Гастроль в Вентспилсе

Наконец они остановились перед дверью двадцать восьмой квартиры, и Кашис кивком головы велел Яункалну постучать, а сам встал так, чтобы его не было видно через «глазок». Тедис постучал, обождал минутку, затем забарабанил громче и приложил ухо к двери. Изнутри не доносилось ни звука.

– Невозможно, чтобы он не слышал, – шепотом проговорил Тедис. – Там даже коридора нет, только кухня и сразу комната.

– Стучите сильней, – как бы в ответ ему раздался женский голос. На площадку вышла соседка и с любопытством уставилась на Кашиса. – Старик Румбиниек вчера, видать, опять закладывал в одиночку, а теперь спит мертвецким сном.

– И часто он так? – поинтересовался Селецкис.

– Ой, зря сказала, – с притворным сожалением проговорила женщина. – Видать, никто, кроме меня, не знает, что он тихий пьяница, песен не поет, не дебоширит. Просто человек не может без этого уснуть и утром без опохмелки подняться не может. А днем капли в рот не берет.

– Откуда вы так хорошо знаете про него? В старых домах стены не такие уж тонкие.

Кашиса всегда подташнивало от квартирных сплетен, однако в следовательской работе игнорировать их полностью тоже было нельзя.

– Так я же у Румбиниека приборку делаю. Два раза в неделю. Он мне за это то кран починит, то электричество, то дров напилит. Одинокие люди должны помогать друг другу. У меня и ключи есть, чтобы войти, когда он уезжает в Ригу.

– Попробуйте-ка еще раз!

Кулаки Яункална безрезультатно сотрясали дверь.

– По каким дням вы наводите у него порядок? – дипломатично поинтересовался Селецкис. – Случайно, не по вторникам?

– По понедельникам и по четвергам. Но я могу поглядеть, не забыла ли там веник, – соседке очень хотелось прийти на выручку представителям милиции.

Она юркнула в дверь своей квартиры и вскоре вернулась с двумя ключами. Вставив меньший в отверстие патентованного замка, а большой – в скважину под дверной ручкой, она одновременно повернула их в разные стороны.

Царивший на кухне порядок делал честь соседке Румбиниека. Даже половая тряпка была для просушки повешена над плитой и теперь слегка трепыхалась на сквозняке. Дверь в комнату была прикрыта.

– Наверно, вчера в Ригу уехал, – предположила соседка. – Мне во сне еще почудилось, вроде бы тут кто ходил. Наверно, торопился на ночной автобус.

– Похоже на то, – согласился Кашис и, остановив остальных у порога, обратился к Селецкису: – Проверьте-ка комнату, но не затаптывайте слишком пол.

Соседка бросила на него благодарный взгляд. Ей и в голову не пришло, что предупреждение полковника могло иметь криминалистическую подоплеку.

Янис Селецкис на цыпочках пересек кухню и носком ботинка толкнул дверь комнаты. Затем вошел внутрь. Чуть погодя снова вышел, и Яункалн сразу понял, что ничего хорошего он не услышит: рот старшего инспектора был сжат в узкую полоску и лоб стянут морщинами.

– Сосед ваш умер, – сказал он, ни к кому непосредственно не обращаясь.

– В постели? – спросил Кашис.

– За столом. Скажите, – Селецкис обратился к соседке, – была у Румбиниека привычка пить из горлышка?

Прислонясь головой к дверному косяку, женщина всхлипывала и не расслышала вопроса. Зато Кашис сразу насторожился:

– А что такое?

– На столе «Черный бальзам», но нет ни одной рюмки.

– Тогда это, наверно, по моей части, – вздохнул Кашис. – А я-то надеялся малость отдохнуть у постели хворой тещи. Но Рената Зандбург никогда не даст покоя ни себе, ни другим… С чего начнем, Яункалн? С врача или с опергруппы?

– А нельзя вызвать сразу и то и то?

– Наш судебно-медицинский эксперт уехал на курсы повышения квалификации, – сказал Селецкис.

