отбавляй. Не потому ль я пронес сквозь года В сердце своем довоенный тот май?.. Был на Элладу похож Дагестан — Горы и море, реальность и миф. Там новоявленный Аристофан Шел в драмкружок заниматься с детьми. Где ты теперь, золотая пора?.. Где вы, Омар, Патимат и Шигаб — Наша аварская «Гранд-Опера» От неприступных вершин в двух шагах. Где ты Газимагомед из Чалда, Страсти любовной имам и мюрид?.. Чохцы на крыши взбирались, когда Горский пандур твой звенел до зари. Где чародинский Поль Робсон сейчас?.. Наши горянки, забросив дела, Слушали завораженно твой бас, Что громыхал от села до села. В небе полуночном звездный концерт, Птиц предрассветный концерт на земле… Всадник с улыбкой на смуглом лице, Звукам внимая качался в седле. Слушал их в сакле столетний старик, Слушала мать, колыхая дитя… Тоненьким меццо-сопрано родник Дружно поддерживал тенор дождя. Пел баритоном глухим эскадрон, Марш пролетая во тьме на рысях. И под железный подков перезвон Пела степная дорога: — Чах-чах… … Минули годы, и я позабыл Многих концертов восторженный гул. Бубен твой солнечный, Алибегил Я никогда позабыть не смогу. С изображеньем орла на скале Бубен достался тебе от отца… Люди судачили в нашем селе, Не было бойче, чем он, молодца. Я не забуду симфонию гор, Вешних сонат торжествующий гром… В консерватории той до сих пор Числюсь прилежным я учеником. Я не забуду, как ты, Магомед, Часто мечтал о своей Салимат Дать аульчанам веселый концерт В день, когда сын возвратится назад. Красноармейца Джамиля ждала, Пряча от пристальных взоров лицо. Как она гордо кувшин свой несла. Не отвечая на шутки юнцов. И ежедневно весь год напролет На полированной гальке речной Втайне гадала: когда же придет Суженый — Осенью или зимой?.. Я не забуду, как пела вода, Девушке не предсказав ничего… Как «Сундук бедствий» играли тогда, Пьесу Гамзата — отца моего. Знала б горянка, спускаясь к реке, Что в незнакомом краю ей чужом Не в бутафорском, увы, сундуке План «Барбаросса» лежит под замком. Только не ведал об этом никто… И Магомед наш с женою своей Ночью любил посудачить о том, Что ожидает меньших сыновей. Виделся им бригадиром Гасан И представлялся студентом Гусейн: Оба — надежда семьи и краса, Правда, еще желтороты совсем. Двум одногодкам в положенный срок Свадьбу сыграют одну на двоих — Будет ходить ходуном потолок, Стены шататься от плясок лихих. «Топни одною ногою, джигит. Выкинь коленце второю ногой!» Горской лезгинки стремительный ритм, Словно волна, захлестнет с головой. …Жаль, за невест — Горевали они — Бубен отцовский — неважный калым… Да, на колхозные-то трудодни, Как ни крути, не разжиться другим. Если хромает семейный бюджет, Музыкой вряд ли поправишь его. Пусть от нее хорошо на душе, Ложкам в тарелке пустой каково?.. …Тягостных мыслей промозглый туман Скоро развеют погожие дни… Нынче от них отвлечет годекан — Лишь самокрутку покруче сверни. Шерсткой ягненка трава на лугах Раскучерявилась и подросла. Нынче суббота… И бубен в руках Быстро поможет забыть про дела. Только не стал веселее аул — Туча набрякла над ближней горой, С запада ветер холодный подул, Что принесет он наутро с собой?.. Может быть, ливень?.. А, может быть, град? Лишь бы посев на корню не побил. Вызов негаданный в военкомат Он принесет тебе, Алибегил. Воин запаса, гнедого седлай И за аул поскорей выходи… — Раненый полдень июньский, прощай! Край неприступных утесов, прости. В мрачных ущельях прощайте, ручьи. В горных распадках прощайте, леса. И не рожденные внуки мои, Ты, Салимат и Гусейн, и Гасан. Реки ворчливые и родники, Предков могилы и свадебный пляс. Дети, прощайте, а вы, старики, Не забывайте молиться за нас. Будто глашатай, я в центре села В бубен отцовский безжалостно бью. Изображенье седого орла Полнит отвагою песню мою. «Лев, лежа в логове, дичь не убьет. Трусу булатная сталь не нужна. Ряской зловонной вода зарастет, Если стоит без движенья она». … Мне не забыть тот последний концерт В год сорок первый, в начале войны — Бубен к седлу прикрутил Магомед, Стиснув до боли запястье жены. Пыль заклубилась от конских копыт, Серым налетом осев на виске… За день до этого сын их Саид Пел ту же песню на Буге-реке. Шла репетиция… Словно котел, Клуб гарнизонный бурлил поутру, И содрогался литовский костел От полковых, а не ангельских труб.