Страница 6 из 46
Все это Ян обдумывал по пути к метро. Только пройдя две трети пути, он обнаружил, что идет не к «Московской», а к «Парку Победы», и испугался, что вот там-то, в толпе зевак, его и схватят.
Трудно сказать, почему он не остановился и не повернул назад.
В спортивной сумке, надетой через плечо, у него лежала тетрадка, ручка, книжка (какой-то детектив в мягкой обложке), паспорт, аттестат зрелости, серебряная медаль и половина черствого батона. В другой сумке, хозяйственной, которую Ян нес в руке, находились два килограмма картошки и пустая полиэтиленовая бутылка объемом полтора литра.
Дело в том, что финансовые ресурсы Яна составляли полтора доллара рублями – в монетах от одной копейки до пяти рублей включительно. Когда его посылали в магазин, Ян всегда утаивал некоторую часть сдачи. Отчим и мать смотрели на это сквозь пальцы или просто не замечали, и Ян всегда имел определенный запас. Но, как видим, не очень большой.
Вот он и решил – если придется застрять на промежуточной станции или, того хуже, на каком-нибудь полустанке, то можно будет разжечь костер и запечь картошку на углях. А так как Ян был не очень уверен в своем умении разжигать костер, он взял с собой не простой спичечный коробок, а здоровенную упаковку хозяйственных спичек Чудовской фабрики «Солнце».
И со всей этой поклажей Ян ввинтился в толпу у Парка Победы.
С этого места уже была видна медуза, и, взглянув на нее, Ян не думал уже больше ни о чем.
Ян, как рыба среди камней, просочился сквозь толпу и решительно отодвинул заградительный барьер перед строем омоновцев.
Теперь, когда медуза была близко, он совершенно ничего не боялся.
Омоновцы, наверное, очень удивились, увидев, как сам собой сдвинулся с места железный барьер. А может, и не успели удивиться – потому что в пролом немедленно ринулась лавина людей.
Сплошная омоновская цепь, укрытая за щитами и ощетинившаяся дубинками, выдержала натиск и вытеснила прорвавшихся обратно за барьеры. А Ян спокойно отошел в сторонку и со словами: «Я по делу», – махнул перед носом рядового омоновца своей серебряной медалью, словно это был полицейский значок, как в американских боевиках.
Омоновец послушно освободил Яну проход, хотя по идее не должен был пропускать никого – ни по делу, ни так погулять, ни со значками шерифа, ни с удостоверениями каких угодно спецслужб, ни со специальными пропусками. Для этого в оцеплении существует особый участок, который уже успели окрестить контрольно-пропускным пунктом.
Дальше Ян шел весело и нахально, даже не очень стараясь оставаться невидимым. Серебряная медаль везде служила ему пропуском.
В медузу он ввалился, надрываясь от хохота, и по ту сторону долго катался по снежку, не в силах унять то ли гомерический, то ли истерический смех.
Надо заметить, что на последнем кордоне Ян представился министром внутренних дел. И спокойно прошел дальше.
Он смеялся бы еще больше, если бы узнал, что собровцы тотчас же доложили по команде, что к медузе проследовал министр внутренних дел.
Вышестоящие начальники от этого известия слегка обалдели, так как прекрасно знали, что министр вместе с премьером находится в Большом доме на Литейном и никуда оттуда не выезжал.
На всякий случай перезвонили в Большой дом и убедились – действительно, министр никуда из здания не отлучался. А следовательно, у собровцев начались галлюцинации, и их следует срочно сменить – а то как бы они от долгого созерцания медузы с близкого расстояния не свихнулись окончательно с непредсказуемыми последствиями.
А собровцы, между тем, решительно отказывались признать свои наблюдения галлюцинацией. Они были уверены, что кто-то вошел в медузу.
Может быть, не министр – но кто-то вошел. Это точно.
9
В Зазеркалье была ночь.
Ян сразу сообразил, что так и должно быть. Ведь когда они с Сергеем и Пашкой перекочевали из белой ночи в ясный день, солнце тут стояло в зените.
Теперь же в Питере день уже перевалил за середину, а в Зазеркалье естественным образом царила ночная тьма.
