Страница 17 из 22
* * * Наполнено сердце тревогой. «На счастье» билет со стола Перед комиссией строгой Алиева Ася взяла. Испуганно, хоть и прилежно, Глядела в билет Асият. Потом на подружек с надеждой Растерянный бросила взгляд. И в нем, убежден глубоко я, Легко прочитали бы вы: «Да как же могло вдруг такое — И вылететь из головы!» Мне бедную девушку жалко! Я был бы воистину рад, Когда б от подруги шпаргалка Попала тайком к Асият. Она погибает в пучине Реки, ей знакомой давно. Досаду, что горше полыни, На сердце унять мудрено. Юсуп ли виновен был в этом — Он сердцу смятенье принес — Иль хитрый, как ларчик с секретом, Доставшийся Асе вопрос? А может быть, просто устала, Как лань устает на бегу? «Сегодня, — чуть слышно сказала, — Экзамен держать не могу…» Отчаянно сердце забилось, Ладонями голову сжав. На жесткую койку свалилась Она, в общежитье вбежав. Лицо все омыто слезами. Несчастна моя Асият. «О, горе! С какими глазами Вернусь я в аул свой назад? Что Вера Васильевна скажет? Больнее не знала я ран. Во всем себя блеске покажет, Смеясь надо мною. Осман. «Ха-ха! — загогочет ехидно Он, щипля подстриженный ус. — Ты очень способная, видно: Так быстро окончила вуз…» Достигнутых с боем, обратно Нельзя отдавать рубежей. О, как мне близка и понятна Печаль героини моей! Волнуясь, пишу до полночи И слезы над строками лью. А вдруг издавать не захочет Редактор поэму мою?! * * * Бумажка — попутчица века, С печатью сойдясь гербовой, Живого не ты ль человека Порой заслоняешь собой? Стремишься быть главным мерилом Способности, знанья, ума, Хоть видом болезненно-хилым Всегда отличалась сама. Дочь замуж родные толкнули — Шестнадцати девочке нет. Два года ей в горном ауле Прибавила ты — не секрет. То взятка в тебе отзовется, — И можешь, спорхнув со стола, Ты мула назвать иноходцем, Из ворона сделать орла. По мненью чинуш аккуратных, На папках покоится мир. С бумажкой о подвигах ратных К ним смело войдет дезертир. И, строгие, без канители Они обласкают его. А честные шрамы на теле Не значат для них ничего. В бою не до справок солдату. Там писарь порою и тот, Очки протерев, не по штату С другими в атаку идет. И справку о том, что здоровью Работа в колхозе вредит, Имеющий шею воловью Порой поднимает, как щит. Бывает крива в человеке Душа, как дверная скоба, И в руки не бравший вовеки Ни молота, ни серпа, Неправду скрепляет святою Печатью Советской страны. Где молот и серп над звездою Колосьями обрамлены… …Мой добрый читатель, постой-ка, Ты, видно, подумал, собрат, Что нос свой склонившая двойка Решила судьбу Асият; Что люди с холодностью строгой, На двойку взглянув, не учтут, Какой каменистой дорогой Горянка пришла в институт, Что вряд ли коснется их слуха Стук сердца в груди Асият И что в канцелярии сухо Ей школьный вернут аттестат. Пожалуй бы, так и случилось, Когда б, по привычке дурной, Суть дела была бы на милость Душе отдана ледяной. Но с этой привычкою круто Вступила в решительный спор Директор того института, Сама она — женщина гор. Вплелась седина в ее прядки, Собрались морщинки у глаз. Ей, как говорится, на пятки Беда наступала не раз. Умела она, коммунистка, Где надо, быть твердой, как сталь. И к сердцу горячему близко Людей принимала печаль. Когда бы так мало на свете Мог значить внимательный взгляд, Вопрос на ученом совете Не встал о моей Асият. Она не спешит восвояси, В аул, на родное крыльцо. Студентки Алиевой Аси Счастливое вижу лицо. * * * Лохматые тучи нависли Над морем и дальней горой. И осень в студенческих письмах Свой след оставляет порой. Все ново на первом семестре, Кругом интересного — тьма. Пусть дома, в родимом семействе, Узнают о том из письма. Уже на рассвете морозит, На юг потянуло гусей. И кто-то деньжат уже просит Прислать на пальто поскорей. Спешат из аулов нагорных К студентам посылки. И в них Находится белых и черных Немало вещей шерстяных. Шарфы, башлыки и перчатки, Из козьего пуха платки, Жакеты на теплой подкладке И вязки цутинской носки. Под небом, что сделалось строже, Летят Асият моей дни, Но чем-то с апрельскими схожи Счастливыми днями они. Багрянцем и золотом ясень Осыпал приморский бульвар. Скучать не приходится Асе: То лекции, то семинар. То снова над книгой склонится В том зале моя Асият, Где шелест рождают страницы, Где шепотом лишь говорят… Влюбленный коня через пропасть Бросает, настойчив и смел. Преодоленная робость — Влюбленной горянки удел. Проводит почти каждый вечер С Юсупом теперь Асият. То падает дождь им на плечи, То под ноги листья летят. Иль купит заранее в кассе Юсуп два билета в кино И шепчет там на ухо Асе Заветное слово одно. Иль снова они на галерке В театре бок о бок сидят И хлопают в шумном восторге, Чтоб спела еще Рагимат (Поет свои песни артистка На десяти языках), Звучит ли на сцене даргинский Кумуз у артиста в руках, Звенит ли волшебницей лакской, Как будто в ауле, зурна, — Глядит на любимую с лаской Юсуп: «Как прелестна она!» Любви их волшебные нити Чисты и светлы, как апрель, Когда Асият в общежитье Вернется и ляжет в постель, Она, о Юсупе подумав, Ресницы смежит и уснет. И, может быть, вновь к ней угрюмый Отец в сновиденьях придет. Ладонь — не приветствия ради — На сердце положит: болит, Все чаще приходится за день Класть руку на сердце, как щит. Он скажет: «При людях не в силе Я гнев свой неправым признать. Сам выгнал тебя я. В могиле Мне было бы легче лежать. Теперь ни тебя, ни Махача — Забыл меня, видно, аллах…» Иль явится мать к ней и, плача, Вздыхая, промолвит в слезах: «Одна я и в доме и в поле, Все валится нынче из рук. Письмо написала б ты, что ли, Спасла б меня, дочка, от мук. Велел бы, шумя для порядка, Отец его бросить в огонь, Но сам прочитал бы украдкой, К груди прижимая ладонь…» Спит все общежитье устало. Еще далеко до светла, Но Ася встревоженно встала, Настольную лампу зажгла. И, вспомнив печальную маму, Достала перо Асият. В тиши об оконную раму Дождинки стучат и стучат.