Голубой берег

Задыхаясь от слюны и бешенства, старик вынул нож и ударил собаку. Сука пошатнулась, но голубя не выпустила.

Но тут новое явление отвлекло внимание старика и Джалиля. По тропинке от кибитки к ним бежали три человека. Первый размахивал длинной палкой. К своему удивлению, Джалиль узнал в нем дервиша из Кашка-су «Палку Моисея». Только сейчас он не прыгал и не кривлялся, был по всей видимости нормален, только громко кричал что-то. Очевидно, волнение заставило его забыть присутствие постороннего — Джалиля Гоша.

— Они вышли из Дуваны! — крикнул он старику подбегая.

Но тут; заметив Джалили, он отвел старика в сторону и начал ему что-то энергично шептать и размахивать руками, указывая на Голубой берег. «Домулла… пшеница», — услышал только Джалиль.

Очевидно, это было что-то важное, так как скупой старик даже позабыл о собаке, и она стала спокойно пожирать голубей. Ни слова не говоря, все пришедшие и старик бросились к озеру, обогнули его, взбежали на холм и, дойдя до окал, начали подниматься на… Шайтан-гору. Это окончательно поразило Джалиля: мошенники-дервиши, больше всех болтающие о святой пещере, о наказаниях, сами пошли как ни в чем не бывало на запретную гору!..

Первое время Джалиль был возмущен только этим и не обратил внимания даже на грохот. Это с горы начали падать камни на тропинку Голубого берега. Джалиль прислушался. Странное поведение старика, появление дервиша, его слова подсказали ему догадку: это, наверное, караван агронома Кара-Тушу и Карабека идет сейчас внизу. И тут вдруг он все понял: Сарыбай и дервиши… сбрасывали камни на проходящих внизу путников.

Джалиль вскочил. Ему было известно отлогое ущелье, ведущее напрямик к Голубому берегу. Спотыкаясь и шлепая сапогами по воде ручья, он побежал вниз…

Так мы встретили его внизу, у выхода из расщелины. Когда он прибежал вниз, камни по обе стороны от расщелины продолжали еще падать.

— Идем сюда, — сказал Джалиль. — Налево и направо на тропе камни убьют. Если пойдешь, сильнее будут падать. Один выход наверх — здесь…

Торопясь и скользя, мы ползли за ним наверх и вскоре без особого труда выбрались к кибитке старика Сарыбая.

— Отдыхай тут, — оказал Джалиль. — Потом — в Дувану. Там домулла сегодня праздник делает. Лепешки дарит. Ядовитые станут хорошими.

— Лепешки?!

Теперь мне все было понятно: вот зачем обман Шамши и Джоддывая; лепешки будут есть как безвредные; но ведь мы снова подменили зерно протравленным, и все отравятся!

— Скорее туда! — закричал я.

Но путь пo горам теперь был далек: в Дувану мы не могли добраться раньше вечера.

ЧУДО В ДУВАНЕ

Убегая от Голубого берега, наши караванщики не потеряли ни одного животного. Но это возвращение походило на скачку с препятствиями.

Все население кишлака выбежало смотреть.

— Дувана! — кричали они. — Сумасшедшие! Вас аллах наказал! Покайтесь!

— Сами вы Дувана! — огрызался Асан, сверкая глазами из-под нависших бровей. — Не даром и название кишлака такое. Вы и есть большие сумасшедшие.

Перепуганный Шамши молчал.

Больше всех кричали и лезли в драку с Азимом и Асаном наши пьяные караванщики, благословляя аллаха, что он наказал неверного Карабека, Сабиру и начальника.

Караванщики хотели сейчас же увести своих лошадей, но Асан взвел курки и клялся, что застрелит первого, кто тронет лошадь с зерном.

— Доедем до чайханы, сгрузим зерно, — говорил он, — и берите лошадей.

Зная Асана, толпа грозила ножами, но каравана не трогала.

Проезжая мимо председателя сельсовета, Азим потребован, чтобы ему помогли. Но председателя самого окружила толпа. Барон и Туюгуи требовали, чтобы Саид был арестован. Они теперь обнаглели, полагая, что я и Карабек погибли.

— Начальник делал преступления! — кричали они. — Саид ему помогал.

