Страница 41 из 45
И вдруг ее пригласили на похороны.
Раздался телефонный звонок.
— Здравствуйте. Вас беспокоит Джим Матток, брат Спайка. Как поживаете? Прискорбно, что я вынужден звонить вам по такому мрачному поводу…
Они не общались уже много лет.
— Вам удобно сейчас разговаривать?
— Да, да, конечно. Мои соболезнования в связи с кончиной вашей матери.
— Вы знаете, отец вас помнит. И просит приехать на похороны — в четверг.
— Приехать? — В ее голосе была искренняя растерянность.
— Мама в последнее время часто повторяла папе, что вы были бы лучшей женой Майку. И ей очень досадно, что у вас не сложилось… — С неловким смешком Джим прибавил: — Маме хотелось внуков. А мы все разочаровали ее в этом отношении…
Джим был гомосексуалистом. А Спайк… Спайк был Спайк.
— Конечно, если вы откажетесь приехать, я вас пойму и осуждать не стану…
Но она без колебаний согласилась.
В ночь после этого звонка Минерва не могла заснуть. Не могла заснуть, потому что не могла мастурбировать. Не из каких-то моральных соображений. Просто не получалось. Пыталась снова и снова, однако экран на потолке, казалось, навсегда погас. Лезли в голову всякие воспоминания про реального Майка. И этот реальный Майк быстро вытеснял приятный во всех отношениях фантом, с которым она была вольна делать что угодно.
Минерва выбралась из постели, пошла на кухню, налила себе стакан дешевого белого вина. Внутри всё вибрировало от злости и досады. Опять этот сукин сын кинул ее. Развернулся и ушел, оставил ее с пустыми руками.
На следующую ночь повторилось то же самое. И на следующую. В ночь перед похоронами Минерва хотела принять снотворное, но передумала. Весь следующий день она будет заторможенной, наполовину невменяемой. Еще подумают, не дай Бог, что она обколотая. Ее пальцы долго и бесполезно теребили клитор. Незваные картинки прошлого ломали весь кайф.
Когда Майк переехал к ней, она жила по другую сторону реки. Тесная однокомнатная квартирка в Финсбери-парк — зато удобно, в двух шагах от его родителей. Своего дома у Майка прежде не было: ночевал по друзьям или у подружек. Когда везде случался облом, приходилось ночевать у родителей, в одной комнате с младшим братом. Не самый лучший расклад для рок-музыканта. Впрочем, тогда он величал себя рок-музыкантом без особых оснований.
— Привет. Меня зовут Майк. Я — рок-музыкант.
Так он начал разговор, подкатив к Минерве в баре.
Ее подруга с энтузиазмом заулыбалась.
— Класс! А в какой группе играешь?
Сама Минерва только губы поджала. Но именно ее пытался клеить этот «рок-музыкант». У него было диковинно симметричное лицо. Идеальные пропорции. Как у красавца с иллюстрации к слащавому рассказу в журнале для девочек-подростков. «Он на тебя явно запал!» — сказала ей позже подруга. В ее голосе звучали зависть и обида. На это Минерва отозвалась сухо: «У него разделенная любовь с самим собой. Я ему до одного места».
И тем не менее они стали встречаться. Уже через две недели Майк перевез свои пожитки — гитару да старенький чемодан — в ее квартирку, и они зажили на пару.
Она помнила ту комнатку до мелочей. Надбитая раковина умывальника, исцарапанный гардероб, электрическая плитка на комоде, большущий камин, в котором они зимой и летом холодили молоко… Но самым важным в комнате была широкая кровать — полигон для занятий сексом. Матрац пропах потом и спермой. Трахались они на все лады и с неослабевающим энтузиазмом. Наркотики пошли потом — идея Майка. До него Минерва, больничный работник, не воспринимала их как способ развлечения. Именно Майк открыл ей глаза.
Однажды ночью, вернувшись после дежурства, она застала дома целую ватагу незнакомых ей парней. Они слушали какую-то паршиво записанную кассету.
— Мини, любовь моя, — провозгласил Майк, — знакомься, моя группа. Мы называемся «Спайк». А то, что ты слышишь, наш первый сингл. Будущий хит!
