Страница 4 из 4
Егор машинально обернулся и не заметил Даши рядом с собой. Он тряхнул головой, протёр глаза и даже обжёг пальцы сигаретой. Оказалось, что Даша сидела, как ни в чём не бывало, и потусторонним взглядом созерцала студента, который набирал в бутылку воду из Чистого Пруда, чтобы потом продать её под видом «Боржоми». Губы Даши слегка шевелились под воздействием неслышимых слов.
– Не ожидал от тебя, если честно, – наконец вытряхнул из себя Егор. – Ты казалась мне добрее! Ты казалась мне честнее! Ты казалась мне справедливее! С чего это ты вдруг заступилась за дьявола? Чем не угодил тебе Мастер? А?
– Лицемерие, Егор. Знаешь, есть такое слово в русском словаре. Но ты меня не поймёшь. Парадокс в том, что твой отрицательный мужчина и моя положительная женщина – только твои порождения. Любая вещь содержит в себе свою противоположность.
– Вот и прекрасно! Это мы и показываем посредством масок и метаморфоз. В конечном итоге противоположности обнажают себя.
– И вот тут происходит лицемерие. Читатель начинает верить в честных политиков. Понимаешь? И это лицемерие – целиком на совести нерадивых авторов, которые изначально врут сами себе, и поэтому не могут не врать своим читателям.
– А ты что, предлагаешь хаос? Ты предлагаешь назвать тигра кроликом и сказать, что ни тигра, ни кролика не существует. Это мы уже проходили, Дашулечка. Дао-хренао и прочая восточная галиматья. Ненавижу!!! – Егор заскрипел зубами мудрости. – Вот где полное оболванивание невинных читателей – в отсутствии морали. Отсутствие морали – это деградация совести и тотальная вседозволенность. Читатель поймёт такую мораль по-своему и правильно, уж поверь! И пойдёт крушить всех направо и налево! Мира не существует, смерти нет, война священна, Мордор – наша страна, Саурон – наш батька…
Егор чихнул пять раз подряд и потрогал свои уши. А Даша нежно промурлыкала:
– Тебе не кажется, котик, что мы нагнали слишком много пафоса? Ты вон уже вспотел от серьёзности моих слов, у тебя даже уши покраснели. Ещё пара тирад – и они отвалятся за ненадобностью!
– Да ты что… Блин! Да ёб твою раскладушку!
Даша прыснула в ладошки, а Егор развёл руки в стороны и сжал кулаки, будто каратист. Со стороны создалось впечатление, что ему обломали весь кайф: он раздевал незнакомую девушку, и неожиданно в комнату вошла мама.
– Ну ладно, зайчик, давай я резюмирую, – смилостивилась Даша, продолжая подхихикивать каждой удачной метафоре. – Итак, в идеальном литературно-мировом конфликте, до которого Ромео и Джульетте как до твоих красных ушей… сражаются добро под маской зла со злом под маской добра. Таким образом, каждый герой, постоянно меняясь и не являясь при этом ни однозначно злым, ни однозначно добрым, отражает главный закон мироздания, гласящий: всё, что кажется постоянным – к примеру, могильная плита, – таковым не является.
– Даша, я сейчас убью тебя! – Егор встал и выпятил широкую грудь, заслонив Даше возможность созерцать.
– Убивай на здоровье. Меня без тебя не существует. Тоже мне, Македонский.
– Почему Македонский? Скорее уж Георгий Змеелов! Демон, побеждающий сам себя.
– Уйди, горе луковое! Не загораживай мне солнышко! – Даша снова расхихикалась.
– Сама ты горе! На Исиду ты даже со мной в руках не тянешь! А Диоген, кстати, мог обходиться без воды и пищи целую неделю. А тебе вот хрен, бестелесная моя!
– Ты тоже не можешь. И я не закончила. Сядь, пожалуйста, на место. И поправь пиджак, а то кобура выпирает.
Егор плюхнулся на лавочку и окончательно стушевался. Вот, змея, наблюдательная! Заметила! Но как?!
– Так вот, слушай дальше. В мире, где всё меняется, владеть чем-либо совершенно бессмысленно. Не успеешь ты как следует прикипеть к какому-нибудь чайнику – он тут же свисток и отбросит. Понимаешь меня, Егор? Я использую твой жаргон.
– Я понимаю тебя, Даша, спасибо! У тебя очень удачные метафоры, хоть ректору литературного института посылай ценной бандеролью. Только убить тебя всё равно хочется за бред Буцефала.
