Пусто: пусто

В конце концов атмосферы конспирации и деланной отрешенности не выдержал… Митя. Он неожиданно для всех, в том числе, кажется, и для собственной матери, проявил инициативу и самостоятельность.

– Господа! Ну что же мы все шифруемся здесь, как дети! – громко заявил он на весь офис.

– Смотри-ка, какой решительный молодой человек! – с одобрением в голосе проговорил Овсиенко. – Правда, девчонки, чего шифроваться-то? Давайте, закатывайте рукава! – рассмеялся он.

Прозвучало это почему-то, как строка из похабной частушки: «Задирайте, девки, юбки, будет репетиция».

Митя покраснел, но продолжил гнуть свою линию.

– Предлагаю устроить сегодня небольшую вечеринку «открытых рук»! – срывающимся голосом заявил парень. – Мама, вы не против? – Митя почему-то считал нужным обращаться к матери на работе на «вы».

Надежда Петровна оторвала взгляд от бумаг, обвела комнату глазами и улыбнулась:

– Ну если судить по лицам присутствующих, то у тебя, Митя, много сторонников. Я примкну к большинству. Давайте посидим после работы.

Люсенька затруднилась представить, что в этот момент отражалось на ее лице, но к большинству она явно не относилась. О чем она и поспешила заявить. Леночка также категорично сообщила, что у нее сегодня вечером важная встреча и остаться она никак не может, потому что ей еще надо успеть переодеться. С этими словами она начала собираться. Галя, неуверенно поозиравшись по сторонам, тоже выдавила из себя признание в том смысле, что ее, пожалуй, будет сильно не хватать сегодня вечером мужу и сыну. Так что вечеринка не складывалась. Митя заметно огорчился и выскользнул в коридор, прихватив пачку сигарет. Леночка накинула бордовое пончо, натянула на ручки нежные кроличьи перчаточки и, попрощавшись, отправилась вслед за ним. Люся тоже решила не задерживаться. Когда г-жа Можаева уже стучала каблучками по коридору, она уловила, что на лестничной площадке разговаривают на повышенных тонах. Голоса принадлежали Мите и Леночке. Люся перестала стучать каблуками и аккуратно на цыпочках посеменила в сторону выхода, прислушиваясь к доносившимся звукам.

– Точно другой? Ты абсолютно уверена? На мой совсем не похож? – громоподобно вопрошал Митя.

– Я сказала: ничего общего! У нас с тобой – ничего общего! – с нажимом отвечала Леночка. – Пусти! Мне пора!

– Просто покажи! – уговаривал Митя.

– Дай пройти, – глухо, но грозно отвечала Зайцева. – Моя жизнь тебя совершенно не касается.

– Какой смысл скрывать что-то? Теперь? – не отставал Безбородов.

Люся бесшумно застыла у дверей, ведущих на лестничную площадку, делая вид, что перешнуровывает ботинок, – на случай если здесь появится кто-то еще, а на самом деле старательно прислушиваясь к разговору на лестнице. И тут у г-жи Можаевой внезапно затрезвонил мобильник. Голоса на лестнице стихли. Слышалась только какая-то невразумительная возня. С перекошенной от разочарования мордочкой Люся перетряхнула всю сумку и наконец нащупала мобильник.

– Алло! – весьма резко бросила она в трубку и тут же пожалела.

– Люсенька! Что с тобой? Почему такой голос? – запричитала в трубке Люсина мама. – Мы приехали к тебе в гости, а ты как будто не рада?

– Ну что ты, мам, очень рада, – как можно более весело пробурчала г-жа Можаева и высунула голову на лестничную клетку. Там уже никого не было, и Люся направилась к выходу.

– Ты скоро будешь дома? – продолжала мамуля. – А то я уже ужин приготовила, и мы не хотим без тебя начинать.

– Постараюсь поскорей. Но вы там не захлебывайтесь слюной, кушайте, вы ж небось голодные с дороги?

– Нет, доченька. Мы уж тебя дождемся. Сама понимаешь, надо бы посидеть по-семейному, поболтать.

– Хорошо. Скоро буду.

