Страница 10 из 16
Доверительные монологи о женах перебивались рифмованными назидательными повестями, героями которых становились сами балаганные деды:
У вас есть, господа, часы? У меня есть. Два вершка пятнадцатого. Позвольте, господа, у вас проверить, Или мне аршином померить. Если мне мои часы заводить, Так надо за Нарвскую заставу выходить.Это был только зачин. Дальше завороженные слушатели становились свидетелями захватывающих приключений, ради которых собственно все и затевалось:
Был я тогда портным. Иголочка у меня язовенькая, Только без ушка — Выдержит ли башка? Как стегну, Так кафтан-шубу и сошью. Я и разбогател. У меня на Невском лавки свои: На правой стороне это не мое, А по левой вовсе чужие. Прежде я был купцом, Торговал кирпичом И остался ни при чем. Теперь я живу день в воде, день на дровах И камень в головах. А еще, ребята, что я вам скажу: Гулял я по Невскому пришпекту И ругнулся по русскому диалекту. Ан тут передо мной хожалый: В фортал, говорит, пожалуй. За что, я говорю?.. А не ругайся! — Вот за то и в часть отправляйся! Хорошо еще, что у меня в кармане рупь-целковый случился, Так я по дороге в фортал откупился. Так-то вот, ребята, на Невском проспекте Не растабаривайте на русском диалекте. Я по Невскому шел, Четвертака искал, да в чужом кармане рубль нашел, Едва и сам ушел. Потом иду да подумываю. Вдруг навернулся купец знакомый, Да не здоровый, Только очень толсторожий. Я спросил: дядюшка, в которой стороне деревня? А он мне сказал: у нас деревни нет, а все лес. А я к нему в карман и влез. Он меня взял да в баню и пригласил. А я от этого дела не раскусил: Я на даровщинку и сам не свой. Приходим мы в баню. Баня-то, баня — высокая, У ворот стоят два часовых в медныхшапках. Как я в баню-то вошел, да глазом-то окинул, То небо и увидел. Ни полка, ни потолка, Только скамейка одна. Есть полок, На котором черт орехи толок. Вот, голова, привели двое парильщиков, Да четверых держальщиков. Как положили меня, Дружка, не на лавочку, а на скамеечку, Как начали парить, с обеих сторон гладить. Вот тут я вертелся, вертелся, Насилу согрелся. Не сдержал, караул закричал. Банщик-то добрый, денег не просит, Охапками веники так и носит. Как я с этой бани сорвался. У ворот с часовым подрался.Богатые на коварную выдумку и щедрые на беззлобную шутку владельцы балаганов наперебой изощрялись друг перед другом. Доверчивые счастливчики, опережая один другого, протискивались внутрь ярко освещенной пустой палатки, вход в которую объявлялся бесплатным. Оглядывались вокруг, обшаривали глазами стены и, ничего не обнаружив, злые и раздраженные шли к выходу. И тут их встречал ухмыляющийся хозяин, над головой которого была прибита едва заметная вывеска: «Выход 10 копеек». Делать нечего — приходится платить, но признаться нетерпеливо ожидающим своей очереди в балаган в том, что ты остался в дураках, никто не решается. И очередь не убывает.
Яркая броская реклама другого парусинового балаганчика весело зазывает публику всего за алтын увидеть Зимний дворец в натуральную величину. А внутри балагана хитро улыбающийся хозяин откидывает пеструю тряпичную занавеску и показывает застывшей от изумления публике стоящий напротив балагана Зимний дворец. Подсознательное желание разгоряченной всеобщим весельем публики быть обманутой было так велико, что подобные стереотипные розыгрыши предлагались порою в нескольких балаганах, стоящих друг с другом рядом, одновременно. «Ах, обмануть меня не трудно. / Я сам обманываться рад». При особом желании можно было увидеть в натуральную величину и Александровскую колонну, и панораму Петербурга, и многое другое. Самым любопытным предлагалось даже «Путешествие вокруг света», которое совершалось вокруг обыкновенного дощатого стола с горящей свечой посередине.
В программу народных гуляний входили дешевые распродажи и розыгрыши всевозможных лотерей. Приглашения к лотереям отличались веселым, задиристым юмором с примесью обязательного петербургского колорита:
Будет разыгрываться Великим постом Под Воскресенским мостом, Где меня бабушка крестила, На всю зиму в прорубь опустила, Лед-то раздался, Я такой чудак и остался. Бурнус вороньего цвету, Передних половинок совсем нету. Взади есть мешок, Кисточки на вершок. Берестой наставлен, А зад-то на Невском проспекте за бутылку пива оставлен. Вот, ребята, разыгрывается у меня лотерея: Хвост да два филея, Чайник без ручки, без дна, Только крышка одна, — Настоящий китайский фарфор, Был выкинут на двор, А я подобрал, да так разумею, Что можно фарфор разыграть в лотерею, Часы на тринадцати камнях, Что возят на дровнях. А чтобы их заводить, Надо к Обуховскому мосту заходить. Ну, ребята, покупайте билеты — на цигарки годятся, А у меня в мошне пятаки зашевелятся.Но больше всего публики скапливалось вокруг знаменитых раёшников (от слова «раёк» — райское действо). Они стояли в разных местах площади со своими потешными панорамами, которые представляли собой небольшие деревянные ящики с двумя отверстиями, снабженные увеличительными стеклами и несложным устройством внутри. При помощи рукоятки раёшник неторопливо перематывал бумажную ленту с изображением разных городов, событий, портретами известных людей и сопровождал показ веселыми рифмованными шутками и присказками. Понятно, что Петербург в этом популярном среди простого народа представлении занимал далеко не последнее место. Представление начиналось с традиционного приглашения:
А вот и я, развеселый грешник, Великопостный потешник — Петербургский раёшник Со своей потешною панорамою: Верчу, поворачиваю, Публику обморачиваю, А себе пятачки заколачиваю. Здравия желаю, С Масленицей поздравляю; С выпивкой, закуской, С широкою русской, С разгулом великим, С восьмидневным веселием; С блинами, попойками, С ухарскими тройками; С пылом, с жаром, С хмельным угаром!.. Всех проздравляю, Гулять дозволяю!.. Пришел людей повидать, И себя показать; Покрутиться, покамборить, Ни в чем себя не неволить: Пущу свою картинку в ход, Потешить православный народ. Пришел к вам с Царицына лугу… Хотел ехать в Калугу, Да костоломки испужался Да в Дворянское собрание К охтинским ребятишкам и примчался… Машкарад, значит, почуял.