– Я бы убилась об стенку сама, но, увы, вокруг только деревья. А биться головой об асфальт – неэстетично и противоречит моим моральным принципам. Пойду тогда, что ли, в пруду утоплюсь. А ты наблюдай, хорошо? И записывай. Сейчас небеса разверзнутся, затем на город свалится тьма, и единственным лучиком света в этом царстве теней буду я – утопленница, смертью своей поправшая бессмысленность жизни! Тьфу! Гадость!
Даша плюнула, но у неё не получилось. Зато Егор плюнул вместо неё и случайно угодил в зеркало. И, потирая руки, воскрес:
– Ага, самоубийц не любишь? То-то! А вообще, задолбала аллюзиями, крошка! Хуже горькой редьки! И знаешь ещё что… – он прислонил указательный палец к губам. – Тебе действительно не идёт много нагонять. И особенно – плеваться. Не потому что ты женщина, нет! Упаси меня Анубис произносить твоё имя вслух! Просто всё, что ты говоришь, ужасно! Ужасно! У тебя очень гадкий язычок. Помолчи, пожалуйста.
Даша увидела, как волосы на голове собеседника зашевелились.
А Чистые Пруды продолжали кипеть и бурлить суетливо-ранневесенней водой, смешанной с окислами азота и серы. Какие-то предприимчивые деятели из далёкого Туркестана экспрессом доставили на воду настоящую венецианскую гондолу. Правда, они забыли приложить к ней профессионального гондольера с баркаролами, поэтому его место занимал дядя Эдик из плавающего кафе. Стоимость десяти кругов по Чистому Пруду на гондоле с дядей Эдиком – двести рублей.
В ближайшем будущем предприимчивые туркестанцы собирались наладить ещё два вида бизнеса: подвешивание карпов на крючки местным рыболовам и производство турок для кофе с выгравированными на них стансами Байрона. Карпами планировалось отовариваться в ближайшем продуктовом, а за участие в чемпионате Чистых Прудов по рыболовству брать по тысяче с каждой удочки. Что же касается кофе, то эта идея принадлежала сыну дяди Эдика Грише, решившему открыть Интернет-магазин под слоганом «Турки со стансами от предприимчивых туркестанцев» и заспамить рекламой своей продукции все турецкие литературные сайты.
Между тем за спинами Егора и Даши в сияющем всеми своими масками «Современнике» собирался начинаться очередной спектакль под названием «Софистика в кулуаре» от нового сверхмодного режиссёра. Постановка объявлялась премьерной на протяжении трёх предыдущих лет; участвующие в ней актёры кляли на чём свет стоит господа Бога, театр, зрителей и самих себя; билетёры заранее предупреждали тех, кто привёл на представление детей, о непоправимых нарушениях психики у подрастающего поколения благодаря растлевающему действию современного искусства.
Мимо Егора и Даши проскрипела высокая, как спичка, женщина с коляской, в которой находился огромный кусок буженины.
– От таких, как ты, пахнет войной, – сказал Егор. – Благодаря таким, как ты, мир разваливается на части и никогда больше не собирается воедино. Вседозволенность и безнаказанность. Ничто никому не принадлежит. Анархия, мать её за пятую ногу. Ты знаешь, тебе повезло, что ты женщина, иначе бы я на тебя подал в суд.
– Как всё бессмысленно, правда? – лукаво поддакнула Даша.
– Именно! Жизнь становится бессмысленной, если в ней, как ты утверждаешь, не за что уцепиться.
– Конечно. И каждый человек рано или поздно приходит к этому утверждению.
– Ага. И бросается в воду. Лицемерка. Иди, топись. Ну что ты? Пули на тебя жалко. Сама утопишься от своей безысходности. Давай, ступай.
Даша встала, но сумочку забыла на лавочке. Она оглянулась на Егора – тот слащаво ухмылялся, но почему-то не выглядел презренным антагонистом. Скорее, лицо Егора напомнило Даше клеймо-полумесяц царя Александра, который покорил полмира, но так и не смог поймать собственную тень.
Неторопливым шагом, оставляя за собой чётко выраженные следы, она подошла к пруду и присела на корточки.
Егор увидел, как Даша медленно и аккуратно завязала руки за спиной, а затем, не оборачиваясь, зашла в пруд и моментально скрылась под водой.
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.