Страница 38 из 66
Глава пятнадцатая
— Не съесть ни крошки до самого завтрашнего вечера… Подумать только!.. — Сергий Ората в одиночестве стоял на террасе, на которую вела дверь из столовой. Когда вышел на террасу и я, он взглянул на меня через плечо, а потом задумчиво уставился на огни Путеол, словно мог уловить аромат последнего обеда, сервированного на противоположном берегу залива.
— Поститься вообще довольно противно, но особенно после такой скудной трапезы. У меня в желудке будет урчать во время панихиды, Луцию Лицинию это не понравилось бы. Ведь при нем каждый вечер здесь был пиршеством!
В доме рабы бесшумно убирали остатки вечерней трапезы. В соответствии с серьезностью обстоятельств все послеобеденные развлечения были отменены. Как только Марк Красс, извинившись, встал из-за стола, гости быстро разошлись, и мы с Оратой остались один на один.
— Луций Лициний был щедр? — спросил я.
— Щедр? Луций? — Ората пожал своими округлыми плечами. — По стандартам Байи — нет. По римским же стандартам, как мне кажется, он мог быть из тех, кому Сенат постоянно угрожал принятием какого-нибудь карательного закона, регулирующего расходы граждан. Скажем так: он с наслаждением тратил свои деньги.
— Свои или, может быть, Красса?
— Если быть точным, да. И все же… — Ората нахмурил брови.
Я стоял рядом с ним, опершись локтями на каменные перила. После первых холодных вечерних порывов ветер, кажется, успокоился, и стало теплее, как иногда бывало в окрестностях Залива.
— Вы, кажется, были здесь в ночь, когда убили Луция, не так ли? — тихо просил я. — Было, должно быть, ужасно проснуться утром и узнать…
— Да, действительно, это было потрясение. А когда я узнал об имени, процарапанном на полу у его ног, и что это дело рук его рабов… Представьте себе, ведь они могли убить во сне нас всех! Такое действительно произошло всего несколько недель назад в Лукании, когда Спартак прокладывал себе дорогу в Турии. Той ночью была уничтожена состоятельная семья, вместе со всеми ее гостями. Женщин изнасиловали, а детей заставили смотреть на то, как обезглавливали их отцов.
— Вы приехали сюда просто развлечься?
— Я редко делаю что-то лишь ради удовольствия. Даже принятие пищи служит жизненно важной цели, не так ли? Во все времена года я часто посещаю побережье Залива. И всегда радуюсь такой возможности. Но здесь всегда есть время и для дела. Просто бездельничать и жить только в свое удовольствие — это разложение. Я всегда должен иметь перед собой какую-то цель. Хотя я и родился в Путеолах, думаю, что следую римским добродетелям. — Ората слабо улыбнулся.
— Так, значит, у вас были дела с Луцием Лицинием?
— Намечались кое-какие планы.
— Вы уже перестроили его бани — удивительная работа! — Он улыбнулся в ответ на комплимент. — Что еще осталось сделать? Построить рыбный садок?
— Начать его строительство.
— Да, я видел.
— В Байи с рыбными садками шутить нельзя. Здесь знатные люди проливают горькие слезы, когда гибнет хоть одна из их кефалей, и плачут от радости, когда они мечут икру.
— В Риме говорят, что жителей Байи обуревает настоящая мания рыборазведения.
— Они говорят, что это стало порочным пристрастием, — со смехом признался Ората, — подобно тому, как парфяне считают пороком простые лошадиные скачки. Но это приносит хорошую прибыль тому, кто знает секреты торговли.
— Это недешевое занятие?
— Наверное.
— И Луций был готов этим заниматься? Не понимаю. Был ли он богат, или нет? И если у него было так много денег, то почему он не обзавелся своим собственным домом?
— По правде говоря… — Ората задумался, и лицо его вытянулось. — Вы должны понять, Гордиан, что, кроме своих предков и богов, я ничего так не уважаю, как конфиденциальность состояния чужих финансов. Я не из тех, кто готов сплетничать по поводу источников или же размеров чьего бы то ни было состояния. Но поскольку Луций мертв…
— Ну?
— Да простит мне его тень то, что я вам сейчас скажу. Если говорить о богатстве Луция, то видимое на поверхности — это далеко не все.
