Шарлотт-стрит

— Интересно; видимо, цель ее поездок находится где-то неподалеку. Метро тут рядом. Так что можно утверждать, что она работает и живет где-то здесь. Если, конечно, она не направлялась по вызову, к клиенту.

— Она не проститутка. И тем более не дорожный полицейский.

— Хотя это бы объяснило потребность в фотоаппарате. Если она полицейский, я хочу сказать. Они сейчас делают снимки нарушителей.

— Не одноразовыми же. И на ней была бы фуражка.

Мы оба обратили свои взоры на улицу.

Но она там не просматривалась. Было десять минут седьмого, но она все еще не появлялась. Дэв посмотрел на меня, поджал губы и принялся раскачиваться на каблуках.

Я опять почувствовал себя не в своей тарелке. Все мои оправдания просто не выдерживали какой бы то ни было критики. Да, нашу затею окутывал флер «развлечения», но он таял на глазах. Дэв поцокал языком и фыркнул.

Что мы творим.

— Слушай, пойдем отсюда, — предложил я.

— Ты шутишь, — возразил Дэв, — посмотрел бы я, как ты скажешь это ей.

Я понял, что мне это окончательно перестало нравиться.

— Нет, мне правда не по себе. Пойдем домой. Поиграем в «Золотой глаз» или в футбол.

Обычно этот прием срабатывал.

— Подождем, — уперся Дэв.

Мы постояли еще немного, молча глядя на Шарлотт-стрит.

Она так и не появилась.

Разумеется.

Я встречал ее два дня подряд. Это еще не значит, что она посещает эти места регулярно. Мы стояли на улице вместе с другими посетителями, и Дэв скручивал себе сигарету. Солнце опускалось за силуэты домов, и его последние лучи окрашивали улицу теплым янтарным цветом.

В половине восьмого или, может быть, в семь тридцать пять мы поняли, что исчерпали все возможные темы для разговора.

— Ну что, по последней? — поинтересовался Дэв.

И я ответил:

— Не здесь.

Мы пошли по Шарлотт-стрит в направлении метро. Когда мы поравнялись со «Снеппи-снепс», Дэв неожиданно остановил меня.

— Наверное, тебе тяжело, — осторожно проговорил он, коснувшись моей руки. — Из-за всего этого, с Сарой.

Я скорчил гримасу и сказал:

— Нет, ради Бога, не начинай! Я хочу сказать, что это как-то уж слишком круто, когда все вот так, как гром с ясного неба. Но ты сам знаешь, как у нас обстояли дела, и… Эй, ты что делаешь?

Его рука дернулась, и я понял, что он вытащил что-то из моего кармана.

Фотоаппарат оказался у него в руках.

— Если ты сможешь на пару секунд прекратить свои разглагольствования о Саре, давай зайдем, — предложил он. — Через полчаса они закроются.

Он быстро направился ко входу в «Снеппи-снепс», открыл дверь и зашел внутрь.

Глава 4, или

Лондон, удача и любовь

Проявку Дэв решил доверить «Суперэкспресс», а это означало, что данная операция будет завершена только через сутки, хотя в наши дни разве что полет до Луны, занявший то же время, можно назвать суперэкспрессом.

— Встретимся здесь завтра вечером, — объявил он, когда мы вышли на улицу. Честно говоря, это заявление выглядело излишним, поскольку мы скорее всего придем сюда вместе.

Я знаю, что вы думаете. Вы считаете, что нам не стоило этого делать. Подобные действия похожи на бесцеремонное вторжение в личную жизнь. Вправе ли мы проявлять фотографии этой совершенно незнакомой нам девушки? Кто знает, кто может на них оказаться? И чем этот кто-то там занимается…

Вопрос не праздный.

Тем не менее Дэв пытался меня успокоить, утверждая, что она все равно не узнает о наших манипуляциях с фотоаппаратом. А если и узнает, то только потому, что эти фотографии привели нас — точнее, меня — к ней.

Не знаю, как он себе это представлял. У него самого никогда не было фотоаппарата. Может быть, он думает, что люди имеют обыкновение фотографировать самих себя с собственным адресом в руках. Может быть, он думает, что все любят фотографироваться на фоне табличек с названием улицы, указывая на свой дом, на случай если кто-то найдет их фотоаппарат и решит зайти. И даже если там действительно есть такой снимок… Что дальше?