Через несколько дней Майк обрил голову наголо и стал величать себя Спайком. Отпетый эгоист, он даже не замечал, какую ношу взвалила на себя его подружка. В ближайшие полгода она, продолжая вкалывать в больнице, тащила группу на себе — оплачивала репетиционные помещения, договаривалась об их концертах во второразрядных пабах по всему Лондону, а потом сидела в уголке очередного грязного и вонючего заведения и слушала, как они выступают. Она же поначалу организовывала подружек для пополнения публики.
Впрочем, довольно скоро необходимость в этом отпала. Девицы сходились на концерты толпами, группа быстро обрастала фанатками. Минерва внешне никак не проявляла свою ревность и вопросов не задавала. Спайк сам однажды завел разговор на эту тему: мол, все эти бабенки — шелуха, просто помогает раскрутиться и способствует продаже записей. Ты моя единственная. Одной тебе я принадлежу.
Они лежали голые в постели. Было утро, она только что вернулась после ночного дежурства. Спайк взял ручку и склонился над животом Минервы.
— Прекрати, щекотно! — закричала она.
— Терпи. Я даю тебе автограф.
«Сп…» успел он написать. На «а» он уже вошел в нее, ручка полетела в сторону.
Потом группе предложили турне по Америке. За гроши, по занюханным городкам. Но — Америка!
Минерва засобиралась в дорогу, однако Спайк смущенно остановил ее. «Было бы чудесно поехать вместе в Америку… Да только ты сама подумай, что это будет за жизнь для тебя! В тесном фургончике или в одной гостиничной комнате с кучей мужиков. Переезды, переезды, нервотрепка… В следующий раз, когда условия будут более человеческие, я тебя непременно возьму с собой». Однако и в следующий раз она осталась в Лондоне — «извини, ребята договорились не брать подружек». Третье турне было классом выше — почти три месяца и не по всяким дырам. Конечно, он опять не взял ее с собой. Зато в середине гастролей она уломала его, и он позволил ей прилететь на несколько дней в Лос-Анджелес.
С собой Минерва, трясясь перед таможней, везла целую сумку разных наркотиков — украденных или полученных по фальшивым рецептам. Спайк заказал их списком. В номере отеля он уже через две минуты завалил ее на постель. Но трахался торопливо — спешил пролистать привезенные ею музыкальные журналы. Пишут ли про них и что именно?
Дальше хуже. У кромки бассейна выяснилось, что она убого-белая на фоне местных загорелых красавиц. И вообще она была тут какая-то лишняя, и окружающие плохо скрывали, что она тут лишняя. А в самолете на обратном пути у нее вдруг нестерпимо зажгло и зачесалось между ногами. Впрочем, ничего ужасного. Банальный триппер. В наше время лечится быстро…
Пальцы Минервы давно замерли на клиторе. Безнадега. Она тупо смотрела в потолок. И вдруг ни с того ни с сего там вспыхнул, как встарь, экран. И она увидела Спайка, голого, возбужденного, с членом чуть ли не вдвое больше обычного. Руки и ноги Спайка привязаны чулками к стойкам кровати. Мысленно Минерва склонилась над ним. И кончила в несколько секунд.
Еще через несколько секунд она спала как убитая.
Когда наутро Минерва проснулась, даже на улице распогодилось. Серые дома за окном глядели весело через грязное стекло. Кот запрыгнул ей на грудь. Она чмокнула его в нос. Кот сердито фыркнул и вырвался. По дороге из спальни и в кухне, готовя завтрак, Минерва бодро насвистывала. Никогда прежде она не насвистывала по утрам. Было ощущение, что она легла спать в холодный злой декабрь, а проснулась в ласковый теплый апрель.
Заупокойная служба начиналась в час дня. Поэтому Минерва приняла душ и без спешки выбрала, что надеть. Голой она задержалась у зеркала и увидела себя новыми глазами, словно со стороны. Для сорока лет очень даже ничего. Немного жирка на боках. Ну и щиколотки раздуты — это оттого, что она днями на ногах. Волосы густые, живые и длинные, приятно каштановые — хорошо подкрашены.
Одевшись — строгая белая блузка, строгая черная юбка до колен, прозрачные темные колготы, — она опять залюбовалась собой в зеркале и сказала коту:
— Прямо как школьница! Спайк ведь любит девочек… Или нет, я так больше похожа на горничную в отеле. Хотя Спайк, конечно, и горничными не брезгает, но… не пойдет.