Разведка продолжает поиск

— Отходи! — направо и налево от центра засады понеслась команда Александра Галузо.

В тот же миг разведчики сыпанули по скату с гребня взгорка. Бежать было легко. Казалось, все напряженно жуткое, смертельно опасное уже позади — ты в совершенной безопасности. И действительно: ни одна очередь не пророкотала в спину, ни одна трассирующая строчка не просвистела возле ушей. Позади, на большаке, только глухо потрескивали патроны да слышались крики раненых.

Разгоряченные боем, мы почти добежали до Капустино и остановились, задыхаясь от быстрого броска. И вовремя: во вражеском гарнизоне (а может, в расквартировавшемся здесь воинском подразделении) подняли тревогу. Отсюда к месту засады уже рванулись первые мотоциклы. При вспышках ракет было видно, как спешно грузилась на машины пехота, кажется, все-таки армейская.

Мы снова схватили пулеметы и автоматы, оставшиеся диски в брезентовых сумках — и вперед, на Бадялино, справа огибая Капустино. Прижимались к берегу Западной Двины, чтобы отойти подальше от большака. Через него мы так и не решились переходить, взяли направление к Усвице 1-й, затем — ко 2-й. Там озерца, речушки, а главное — лес, наш постоянный спаситель, начинался за этими деревнями и тянулся в сторону Антуново, Защаты и Гомеля.

Наконец на полчаса перевели дух, когда вышли на опушку. Сбросив с плеч еще тяжелые вещмешки, долго молчали, набираясь сил. Однако автоматы и пулеметы держали под рукой, да и охранение стояло на своих местах. Отдышавшись, начали вспоминать мгновения засадного боя, минуты сумасшедшего броска во время отхода. Короче, снова, хотя и постепенно, возвращалась к нам прежняя партизанская удаль. Александр Иванович Галузо первый конкретно выразил общее нетерпение разведчиков:

— А не заглянуть ли нам, хлопцы, к тем, которые прошлой ночью грелись у костра?

Разведчики одобрительно заулыбались. Обсудили детали и решили испытать судьбу.

Галузо заставил отдыхать еще десяток минут, потом двинулись вперед. Шли осторожно: а если и в самом деле то была засада, решившая в полночь в открытую обогреться у костра? Может, фашисты решили, что раз партизаны зажаты в плотное кольцо, зачем же их бояться здесь, в добром десятке километров от переднего края?

Однако на той же самой прогалине мы увидели костер. Он горел так же ярко и игриво и так же весело постреливал искрами. Расположившись полукругом с подветренной стороны, возле него сидели гитлеровцы, о чем-то оживленно говорили и смеялись.

Галузо дал знак мне и Попову, и мы приблизились к нему.

— Накроем? — тихо спросил он. — Полукругом охватим и — откроем огонь.

На том и порешили. Передали шепотом по цепочке и стали подкрадываться к костру. Гитлеровцы, не чувствуя опасности, продолжали о чем-то говорить, жестикулируя и смеясь. Никакой охраны вблизи не было, и это облегчило наше продвижение.

Александр Иванович подал знак как раз в тот момент, когда один из пожилых солдат, сидевших ко мне лицом, интуитивно или услышав какой-то подозрительный шорох, вдруг схватился за автомат, лежавший рядом, и крикнул:

— Хальт!

Но в тот же миг наши автоматы и три пулемета резанули по прогалине. Пули взметнули искры, разбросали головни, отчаянно взвыли в рикошете.

Огонь оказался настолько плотным, что никто из сидевших у костра не уцелел. Правда, минуту спустя нас удивило одно обстоятельство: прежней ночью гитлеровцев было десять, куда же девались трое? Однако мертвые молчат…

Отправляя в тыл, нас отлично экипировали. Даже после второй операции вещмешки еще оставались набиты боеприпасами и гранатами. Поэтому встал вопрос: что из трофеев взять с собой? У троих солдат были карабины, один из четырех «шмайсеров» поврежден пулями. Исправные автоматы и все рожки к ним решили взять с собой, а карабины и подсумки с патронами отнесли в сторонку и спрятали под валежником. Правда, впоследствии не пришлось воспользоваться этими трофеями: партизанские стежки больше не привели нас в придвинские леса. Из ранцев достали самое необходимое — мыло, шоколад, консервы; остальное бросили у дотлевавшего костра.

