Принуждение к Игре

– Мда, политика, – вздохнул я, – а почему конфликт называется гоблоэльфийский, ведь первыми свой отряд прислали гремлины.

– Так ведь гремлины это ветвь гоблинов, так же как гномы ветвь дварфов, – удивился моему вопросу Ментиш. Песня в доме закончилась, и за дверью послышались какие‑то шорохи.

– Ну все, – сказал я вставая, – сейчас узнаем, что я со своим лечением накуролесил.

– Да не напрягайся, – гоблин встал рядом со мной, – я даже рад.

– Чему? – удивился я.

– Что дед со старым другом встретился. Даже если они сейчас полгорода разнесут, и меня с ним из города выгонят – у него будут добрые воспоминая об этом дне.

– Значит, в изгнание отправимся все вместе, – интересно, а куда выгонят меня, с моим обязательным пребыванием в городе, или в ассенизаторы переведут?

И тут дверь открылась и нашим глазам предстала изумляющая картина. Пациент и доктор, может и были слегка пьяны, но это совершенно не бросалось в глаза. В глаза бросалось другое, даже не бросалось, а застилало взор – они преобразились, куда делась их старческая немощь? Это были два воина, да заслуженных ветерана.

На Йогеле был доспех, стоящий из идущих внахлест стальных полос, я что‑то похожее видел в музее японского оружия, хотя в Казанском краеведческом тоже аналогичный был – татарский, разницы никакой. На голове открытый шлем без забрала или личины, с двумя голубыми полумесяцами вместо рогов. Все металлические поверхности были то ли покрыты, то ли покрашены, но создавалось впечатление, что доспех из золота. Предплечья украшали банты, по четыре на каждую руку, а на груди, хитро переплетенные между, собой ленты, навскидку штук восемь, хотя может и больше – подозреваю, что и банты и ленты означают какие‑то награды. В правой руке было копье, заменившее клюку, хотя для обычного человека это не копье, а сулица, но с его ростом это копье. Хотя неправильно называть, то что было в руках у Йогиля копьем, кажется это называется алебарда: длинный, сантиметров тридцать шип, с одной стороны от которого на сантиметров десять‑пятнадцать ниже располагался вытянутый полумесяц секиры, а с другой крюк, как у пожарного багра. Если заменить Йогиля на медведя – получится герб Ярославля. Древко этого оружия было голубое с золотыми прожилками, в пол его гремлин упирал четырехгранным наконечником и все стальные части оружия были позолочены с тем же оттенком, что и доспех. За спиной у мастера висело четыре коротких меча: два рукоятями вниз два вверх, и что интересно рукояти были обтянуты кожей, имевшей тот же цвет что и древко, ну пусть будет алебарды.

Самым же не обычным был пояс. Широкий, из голубой кожи, такой же что и на рукоятях мечей, и большой пряжкой на которой был изображен сам Йогиль. Ну не совсем Йогиль, но кто‑то очень на него похожий, или это Йогиль похож на изображенного на пряжке ремня? С серьгой в ухе и с какой‑то безумно‑бесшабашной улыбкой на лице.

Странный у мастера комплект вооружения двуручка и четыре меча, странно. Стоп! он же четырехрукий, как и я. Вот у кого мне нужно брать уроки боя, а не скрести по сусекам, по разным учителям.

Ментеру выглядел не менее импозантно, чем Йогиль. На нем была начищенная до блеска кольчуга, так же украшенная перевитыми лентами. Бантов не было, зато на каждом плече было по два крыла – параллельно линии плеч шли слегка расправленные белые лебединые, а над ними под сорок пять градусов черные как смоль крылья ворона. Голову шамана украшал головной убор из перьев, перья спускались до середины спины, я такое только в фильмах про индейцев у вождей, когда они трубку мира раскуривают. И это было не просто украшение, под всем этим великолепием скрывался шлем, о том, что шлем не простой говорила закрывающая нос покрытая белой глазурью стрелка. А нос‑то у гоблина не маленький и эта стрелка идущая не вертикально вниз, а под углом, создавала эффект клюва. И этот эффект усиливался двумя черными отполированными камнями, стилизованными под птичьи глаза.