— Я не улавливаю вашу мысль.
— В голове у Луция роились многочисленные планы в отношении этой виллы. В том числе дорогостоящие реставрационные работы и пристройки. Именно поэтому он пригласил меня сюда на несколько дней, чтобы обсудить реальность и стоимость некоторых из его проектов.
— Но почему он был готов потратить такую массу денег на обновление дома, в котором был всего лишь арендатором?
— Потому что он был намерен в ближайшем будущем купить этот дом у Красса.
— И Красс об этом знал?
— Думаю, что нет. Луций говорил мне, что собирался предложить ему сделку через месяц или около того, и, кажется, был вполне уверен в согласии Красса. Имеете ли вы хоть какое-то понятие о том, сколько может стоить такая вилла, особенно если учесть последующие эксплуатационные расходы? Он сказал мне под большим секретом, что наконец получил возможность порвать с Крассом. Он предложил мне вступить с ним в партнерские отношения, объединив мой деловой опыт с его капиталом. Ему иногда приходили в голову хорошие идеи.
— Но вы проявили осторожность.
— Слово «партнерство» меня настораживает. Я рано понял, что нужно всегда действовать самостоятельно.
— Но если Луций предлагал деньги…
— Да, это так. Но где он их взял? Когда я реконструировал здесь бани, окончательный контракт подписал Красс, он же всегда следил за тем, чтобы мне платили вовремя. Но порой возникали неожиданные расходы, всякие мелочи, с которыми Луций не любил обращаться к Крассу и оплачивал их сам. И всегда обставлял это как большую жертву, даже когда приходилось платить несколько сестерциев за телегу извести. Я уже говорил вам, что Луций давал роскошные обеды, но это было лишь в последний год или два. До этого он всегда силился показать себя в лучшем свете. Под золотом можно было увидеть медь, устрицы могли быть свежими, по рабы каждый раз мыли одни и те же серебряные ложки перед тем, как подать новое блюдо. Столового серебра было недостаточно для нормальной сервировки.
— Да, приходилось изворачиваться…
— При моей работе приходится учиться тому, чтобы видеть тонкие различия между истинным богатством и претензией. Я ненавижу ситуации, когда не оплачивают мои счета.
— А за последний год или около того Луций смог приобрести все необходимые ему серебряные ложки?
— Вот именно. И, по-видимому, был готов купить многое другое.
— Наверное, он сэкономил свое жалованье от Красса за долгие годы.
Ората с хмурым видом покачал головой.
— Но откуда же тогда деньги? У него были какие-то другие источники дохода?
— Насколько я знаю, нет. Мне известно немногое, и то только о сделках легального характера.
— Вы хотите сказать…
— Я хочу сказать только то, что источник внезапного богатства Луция остается для меня загадкой.
— А для Красса?
— Не думаю, чтобы об этом знал Красс.
— Но что мог сделать Луций без ведома Красса? Вы предполагаете какое-то подпольное…
— Я ничего не предполагаю, — решительно сказал Ората. Он оторвал глаза от панорамы Залива и посмотрел внутрь дома. Последние следы обеда исчезли, унесены были даже сервировочные столики. Он вздохнул и внезапно потерял интерес к нашему разговору. — Я, пожалуй, пойду к себе, — сказал он.
— Но, Сергий Ората, у вас наверняка есть какое-то мнение обо всем этом, какие-то подозрения…
— Я знаю лишь то, что Марк Красс приехал сюда с целью тщательно просмотреть все финансовые документы Луция, чтобы оценить свои собственные ресурсы в Заливе. Если бы Красс покопался в документах достаточно долго и внимательно, подозреваю, что он мог бы открыть несколько весьма малоприятных для себя сюрпризов.
Направившись в библиотеку, я не стал проходить через атриум, где были выставлены останки Луция Лициния. Так как теперь частью моей задачи стало выявление возможных сомнительных сделок или даже криминальных действий с его стороны, мне не хотелось встречаться среди ночи с его тенью. Я взял с собой лампу, чтобы найти дорогу по незнакомым коридорам, но она была почти не нужна, потому что через окна и стеклянные потолки как жидкое серебро лился холодный лунный свет, заливавший все свободное пространство.