И снова — в путь. Во всех деревнях, как и в прошлую ночь, стояли гитлеровцы — постреливали, пускали осветительные ракеты. Уже развиднело, когда подошли к Туржецу, и тут чуть не попали в западню. Лес кончался небольшим подлеском, подступавшим почти к самому берегу озера. Шедший впереди Александр Иванович Галузо вдруг подал знак рукой — «садись!», и сам тут же присел. Меж тонких стволов мы увидели гитлеровцев. С ранцами, карабинами на плечах, а некоторые с автоматами на шее, они торопливо шагали вдоль уреза воды. Насчитали их более полусотни. В самый раз ударить бы: им некуда деваться; справа — озеро, слева, в подлеске, — мы. Но нам-то надо прорываться к Гомелю, прорываться по открытой местности, а неподалеку в каждой деревне — гитлеровцы.

Разминувшись, осторожно двинулись дальше, обходя подозрительные места. Дошли благополучно. В Гомеле передохнули, привели себя в порядок, а в полдень уже были на своем КП. Доложили Фидусову.

— Хорошо, хлопцы! Но, — он улыбнулся, — что я доложу начальству? Сколько фашистов вы угомонили в первой засаде? Во второй — все ясно.

Немногословный Александр Иванович и на этот раз промолчал.

— После войны подсчитаем, товарищ командир, — ответил Попов, и все рассмеялись.

На наших позициях было все по-прежнему. Фашисты изредка постреливали из пулемета, пускали полдесятка мин. Теперь стало безопаснее выходить в тыл и возвращаться на линию обороны, не так часто приходилось ползать по-пластунски по болотистому, без единого кустика лугу.

Однако на душе оставалось неспокойно. Вспоминался недавний поиск, видимо, не зря в нашу сторону гитлеровцы перебрасывали столько живой силы, не зря все деревни заняты войсками.

Недоброе предчувствие, к сожалению, оправдалось. Однажды на рассвете справа от нас загромыхала артподготовка, затем долетели отзвуки яростной схватки. Вскоре явился посыльный от Сакмаркина: отрядной разведке срочно прибыть к нему. Мы тотчас же бросились по траншеям и ходам сообщения.

Комбриг был мрачен. Оказалось, противник навалился на партизанскую оборону неподалеку от стыка нашей бригады с бригадой П. М. Романова и уже оттеснил подразделения соседей — взял Сорочино, Славени, подходил к Красовщине. Далее на его пути деревня, которую оборонял отряд имени М. И. Кутузова. Местные жители называли ее Газберок, на топографической карте она значилась как Газберг. Николай Александрович показал на «двухверстке» путь движения гитлеровцев, и стал ясен их замысел.

Прорвав оборону партизан, враг устремился к Ушачам не напрямую, между множеством разлившихся озер и речек, а в обход. Сейчас на его пути Газберок. Если враг сомнет оборону отряда имени М. И. Кутузова, вся бригада имени В. И. Ленина окажется в мешке. С трех сторон большое пространство окружают широкие полноводные озера, а Газберок — единственный узкий выход из этого «полуострова».

— Срочно в отряд имени Кутузова, — приказал Николай Александрович. — Передайте Стрелкову: от него зависит судьба бригады. Стоять до последнего человека. Стоять насмерть! Пока не отойдет вся бригада и население.

Приказ не из рядовых, и это понял каждый, когда Попов объявил его разведчикам. Предстояло прорваться через вражеское кольцо, в которое, как мы предполагали, попал отряд Стрелкова.

Хорошо вооруженные, мы, двадцать разведчиков, двинулись к Газберку. Местность открытая, а в небе охотились «рамы». Приходилось то и дело прятаться в мелком кустарнике, по-пластунски переползать открытые места, пережидать в озерных камышах.

Как и предполагали, гитлеровцы уже сбили с позиций бригаду П. М. Романова, и Газберок оказался единственным опорным пунктом партизанской обороны.

— Стой, кто такие? — вдруг раздалось из-за куста.

— Отставить, свои! — Попов шагнул к партизану, все еще не опускавшему оружие, и коротко представил нас: — Разведка. С приказом от Сакмаркина. Как вы тут?