На левую руку как щит был одет бубен, обтянутый яркозеленной чешуйчатой кожей, и что‑то мне говорит, что это не змея, а скорее всего дракон, либо виверна. А о том, что это все‑таки бубен, а не щит, хотя на такой бубен, из такой‑то кожи, можно спокойно удары принимать, что ему будет‑то? – свидетельствовали три лисьих хвоста: классически рыжий, черно‑бурый и белый, а так же украшения из перьев. На правой руке Ментеру на ременной петле висела колотушка, или булава? Ну для такого бубна это колотушка, а если кому в голову то и булава. Рукоять колотушки была отделана малахитом, в тон коже на бубне. Било колотушки было сделано из черного мрамора, а может это гранит? Хотя это может быть другой камень, я в геологии не силен, но отполирован, так что в него глядя бриться можно. Вторая колотушка, близнец первой, только с билом белого цвета, висела справа на поясе, рядом с пустой петлей – видимо для той, что в руках, зачем их две?

Пояс на шамане был из яркозеленой кожи, такой же, как на бубне, с пряжкой на пол живота, украшенной белоголовым орланом с распростертыми крыльями распахнутым клювом и растопыренными когтями. Весь орлан был покрыт эмалью, и птица выглядела как живая. С левой стороны, от пряжки, в специальных петлях висели два ножа с рукоятями из того же малахита, что и рукоять колотушек, и лезвиями из черного обсидиана.

Снаряжение обоих ветеранов производило впечатление завершенности, целостности, подозреваю, что на обоих были какие‑то умопомрачительные сеты. Хорошо, что на улице не было других игроков, кроме меня, и никто эти полные сеты не видит, а то у гремлина с гоблином могли возникнуть проблемы. Как оказалось, я ошибся в своем предположении, и ошибся не единожды.

И вот эти мужи, назвать их иначе язык не поворачивается, предстали перед нами в лучах заходящего солнца, под гитарный акампанемет, чего‑то тревожно‑героического – эффект сногсшибательный. Даже трудно представить, что они пару часов назад выглядели по‑другому, это были полубоги.

Кстати я не угадал – в доме играл не Йогиль и не Ментеру. За ними на крильцо спустился какой‑то дух, явно женского пола, за сегодняшний день я столько духов перевидал, что уже легко их определяю, с гитарой в руках. Хорошо, наверное, быть шаманом, особенно таким сильным как Ментеру. Шаман, не к месту подумал я, это как дед в армии – духи все за тебя делают.

– Так капрал. Нам нужно взять языка, точнее двух, точнее двух язы'чек, – стоило Йогилю заговорить и иллюзия распалась. Передо мной были те же Йогиль и Ментеру, пусть в новом обличии, пусть овеянные славой и мощью, но такие родные, – и допросить! Без пристрастия, но с изощренностью.

– Будсделн! – ответил Ментеру, по‑хитрому стукнул два раза в свой бубен и перед ним по стойке смирно возникло два духа воздуха, отличавшиеся от элементаля бесплотностью. Их присутствие угадывалась по легким завихрениям песка и не большому мареву. Выслушав гортанный приказ шамана духи улетели, а взгляд Ментеру остановился на Ментише.

– О! Внучек с другом! – улыбнулся шаман, – Йогиль! Ты же знаком с моим внуком Ментишем?

– Знаком, мжду прочем его друг мой учник! – о как, оказывается я уже ученик Йогиля. А я не знал, главное чтобы он до завтра об этом не забыл – сейчас из него учитель, как из меня балерина, – а к твому внуку, – насупился гремлин, – и у мня, есть отегчяющий вопрос!

– Почему, – шип алебарды уставился Ментишу в переносицу, – не сбщил, мелкий паршивц, ме шо… – тут Йогиля слегка качнуло, и шип алебарды устремился Ментишу прямо в глаз.

Ментиша спасло чудо, чудо в лице его собственного деда. Не знаю как, но старый шаман успел среагировать и его бубен снизу подбил алебарду гремлина и шип только оцарапал лоб, на лбу моего друга появилась кровь, – Ты что творишь старый хрыч?! Внука без глаза хочешь? Пусть у него беда с талантом, но это моя кровь! – и шаман встал между Йогилем и внуком, прикрывший бубном, как шитом.

– Пдожди! – Йогиль не смотрел ни на Ментиша, на Ментеру, он смотрел на шип своей алебарды, – пбратим, а ты в курсе что на нем прклятье? Млелкое, но пртивное?