Страница 87 из 94
Ирод хорошо знал иудеев — терпения толпы хватило ненадолго. Сначала послышался глухой ропот, потом злые выкрики, и наконец толпа стала угрожающе надвигаться на солдат, в руках некоторых появились палки и камни. Именно этого и добивался Ирод. Губы его искривила презрительная ухмылка, он коротко взмахнул рукой, и отряд всадников, стоявший за решеткой дворца, горяча коней и подняв плети, поскакал на толпу. Нападение было неожиданным, народ бросился врассыпную, толкая и давя друг друга.
Когда Ироду доложили — уже вечером, — что весь город возбужден случившимся, а при разгоне толпы погибло восемь человек и много раненых, он удовлетворенно улыбнулся:
— Надеюсь, мой бесстрашный Пифолай останется доволен!
Не было никаких сомнений, что весть о взятии заложников и о кровавом избиении горожан уже к завтрашнему утру достигнет лагеря разбойников. И хотя Ирод сомневался, что Пифолай решится напасть на хорошо укрепленный город, он на всякий случай приказал удвоить охрану на стенах и накрепко запереть ворота.
«Преступников» поместили в тюрьму, находившуюся недалеко от дворца, а шпионы Ирода разбрелись по окрестным селениям. Через два дня Ироду доложили, что разбойники в количестве нескольких десятков всадников въехали в селение, расположенное в трех милях от Годары. По слухам, с ними был сам Пифолай, он расспрашивал жителей о судьбе «преступников», об Ироде и о находившемся в городе войске. Ирод понял, что час настал.
Поздно ночью половина его отряда — полторы тысячи человек — скрытно, небольшими группами покинула Годару, уйдя на север, к равнине, лежавшей перед гористой местностью, где располагался лагерь отряда Пифолая. За день до этого Ирод распустил слух, что «преступников» повезут в Антиохию, а потом и в Дамаск, на суд римского прокуратора. Ранним утром из ворот тюрьмы выехало несколько наглухо закрытых повозок, их сопровождал большой отряд — около двухсот всадников. Все говорило за то, что слух о переводе «преступников» в Антиохию оправдывается — закрытые повозки, усиленная охрана.
Повозки продвигались медленно — солнце было уже высоко, а караван еще виднелся со стен дворца. Ирод дал жителям время, чтобы предупредить разбойников. То, что те нападут и попытаются освободить «преступников», было для него очевидным, а потому никаких «преступников» в повозках не оказалось, но в них сидели его солдаты, больше двух сотен. Вместе с «охраной» это составляло отряд, который вполне мог противостоять разбойникам, по крайней мере надолго сковать противника в завязавшейся схватке. Те полторы тысячи воинов, что еще ночью скрытно покинули Годару, должны были напасть на разбойников со стороны горного массива, отрезав им путь к отступлению. Командиру этого отряда было дано указание задерживать и брать с собой всех, кто встретится им по пути, чтобы весть об их маневре не достигла разбойников. Ирод же во главе четырехсот всадников последует за караваном. Более семисот солдат были оставлены в Годаре для охраны города и поддержания порядка. Лишь только Ирод со своими всадниками покинул город, все ворота были заперты наглухо.
Он вел отряд, сдерживая своих солдат, рвавшихся вперед, и с еще большим трудом сдерживая самого себя. Он боялся не успеть, но еще больше боялся явиться раньше — если противник обнаружит его еще до того, как он нападет на караван, весь хитроумный план Ирода уже невозможно будет привести в действие.
День выдался жарким, безветренным, пыль от копыт поднималась высоко, глаза Ирода, неотрывно вглядывавшегося в даль, слезились от напряжения. Это было его первое настоящее дело, и он знал, что от его успеха или поражения зависит будущее. Впервые ни рядом, ни за спиной не было отца, и по тому, как все сложится сегодня, станут судить, чего же он стоит, этот Ирод, без Антипатра.
…Как это часто бывает, то, чего слишком напряженно ждешь, приходит внезапно. Один из командиров Ирода, поравнявшись с ним и указывая рукой вперед, тревожно выговорил:
— Слышишь?
