Пират моей мечты

Через несколько минут они подошли к каюте Моргана.

– Ваш корабль выдержит этот шторм? – с беспокойством спросила она.

Он уверенно кивнул:

– Все будет в порядке. Мы и не такое видали на своем веку.

Она старалась держать себя в руках. Но реальность надвигавшейся угрозы наводила на мрачные мысли.

– «Уиллоувуд» затонул в прошлом году как раз в такое же время, – прошептала она. – Он пошел ко дну всего в нескольких милях от Саванны, не выдержав шторма. Потом на берег выбросило доски от шлюпок, а никого из погибших так и не нашли. – Она тяжело сглотнула. – Никого.

Морган взял ее ладонь обеими руками и сжал так крепко, что ей едва не сделалось больно.

– Постарайтесь обойтись без света, и ложитесь-ка на койку. Быть может, вам удастся заснуть. Обещаю, обойдется.

Она принужденно рассмеялась:

– И часто вы сулите то, что не в состоянии выполнить?

Самообладание изменило Моргану, и он крепко прижал ее к груди. Серенити вздрогнула, но вовсе не от страха. И он это почувствовал. Она трепетала от желания, которое он счастлив был бы удовлетворить. Тепло ее тела, которое он ощущал сквозь одежду, заставило его на миг позабыть о надвигавшемся шторме, о том, что он как капитан обязан быть на палубе, да и обо всем остальном на свете.

«Я мог бы заставить тебя позабыть страх».

Если бы не чувство чести, не доводы разума, он бы так и поступил.

– Поверьте, Серенити, если я и постиг что-либо в совершенстве, то это наука выживания.

– Значит, я могу вам безоговорочно верить, капитан Дрейк. Надеюсь, вы меня не разочаруете.

Он усмехнулся. Она пытается шутить. Что ж, это хороший знак.

– Я приду вас проведать, мисс Джеймс, как только смогу.

Серенити с неохотой разжала руки и, когда он ушел, долго смотрела ему вслед, призывая на помощь всю свою храбрость.

«Кого ты пытаешься обмануть? Ведь тебя просто трясет от ужаса!»

А разве есть хоть один человек на свете, кто, окажись на ее месте, и бровью бы не повел?

Нервы Серенити разыгрались вовсю. Стуча зубами от страха, она подошла к койке и без сил на нее опустилась. Но только ей удалось устроиться поудобнее, как дверь каюты распахнулась.

В проеме показалась лысая голова Барни. Усмехнувшись, он дружелюбно спросил:

– Напугались, поди, а?

– О, еще как! – откровенно ответила она.

– Вот и капитан наш то же самое сказал, и мы с Пести решили заявиться к вам незваными. Может, вам в нашей компании полегче станет. – И с этими словами он ввалился в каюту. На плече у него восседала птица, которую, казалось, только что ощипали для супа.

Лишь несколько жалких перьев украшали некогда роскошный хвост.

– Пести – это, полагаю, ваша птица? – с трудом удерживаясь от смеха, спросила Серенити.

– Ага. Она у меня с… – Он наморщил лоб, пытаясь припомнить точную дату. – В общем, давненько я ее заполучил. Может, когда вас еще и на свете-то не было. Я служил на «Мерри Тайд», мы привозили в Англию диковинных птиц, которых раскупали богачи.

Он придвинул к койке стул и, кряхтя, уселся на него. Пести взмахнула голыми крыльями и скрипучим голосом потребовала:

– Каролинских бобов, каролинских бобов!

– Ш-ш-ш! – Барни осторожно коснулся ладонью ее лысой головы. – Я рассказываю этой мисс одну байку.

Птица запрыгала на его тощем плече, приговаривая:

– Байку. Байку. Байку про Ямайку.

Серенити засмеялась, откинув голову назад. Птица забавными выходками привела ее в хорошее расположение духа.

Барни дружески улыбнулся ей.

– Что вам сказать, голубушка? Она не дает мне раскиснуть.

– Раскиснуть, раскиснуть, – подхватила птица. – Раскиснуть и прокиснуть.

– Как великодушно было со стороны ваших хозяев подарить вам ее, – умилилась Серенити.

– А никто мне ее не дарил. – Барни помотал головой. – Еще чего! Просто она подхватила какую-то хворь, и капитан мне велел свернуть ей голову. Но бедняжка такая была махонькая, жалкая, что у меня, знаете, рука не поднялась. Я ее отнес к себе в каморку и стал потихоньку выхаживать. Вот с тех пор мы и вместе.