Я зайду к ней, так? Я постучу в дверь и скажу: «Привет! Мы с другом напечатали ваши личные фотографии, а потом тщательно их изучили, благодаря чему вы, собственно, и имеете возможность видеть нас!» Думаю, после этого она в жизни не станет фотографироваться.

— Когда ты успел стать святым? — поинтересовался Дэв.

— Я не святой. Просто это как-то…

— Что? Тебе неинтересно? Ты предпочел бы не знать, что там?

— Понимаешь… Это как-то жутко…

Дэв нажал кнопку на брелке, раздался электронный джингл «Восстань из мертвых!».

— Это-то тут при чем? — спросил я.

— Я хочу сказать, перестань думать о том, что случилось. Извини, я думал, что брелок произведет на тебя большее впечатление. В любом случае кто узнает? Никто же не просит тебя писать об этом в газету. Мы можем заговорщицки переглядываться и отшучиваться от тех, кто будет задавать лишние вопросы. Кроме того, это же одноразовая камера — снимки скорее всего окажутся размытыми и неудачными. Возможно, она одна из тех странных студенточек, что любят фотографировать голубей и потерянные перчатки, так чтобы и те и другие венчали собой заборы, а потом дают этим фотографиям пафосные названия вроде «Видимость правдоподобия» или «Разум сам указывает себе путь».

Я кивнул. Дэв прав. Нельзя исключать возможность того, что она полная идиотка. Но я был уверен, что это не так. И хотел относиться к ней с уважением. Звучит странно и бредово, но у меня было чувство, будто я что-то ей должен. Она ведь, строго говоря, не незнакомка: она мне улыбнулась.

Дело в том, что я уже чувствовал себя подобным образом. В школе — уж это точно. В колледже тоже, может быть. В любом случае пару раз в жизни меня посещала мысль о том, что я кому-то нравлюсь, и я давал ей волю.

В школе была девочка по имени Эмили Пай. Симпатичная, на год младше меня. Однажды мы столкнулись у школьных ворот, и она улыбнулась мне. Во всяком случае, мне так показалось. Теперь я понимаю, что она просто улыбалась в тот момент, когда мы встретились, и думать не думала обо мне. Тем не менее наши взгляды пересеклись, и она тут же отвела глаза.

Но весь остаток дня я не мог не думать об этой улыбке. И остаток недели. И остаток школьного семестра. Эмили Пай улыбнулась мне! Это значит… я ей нравлюсь.

Неожиданно из симпатичной девочки на год младше она превратилась в девушку моей мечты, с которой я хотел связать всю свою жизнь. Она мой идеал — и я ей нравлюсь. О, Эмили Пай, какой счастливой будет наша с тобой жизнь. Мы отправимся в путешествие, а потом у нас будет гостиная, наполненная солнечным светом, с книжными шкафами вдоль стен. А еще мы обзаведемся небольшой квартиркой в Нью-Йорке или Париже, в случае если у нас родится ребенок и не будет достаточно бонусных миль, чтобы летать бизнес-классом. Я преуспею в своей работе, и ты тоже, я ведь придерживаюсь достаточно современных взглядов и буду поощрять твои карьеристские устремления. А когда станем старше и ты начнешь носить очки с прямоугольными стеклами и длиннополые кардиганы, мы все еще будем держаться за руки, гулять в парке и брать с собой еду навынос, так как то, что мы уже не молоды, не означает отсутствие стильности.

Она была на год младше меня — все знают, что это идеальная разница. Любой факт, любую мелочь я старался уложить в общую картину, дабы доказать себе, что это судьба. Все, о чем я мечтал, — это случайно встретиться с ней. Я прогуливал уроки в надежде, что она делает то же самое и мы можем столкнуться в школьном коридоре. Я в зеркальных очках катался на велосипеде около ее дома и представлял, как спасаю ребенка или останавливаю преступника, просто чтобы привлечь ее внимание. Из девочки, никогда не занимавшей мои думы, Эмили Пай превратилась в ту, о ком я не мог не думать, только потому, что она внезапно стала ассоциироваться с прекрасной незнакомкой. Она заметила меня. Что-то было в ее улыбке. Я был в двух шагах от цели!