Вот это сюрприз! Предки заявились без предупреждения – обычно они звонят дня за два до своего появления в столице! Теперь придется им объяснять, как и почему их единственная дочь оказалась без отметины на руке! Озадаченная вечным вопросом «врать иль не врать», Люся толкнула тяжелую уличную дверь и нос к носу столкнулась с раскрасневшимся Митей, который направлялся назад в контору. Правый рукав его рубашки был закатан, и пока он придерживал дверь г-же Можаевой, та сумела во всех подробностях рассмотреть знак на его запястье. Оказалось – ничего особенного. Так, «птичка» или «галочка», как еще называют подобные V-образные загогулины.

– До свидания, – пробормотала смущенная Люся и направилась на другую сторону улицы.

Тревожные мысли о предстоящем объяснении с родителями отвлекали Люсю от дороги, так что пару раз она лишь в последний момент обращала внимание на запрещающие сигналы светофоров и бешено тормозила, рискуя алым задиком своей «девятки». Впрочем, что-то подсказывало ей, что если папа с мамой вначале и расшумятся чрезвычайно, забеспокоятся, то потом все равно смиренно вздохнут: «Что ни делается, все к лучшему». Они всегда так говорят, что бы ни случалось. И еще Люся была практически уверена, что у ее-то мамульки и папульки знаки на руках похожи, как типографские оттиски.

Так оно все и оказалось.

Вторник снова выдался прохладным. Начало осени не обещало ничего хорошего впереди. Казалось, что зима нагрянет уже чуть ли не завтра, нетерпеливая и стремительная, как Саманта Джонс из «Секса в большом городе». Заявится беспардонно и даже не даст деревьям до конца раздеться.

Мать состряпала высококалорийный завтрак и теперь настойчиво потчевала им Люсю.

– Деточка, скушай яичко всмятку и котлетку с картошечкой. Очень вкусно.

– Яйцо так и быть, – милостиво согласилась Люся, – а про котлету и картошку давай не будем даже разговаривать. Я после такого завтрака усну прямо на рабочем месте.

– Люсенька, ты что, фигуру испортить боишься? Да у тебя же и так одни кости и кожа!

– Ма! А месяц назад, когда я у вас гостила, ты говорила, что меня разнесло как на дрожжах! Где правда?

– Да ты здесь вся исхудала, ребенок мой бедный.

– Ага. А весы показывают столько же, сколько и месяц назад!

– Все равно завтракать надо плотно. Поговорку знаешь: «Завтрак съешь сам, обед раздели с другом, ужин отдай врагу».

– Мам, но у меня нет врагов, поэтому и от ужина отвертеться никаких шансов, – хитро сощурившись, измывалась г-жа Можаева над родительницей.

– Если ты сейчас по-человечески не позавтракаешь, – грозно предупредила мать, – то у тебя будет, кому отдать ужин! Да, и еще: если ты не дашь мне на сегодня свою машину, чтобы я спокойно могла съездить в «Мегу», пока отец будет расслабляться в «Твоем доме», то уже я смогу отдать тебе свой ужин. Ну, ты понимаешь, что я имею в виду?

По тону матери было понятно, что она шутит и что при желании Люсеньке удастся отбить машину от ее посягательств. Но разве можно отказать в чем-то маме, особенно когда она умеет так чудно готовить и обижаться, как Люсина матушка? Г-же Можаевой оставалось только обреченно кивнуть. А также съесть все, что мать положила на тарелку, и утешить себя мыслью, что уж обедать-то ее, Люсю, никто не сможет заставить.

В метро Люся купила газету. Вообще-то она уже примерно год не читает газет – с тех самых пор, как села за руль. Но в те редкие дни, когда г-жа Можаева спускается под землю, она по старой привычке покупает что-нибудь из периодики. На этот раз ей приглянулась обложка «Экспресс-газеты». Огромный заголовок кричал о том, что ее любимый актер Федор Бондарчук завел любовницу-китаянку. «Об этом нашему спецкору рассказал 12-летний сын популярного актера», – уверяла газета. «Давно пора», – подумала Люся, в глубине души пожалев, что Феде ни разу не пришло в голову отправиться к турецкому берегу через их агентство. «Конечно, он небось отдыхает где-нибудь на Лазурном побережье или на Коста-дель-Соль, а может даже на Ибице», – обиделась про себя Люсенька. И подумала о том, что хорошо было бы перейти на работу в «Инна-тур» и отправлять людей во Францию. Вот там-то можно встретить настоящего галантного кавалера! А в Турцию едут всякие Соловьевы, мечтающие только о том, как бы повкуснее поесть и почернее загореть, ничего не смыслящие в искусстве, философии свободы и не способные к истинной страсти.