За окном сверкнула молния, на миг осветившая всю каюту. Серенити вскрикнула от испуга.

– Да не переживайте вы так, барышня, – усмехнулся Барни. – Как-нибудь выкрутимся.

По стеклу забарабанил дождь. Фонарь, висевший на веревочной петле под самым потолком, стал неистово раскачиваться из стороны в сторону, один из стульев с грохотом опрокинулся и заскользил по полу к стене.

– Главное, обо всем этом позабыть. – Барни выразительно кивнул на упавший стул.

Серенити сглотнула, стараясь не думать, как далеко находится земля, и забыть, что она не умеет плавать.

– И к-к-как вам это удается?

– Что до меня, то я в шторм всегда песни пою. – Барни гордо выпятил тощую грудь. – Правда, все, какие я знаю, не для ваших ушей, голубушка. Но вы-то можете затянуть любую из тех, что певали у себя дома.

Корабль болтало из стороны в сторону. Серенити схватилась рукой за живот.

– Мне… мне нехорошо.

– Мисс, не хватало только, чтоб вас вывернуло на койку капитана. – Он проворно поднялся на ноги и подбежал к умывальному столику. Еще мгновение, и на узкое ложе была помещена полоскательная чаша. – Вот, мисс. Коли вас начнет выворачивать, наклонитесь над ней.

Она схватилась за край чаши и благодарно кивнула.

– Рад помочь. Я для этого сюда и заявился.

От резкого толчка Серенити едва не свалилась с койки на пол. Барни, на которого столь свирепая качка, казалось, не производила ни малейшего впечатления, схватил ее ладонь и поднял кверху. Она нащупала небольшой поручень, укрепленный в нише над койкой.

– Это штормовой поручень. Держитесь за него, милая, и вам любая качка будет нипочем.

– Спасибо, – прошептала она побелевшими губами. Содержимое ее желудка в этот миг поднялось к самому горлу. Еще никогда в жизни ей не было так тошно и жутко. Ею овладело настойчивое желание сбежать из капитанской каюты, отыскать на корабле какой-нибудь укромный уголок и забиться туда. Но это ее ни от чего не спасло бы. Она это понимала. И отдавала себе отчет, что в открытом море неоткуда ждать спасения. Единственной преградой между нею и взбеленившейся пучиной были старые доски «Тритона», которые в любой миг могли рассыпаться в труху под натиском шторма, и тогда… тогда она камнем пойдет на дно океана!

Серенити провела языком по пересохшим губам.

– Как вы познакомились с капитаном Дрейком? – спросила она, от души надеясь, что старик пустится в долгие объяснения и это хоть немного усыпит ее страх.

– Я Моргана встретил, когда он был еще парнишкой лет тринадцати, не больше. – Он проговорил это с ласковой улыбкой, совсем как нежный родитель, отвечающий на вопросы о любимом сыне. – Ох, до чего ж он был хорош уже тогда. Всем взял: высокий, стройный, башковитый, честный. Одним словом, парень что надо.

– А что заставило его поступить в королевский флот?

– Да никуда он не поступал! – сердито ответил старик. – Его туда, если хотите знать, запродал этот негодяй, Айзея Уинстон. А меня самого загребли за год до того. Но я-то что! Я море люблю, а на каком корабле плавать, под каким флагом – это мне без разницы. Ну а Морган иначе на это глядел.

Серенити глубоко вздохнула. Рассказ ее захватил, и она уже не чувствовала прежнего страха. Да и тошнота отступила.

– Но почему этот человек продал его во флот? Он что же, его отец?

– Нет, барышня. Уинстон никакой ему не отец, просто подлая душа, мерзавец, каких свет не видывал. Он был деловым партнером отца нашего Моргана. И когда парнишка осиротел, Уинстон не пожелал его опекать. Ему только деньги были нужны, доходы, золото. А прочее он пускал побоку.

Серенити хорошо знала этот тип людей. О, как она презирала таких холодных, бездушных дельцов, готовых ради наживы на любое преступление!

– И вы помогли Моргану справиться с тяготами неволи? – спросила она, чтобы Барни, рассвирепевший при воспоминании об Уинстоне, не ушел к себе в каморку. Ей едва не стало дурно при мысли, что она рискует остаться в одиночестве.