Ирод вздрогнул, сначала недоуменно посмотрел в лицо командира и лишь затем туда, куда тот указывал. Он ничего не увидел: дорога шла чуть в гору, расплываясь в слезном тумане. Ирод вытер ладонью глаза и тут же, словно слезы не только заливали глаза, но и закладывали уши, услышал столь знакомый шум битвы — лязг, крики, топот. Забыв отдать команду, Ирод вонзил шпоры в бока своего коня, и тот в несколько прыжков вынес его на вершину холма. Внизу открылась равнина — овальная чаша, с двух сторон как бы поддерживаемая горами. В полумиле от того места, где остановился Ирод, шла битва. Повозки были разбросаны по равнине, некоторые перевернуты. Тесно сгрудившись на небольшом отрезке земли, в тучах пыли билось, судя по всему, не менее тысячи воинов. Впрочем, сверху они казались просто небольшой толпой.
Ирод поднял руку и оглянулся, намереваясь отдать приказ об атаке, но стена его всадников, как большая волна, накатила на него и, не останавливаясь, сбежала с холма. Ирод крикнул, но крик его потонул в топоте копыт и воинственном реве бросившихся в атаку всадников. Конь Ирода, увлекаемый другими, поскакал вниз размашистым галопом.
Атака отряда Ирода оказалась неожиданной для противника. Не выдержав удара, разбойники повернули коней и поскакали в сторону гор. Воины Ирода бросились следом. Ирод оказался в хвосте отряда, видел лишь спины своих воинов и не видел противника. Придержав коня, он направил его чуть в сторону, вложив меч в ножны, натянул поводья и, распрямив спину, замер. Так, по его мнению, должен был вести себя полководец, наблюдающий за ходом битвы. Правда, кроме клубов пыли, он ничего не видел, но этого нельзя было обнаружить, и он смотрел перед собой гордым и надменным взглядом. Вскоре к нему подъехал всадник, посланный одним из его командиров. Задыхаясь от скачки, с разгоряченным лицом и блестящими глазами, он доложил, что отряд разбойников попал в засаду, перебит почти полностью, их атаман пленен и лишь горстке всадников удалось прорваться в горы, их преследует часть ранее высланного отряда. Выслушав донесение и ничем не выдав распиравшую его радость, Ирод равнодушно кивнул и, повернув коня, шагом, держась все так же прямо, поехал к стоявшим на дороге повозкам.
Потери Ирода составили двадцать восемь человек убитыми и четыре десятка раненными. Отряд разбойников был уничтожен, в плен взяли не больше двадцати человек, раненых по приказу Ирода добили на месте. Ирод сидел на передке одной из повозок, когда к нему подвели Пифолая. Вид его был страшен: полголовы рассекал глубокий рубец, правый глаз вытек, всклокоченная борода вся была в кровавых сосульках. Он едва держался на ногах, покачивался из стороны в сторону, но его здоровый глаз, казалось, желал прожечь Ирода гневом и презрением.
— Рад видеть тебя, доблестный Пифолай! — с довольной усмешкой произнес Ирод, не испытывая ни капли жалости к поверженному и униженному врагу. Он не чувствовал даже гнева, а одно лишь удовольствие — особое, тонкое, еще незнакомое и потому очень приятное. Оно было похоже на сочный заморский плод. Хотелось отрывать его по маленькому кусочку и долго, со вкусом перекатывать языком по рту. Нет, гнева не было, не было даже неприязни, можно было сказать, что Ирод глядел на Пифолая с любовью.
Пифолай смотрел на него своим единственным глазом, блестевшим гневом и казавшимся непомерно большим. Он не ответил Ироду, и тот, переждав, проговорил:
— Скажи мне, благородный Пифолай, чего бы тебе больше хотелось: чтобы я отправил тебя в Иерусалим, к первосвященнику Гиркану, или в Антиохию, к римскому прокуратору? — Ирод улыбнулся и снова, переждав несколько мгновений, продолжил, при этом его улыбка из приветливой превратилась в нежную: — Ты молчишь, Пифолай, тебе трудно решить, куда ты хочешь быть отправленным. Я вижу, тебе трудно говорить. Не утруждайся, побереги силы, я скажу за тебя. Я не отправлю тебя ни в Иерусалим, ни в Антиохию, я оставлю тебя при себе. Поверь, мне так трудно расстаться с тобой.
При последних словах губы Пифолая дрогнули, пожевав ими, он попытался плюнуть в лицо Ирода, тряхнув головой. Но плевка не получилось, а с разбитых губ на подбородок потекла розовая пена.