Ну, скажем, не совсем тьма. Медуза освещала белую пустыню слабым призрачным светом, и ей помогали две луны – большая белая и маленькая красная.
Если до этого Ян в глубине души все-таки немного сомневался в своих выводах, то теперь он уверился окончательно: это не Земля. Нигде на Земле нельзя увидеть сразу две луны.
Тополь возле медузы поднялся уже метров на семь. Осмотревшись, Ян увидел еще несколько деревьев примерно такой же высоты, а также много побегов ростом пониже.
Почти от каждого побега отходили во все стороны новые нити с узелками и ростками на них.
«Будет из чего развести костер», – подумал Ян и обломал один небольшой побег. А потом, по пути к озеру, еще несколько.
Озеро раскинулось прямо под тем холмом, на вершине которого угнездилась медуза. Оно занимало длинную узкую котловину, и пологие холмы мешали ему соединиться с морем.
К озеру Ян направился по той простой причине, что хотел пить и знал, что в озере – чистая пресная вода. Ночью (когда в Зазеркалье был день) Ян, Сергей и Пашка заглянули сюда, чтобы утолить жажду.
Одна бледно-зеленая нить, украшенная побегами, доходила до самого озера и тонула в нем. Деревце метровой высоты росло прямо в воде, и Ян заметил, что это не тополь. Его листья имели другую форму – вроде сердечка, сильно вытянутого в длину.
Но почему-то пахло это дерево, как тополь – и даже сильнее. Обычно чтобы ощутить как следует этот аромат, надо растереть пальцами тополиную почку и поднести пальцы к ноздрям. А запах этого деревца ощущался на расстоянии в десятки метров.
Ян не спеша напился воды из озера и выгреб из сумки несколько картофелин. Одна откатилась в сторону, но Ян этого не заметил.
Он сложил костерок из веток, подсунул под них смятый тетрадный листок и с третьей спички поджег его.
Ян пек картошку и думал о завтрашнем дне. Что делать дальше? В Зазеркалье можно пересидеть несколько дней. На пару дней хватит картошки и батона, а потом – если и дальше будет действовать эта странная неприкосновенность – можно будет выбраться в магазин.
А вообще-то выходить придется уже сегодня. Вечером надо позвонить отчиму. Хоть у них с Яном и прохладные отношения, но весточку подать все-таки нужно. Ведь записку-то Ян писал не для родителей, а для милиции. И если Ян не вернется к вечеру, отчим с матерью могут подумать, что он утонул в Кавголове или еще Бог знает что похуже.
Кстати, надо выкупаться.
Ян полез купаться и плавал в теплой как парное молоко воде довольно долго. Костер за это время почти догорел, и Ян стал с аппетитом жевать обугленную картошку, пропитанную ароматом дыма. И как раз за этим занятием обнаружил, что совсем рядом с костром растет картофельный куст.
Он был прикрыт от глаз Яна небрежно брошенной сумкой, в которой еще оставалась картошка. Но теперь куст вырос настолько, что не заметить его было трудно даже в темноте.
Под ним, прямо на поверхности, слегка утопленная в снежок, лежала картофелина, которая и дала начало этому кусту. Из ее глазков и прямо с кожуры сползали тонкие белые ниточки ложных корней, а снизу, из-под картофелины, выходили настоящие побеги, покрытые пузырчатыми наростами. В нижней части стеблей наростов уже практически не было, и здесь отходили от стебля нормальные картофельные листья.
Ян решил не трогать этот куст и вместе с сумкой отошел на несколько шагов в сторону.
Одну картофелину из сумки он просто положил на снежок, а другую закопал в него поглубже.
Взошли обе.
Та, которая была закопана, росла на три-четыре миллиметра в минуту. Другая отставала, и Ян решил, что посевной материал лучше все-таки закапывать.
И посадил еще несколько картофелин.
Но потом остановился, подумав, что лучше будет подождать урожая. А то чем черт не шутит – уйдут они в ботву или дадут несъедобные клубни, и есть будет нечего.
Терпения хватило часа на два. Ян еще пару раз искупался, позагорал, почитал книжку – и в конце концов не выдержал. Раскопал снежок под самым большим кустом и увидел там клубеньки размером с горошину.