Чайханщик демонстративно не захотел пускать к себе Азима и Асана с караваном. Асан вынужден был искать другое помещение, но все отказывали. Зерно сгрузили прямо у дома председателя.

Караванщики, подав заявление о выходе из ТОЗа, забрали своих лошадей. Вскоре вновь пришли требовать уплаты за перевозку груза посевным зерном. Барон и Туюгун их поддерживали.

— Первого, кто возьмет хоть кило, — закричал Асан разозлившись, — застрелю, как собаку!

— Чего ты, дурак! — кричал из-за глиняного забора Барон. — Все равно начальник и Карабек подохли; что тебе: зерна жалко? Скажем, что камни унесли.

— Это — колхозное зерно! — закричал Асан. — Ты должен понимать, иди сюда, я поговорю с тобой как следует. Ты продался домулле.

— Домулла — святой, он сегодня снятое дело сделает! — закричал Барон. — А я мусульманин, я честный мусульманин, и ты получишь зерно, если ты сделаешь так, как я тебе говорю.

— Будь проклята твоя борода! — ответил Асан. — Ты торгуешь племянницей. Ты хотел отравить моего доса — Садыка. Я доберусь до тебя.

— Я мусульманин! — закричал Барон. — Я честный мусульманин, а Садык — кашгар, он браминам верит, я мусульманин. Я правоверный.

Домулла был доволен. Все шло так, как он распорядился. Часть зерна была перемолота, и из муки испекли лепешки, причем дервиши внимательно следили, чтобы никто не съел ни кусочка, а то еще откроется до освящения, что зерно не ядовитое.

Лепешки, завязанные в платки, лежали кучами здесь же, в мечети. Все было приготовлено для чуда.

Официально также все было готово. Были составлены в сельсовете акты о гибели первого каравана ишаков, о гибели начальника и Карабека. Председатель отказывался их подписывать. Барон заставлял его. И тут Шамши вдруг выступил очевидцем нашей гибели. С чувством он рассказывал, как я упал, как мне оторвало голову и даже как он хотел меня спасти. Под конец он заплакал…

Все это было настолько удачно, что домулла решил вывести чудо из рамок, предназначенных только для посвященных, и широко оповестить верующих мусульман.

Из чуда домулла думал извлечь несколько выгод: во-первых, он поднимет религиозное настроение в кишлаках, значительно упавшее в последнее время, во-вторых, докажет, что надо много жертвовать аллаху, переходя Голубой берег, и нельзя быть в пожертвованиях скупым: вот, неверные не хотели дать полмешка зерна и погибли. В том, что мы не вернемся, он, очевидно, тоже не сомневался. Торжествуя победу, он вызвал председателя сельсовета как неверующего убедиться в чуде. Настроение было такое, что Асана и Саида почти силой тоже привели к мечети.

Время шло уже к вечеру. Косые тени тополей уползали, все дальше извиваясь по земле, прокладывая темные дорожки.

Повеяло прохладой. Высоко на минарете кричал муэдзин.

Тысячная толпа стояла на коленях; как по команде, люди склоняли головы, касались лбами земли.

Асан, сидя на корточках в передних рядах, ощущал робость. Что-то похожее на страх закрадывалось в его сердце. Кто знал этих людей? Не разорвут ли его, если он выступит? Брови Асана подымались и опускались — так ставнями закрывают светящиеся окна, — может быть, сомнения закрались в его голову?..

— Аллах, аллах! — закричали дервиши. — Домулла, дай чудо! Дай чудо! — И когда этот гул и грохот разрослись до громоподобного рева, из мечети, что у мазара, вышел домулла.

— Аллах, — оказал он, — посылает вам, правоверные, свое благословение. Аллах подал знамение и сделает чудо. И сыны Магомета задохнутся от радости, и семь небес счастья раскроются над вами… Аллах очистит хлеб от яда, ядовитый хлеб. Вы своими глазами увидите, правоверные, что хлеб сейчас ядовит…

Из передних рядов толпы подвели собаку. Худая и тощая, с шерстью, торчащей клочьями, собака была перепугана, хвост поджала и согнулась дугой.

Вынесли связки платков с лепешками.

— Смотрите, правоверные, смотрите! — : кричали дервиши.

Один из них, помощник домуллы, крикнул: «Ба, ба, ба!» — собака жадно подняла морду и посмотрела нa него.