– Да, я на днях встретил старика Крустыньсона в Риге, он еще сомневался в точности моего нового аппарата. Ничего, теперь я докажу, насколько он полезен! – Кашис словно стряхнул с себя десяток лет. – Брат Теодор, садитесь в машину, поезжайте домой (ваши взаимоотношения с этими женщинами лучше моих) и привезите мой коричневый портфель, тот, что с кодовым замком. А вы, старший инспектор, звоните в «Скорую» и дежурному по городу, вызывайте оперативную группу с экспертами. Да, по дороге попросите зайти сюда дворника, нам нужны двое понятых… Извините, как вас зовут, гражданочка?

– Пашкевич моя фамилия, – всхлипывала соседка, – но я ничего не знаю. И какой леший меня дернул совать нос в чужие дела…

Кашис присел у раскрытого окна кухни. Мучительно хотелось закурить. Он не курил вот уже двадцать три месяца и шестнадцать дней, но это был миг, по сравнению с сорока годами, на протяжении которых он ублажал себя никотином. Теперь он целыми неделями не вспоминал о своей былой слабости, равнодушно взирал на колечки дыма, выпускаемые курильщиками, но достаточно было столкнуться с трудно разрешимой проблемой, требовавшей напряженного мышления, и рука начинала машинально шарить в кармане брюк в поисках пачки сигарет.

Хотя Кашис всячески старался не забегать вперед с выводами до результатов осмотра, ему не верилось, что Румбиниек умер своей смертью. Это было бы столь выгодное совпадение, что преступнику стоило пойти на риск и подсобить судьбе. Каким образом, кто, почему, когда – все это предстояло выяснить в ходе следствия вместе с представителем прокуратуры. Хорошо, если бы им оказался толковый парень. Если бы только была возможность затянуться душистой сигареткой, гастроль в Вентспилсе могла бы начинаться хоть сию минуту.

Врачом «скорой помощи» оказалась стройная темноволосая женщина, она и в комнате не сняла коричневых солнцезащитных очков, не позволявших увидеть цвет ее близоруких глаз.

– Бирута Кагайне, – представилась она. – Убийство?

Кашис в который раз проклинал судьбу, что пришлось с визитом к теще ехать прямо с совещания в Совете Министров, куда требовалось явиться в полной форме. До отхода поезда не было времени съездить в Юрмалу и переодеться. А Регина в чемодан даже летних брюк не положила, одни только банки с вареньем.

– Прошу вас, пусть мое присутствие вас не смущает, – сказал он. – Мы хотим воспользоваться этим происшествием для обучения молодых специалистов. Поэтому в первую очередь сфотографируем общую картину и труп, поглядим, не обнаружатся ли подозрительные отпечатки пальцев, а тогда можете спокойно работать.

Врач присела на табуретку и достала из сумочки плоскую, темно-красную пачку сигарет с надписью золотыми буквами «Dunhill».

– Сын подарил на день рождения. Говорит, в Европе они сейчас считаются самыми лучшими.

– Моряк?

– Герберту всего шестнадцать. Наверно, купил около ворот порта. – Она нахмурилась и после короткой паузы сказала: – По дороге сюда я заехала в поликлинику и посмотрела историю болезни Артура Румбиниека. У него была стенокардия, так что ничего удивительного, особенно если учесть переменчивую погоду нынешнего лета.

Кашис не выдержал.

– Вы не угостите меня сигаретой? Свои забыл дома, – бессовестно солгал он.

Взяв с плиты спички, он предательски дрожащей рукой зажег сигарету и, словно в ожидании чуда, сделал первую затяжку. Сигарета оказалась такой крепкой, что у него дух перехватило; он поперхнулся и начал судорожно кашлять.

– Непривычная марка, – пояснила Кагайне. – Я всегда говорю мужу: если хочешь долго жить – не изменяй сигаретам и жене.

Слезы по-прежнему застилали Кашису глаза, тем не менее он вовремя заметил Яункална и успел выбросить сигарету в окно. Вскоре прибыла и опергруппа милиции.

Артур Румбиниек сидел за столом, будто спал, положив голову на локоть правой руки, и ничто в его позе не говорило о насильственной смерти. На расшитой народным узором скатерти стояла глиняная бутылка «Черного бальзама». Кашис осторожно приблизил нос к горлышку пустого коричневого сосуда и никакого подозрительного запаха не уловил.

В комнате был такой же, как и на кухне, образцовый порядок, кровать накрыта красивым шерстяным покрывалом. Трудно было себе представить, что сюда ворвался со злым умыслом какой-либо враг хозяина. А если враг под личиной друга?